– Ну, может, мистер Янсен и не такой всемогущий? Или просто не все из нас достойны.
– Я думаю, что это баланс, – вдруг сказал Тимо.
Он зашевелился и встал с кровати, обдав Соль холодным воздухом. Та поежилась и, зашторив окно поплотнее, натянула на плечи одеяло.
– Если бы в Санди не осталось скур, то не осталось бы и верующих. Ушли бы волнения. Прекратились бы бунты. Люди перестали бы испытывать ненависть и быть такими уязвимыми.
Тимо подошел к Эбель и сел в шкаф, который она открыла, чтобы достать кофту. Он говорил серьезно, будто сам был тем, кто и сохранял этот баланс.
– Толпа одержима страхом, а значит, – продолжал Тимо, – толпой можно легко управлять. Наш мэр и все его шестерки прекрасно это понимают. Вот он и сидит на двух стульях.
Эбель хотела спросить у него, откуда же все это знает он сам, но подумала, что Соль не поймет вопроса, который она задает шкафу. Да и было ясно как день: Хиггинс испортил жизнь всем исключительным. И Тимо явно был в их числе.
Застегнув кофту с белой вышивкой на груди, Эбель последний раз посмотрела в зеркало и подошла к двери. Идти на допрос не хотелось, но он проходил в кабинете шифрологии и под присмотром мистера Кэруэла, а значит, за всю эту неделю у Эбель наконец-то появился шанс нормально пообщаться с профессором и обсудить последний найденный шифр.
– Будь осторожна, – кинула подруге напоследок Соль. – И когда придешь, не шуми. Я хочу видеть сон про любимого Хенджина и не просыпаться оттого, что ты громко топаешь и хлопаешь дверью.
– Я буду ждать тебя тут, в шкафу, – сказал Тимо, сидя за закрытыми дверьми на горе одежды Эбель.
И, улыбнувшись, она вышла из комнаты в пустой коридор, где стояла только мисс Моретти.
Безлюдная академия пугала. Она стала казаться гигантской средневековой крепостью, в подвале которой мучают заключенных. И вой ветра ненароком стал напоминать их предсмертные крики. Эхо шагов стало громче. Воздух холоднее. Лики святых с витражей в главном зале косились с еще большим осуждением и, будто копируя священника, закатывали глаза, стоило скуре пройти мимо. Коридоры собора пропахли ладаном. Он дымил в лампадах, расставленных по углам, и отпугивал не только исключительных, но и пауков, которые уползали, бросив свою паутину.
Смертельную тишину нарушало пение отца Робинса. Еще он выслушивал исповеди в будке, которую успел посетить практически каждый студент. Кроме Эбель. Она все никак не могла найти силы не только чтобы открыться чужаку, но и признаться самой себе: в смерти отца виновата она. А может, и в смерти Ребекки, Эрика и Датча Пирсона.
Ведь все началось тогда, когда она поднялась из могилы.
– Не бойся, – вдруг сказала мисс Моретти, когда они подошли к кабинету шифрологии.
– Да я не…
– Мистер Янсен не такой страшный, как тебе кажется.
– Да мне вообще не…
– Просто ответь на его вопросы, и он отпустит тебя. Мистер Кэруэл проводит тебя до спального крыла.
Кажется, мисс Моретти все еще никак не могла оправиться после смерти студентов. Она любила каждого из них, даже несмотря на то, что те пропускали ее пары.
– Иди, – открыла она дверь в кабинет и нежно подтолкнула Эбель вперед.
В нос сразу ударил запах свежей краски, которой был покрыт деревянный пол. Бруна кивнула Кэруэлу, тот нежно улыбнулся, увидев ее, и, переведя взгляд на Эбель, улыбнулся и ей. Он встал из-за своего стола и, подойдя, осторожно коснулся ее спины.
У окна стоял мистер Янсен. Он рассматривал что-то на улице: кажется, птиц, летающих у дуба на кладбище.
– Ты как? – прошептал Джосайя.
Но Эбель не успела ответить ему.
– Со студентами могу говорить только я, – голос мистера Янсена будто хреново обработали в аудиоредакторе и накинули всевозможные шумы, помехи и другие ужасающие эффекты.
Джосайя проводил Эбель до стула, словно она сама не могла до него дойти, и посадил ее за стол. Мистер Янсен, скрипя своими кожаными сапогами, прошагал по полу и, так и не подняв взгляда, сел перед ней.
– С возвращением, Эбель Барнс, – вдруг сказал он.
Эбель нахмурилась.
– Как вам академия? Успели освоиться?
Эбель обернулась на Кэруэла, не понимая, что отвечать, но тот просто пожал плечами.
– Смотрю, ваше место заняли быстро, не так ли?
– О чем вы?
Мистер Янсен молча поднял руку и показал в окно. Эбель прекрасно помнила, что вид из него открывается на могилу, в которой недавно она была похоронена.
– Это часть допроса? – спросила она.
– Буду откровенным, – сказал мистер Янсен. – Вы под подозрением.
– Хреновый из вас детектив.
– Я наблюдал за вами. И я ждал.
– Чего?
Тело Эбель пробрало до дрожи. Может, из-за сквозняка?
– Думал, где ваше место. Размышлял. Ждал приказ. Но я ошибся.
– Я вас не понимаю. – Детектив начинал бесить Эбель, и она, не стесняясь, показала ему это надменной интонацией.
– Вашим местом все-таки оказался этот собор. Надо было сразу поместить вас сюда.
Эбель опять посмотрела на мистера Кэруэла. Он подошел к ней и положил руки на плечи.
– Ты ничего не помнишь? – спросил мистер Янсен. – Интересно…
– В чем заключается допрос? – Эбель наклонила голову, пытаясь заглянуть мистеру Янсену под капюшон.
– Я предполагаю, что Датча Пирсона могли убить вы, – проговорил он. – Так сказать, чтобы могила не пустовала.
– Тогда забирайте меня в участок и сажайте в клетку. – Эбель протянула руки, будто подставляла их под наручники. – Или что вы делаете с исключительными? Вешаете? Сжигаете, как ведьм? Топите в озере?
– Я сказал, что я лишь предполагаю, мисс Барнс.
– А я упрощаю вам задачу. – Она опять потрясла руками перед его носом.
Кэруэл сильнее сжал ее тонкие плечи, почти впиваясь пальцами в ключицу, и Эбель, потушив внутренний жар, опять расслабилась на стуле.
– Итак, что вы делали в те дни, когда были убиты Пирсон, Лайне и Мартинс?
– А вы?
Джосайя тихо прыснул и сразу откашлялся, будто ничего его до этого не смешило.
– У меня тоже есть подозреваемый, – продолжила Эбель. – Мужчина в черном плаще, капюшоне и шарфе. Зовут Чарльз Янсен, и все скуры в академии его боятся.
– Из вас тоже крайне плохой детектив, – ответил мистер Янсен.
– Тогда стоит закончить этот бессмысленный допрос.
Эбель встала со стула, ножки которого заскрежетали по полу.
– Мне с вами и так все ясно, но я задам последний вопрос, мисс Барнс.
Эбель скрестила руки.
– Я не знаю, кто мог убить всех этих людей. Что за знаки у них на груди, тоже не имею понятия. Преступлений я не видела. Убийц не прикрываю. А значит, и свидетель из меня хреновый. Когда умер Пирсон, я спала ночью в комнате с Чи Соль. Когда умер Эрик, я сидела на уроке. Когда умерла Ребекка, то была во внутреннем дворе вместе с мистером Чампи. Тогда, может, и вы ответите на мой вопрос? Где были вы?
Тот промолчал.
– Вот и славно, – сказала Эбель и, потянув за свитер мистера Кэруэла, пошла к двери. – Удачи вам, мистер Янсен.
– И вам, мисс Барнс, – ответил он, когда она открыла дверь. – И запомните: я не желаю вам зла.
– Ага.
– Попытайтесь вспомнить все, что забыли. И тогда самый близкий станет вам врагом. А враг станет другом.
И Эбель захлопнула дверь, оставив мистера Янсена в одиночестве.
Стоило им выйти из кабинета и свернуть на первом повороте, как Джосайя остановил и обнял Эбель.
– Ты как? – повторил он ей вопрос, на который до этого так и не услышал ответа.
– Пойдет, а вы?
– Пойдет.
Они не виделись целую неделю. У Джосайи успела появиться грубая щетина, которая неприятно колола макушку Эбель. Было видно, что он плохо спал. Под глазами залегли темно-синие круги из-за усталости и бессонницы. Рубашка и штаны были помяты, что удивляло еще больше, ведь он всегда идеально выглаживал каждый миллиметр своей одежды. Кэруэл был напуган. Его сердце громко билось даже под льняной рубашкой и кашемировым свитером.
– Я переживал за тебя, – сказал он, наконец выпустив Эбель из объятий.
– Почему? Мы же были под присмотром преподавателей.
– Тот, кто убил Ребекку, что-то искал в моем кабинете, – тихо заговорил Джосайя.
Он обернулся, осмотрел пустой коридор и завел Эбель в маленькую комнатку, набитую швабрами, ведрами и вонючими пыльными тряпками.
– Думаю, искали какую-то книгу. Все мои шкафы были перевернуты. Все бумаги были порваны.
Они стояли близко друг к другу, над ними мигала маленькая, висящая на одном проводе лампочка.
– Или шифры, – сказала Эбель.
– Или шифры, – подтвердил Джосайя. – Но все оказалось на месте. Я перебрал все свои архивы – ничего украдено не было.
– А может, убийца искал вас? – предположила Эбель.
– Тогда на полу кабинета лежал бы я, а не Ребекка. Кстати, – Кэруэл покопался в карманах брюк и, пару раз случайно ударив Эбель локтями, достал оттуда сложенный вдвое лист, – на ней был новый знак. Это арамейская буква «Ф», и я все еще не знаю, какая между всеми этими символами связь.
Эбель рассмотрела рисунок. Теперь у них было четыре буквы, четыре сигила и ноль предположений, что те означали.
– Ей тоже перерезали горло? – вспомнив труп Эрика, поморщилась Эбель.
– Нет. – Джосайя не хотел раскрывать подробности, но, так и не справившись с молящим взглядом Эбель, добавил: – Ее распяли прямо на полу.
Эбель оторопела. Ей понадобилась пару секунд, чтобы прийти в себя и закончить в красках представлять ужасающие картины смерти Мартинс.
– А что с…
– Новый шифр тоже был, – понял ее с полуслова Кэруэл, – но было и кое-что еще.
Джосайя опять потянулся в карманы и в этот раз задел швабру, которая громко зашаталась в металлическом ведре.
– У Ребекки в руке был ключ.
Ничего не найдя, профессор выругался.
– Черт, я забыл его в кабинете. Ну и бог с ним, все равно непонятно, что он открывает.
– Откуда он у Ребекки? Точнее, зачем он был ей нужен?