– Ты правда задаешь столь глупый вопрос, стоя в каморке для швабр и ломая голову над всеми этими убийствами?
Эбель пожала плечами.
– Я не знаю ответа, – тяжело вздохнул Джосайя.
– Мистер Кэруэл, у меня еще вопрос. Почему вы сказали студентам, что она ушла из жизни сама?
– Это решение мистера Хиггинса и мисс Вуд. Мы не смеем им возражать, тем более так будет лучше для студентов.
А для Ребекки? Что будет лучше для нее?
Эбель хотела задать этот вопрос мистеру Кэруэлу, но он явно не ответил бы.
– А что с тем шифром? Который связан с могилами на кладбище. – Из-за шепота уже начинало побаливать горло.
– У меня не было времени его разгадывать, но я отыскал информацию про Исаака Волкера. Того епископа, что мы нашли на кладбище.
Эбель взмолилась всем богам, чтоб его рассказ не превратился в часовую лекцию по истории, – в этой кладовке и без того было душно.
– Исаак умер дважды. Вот что означала надпись на его могиле.
– Это как?
– Он умер четвертого апреля восемьдесят первого года, но, как оказалось позже, просто впал в летаргический сон. Эта штука, кстати, до сих пор неизведанна. Причиной может быть генетическая предрасположенность или же вообще образ жизни. Стресс, нервы, истощение. Так Волкер и уснул. Он лежал в гробу ровно два дня и, проснувшись ночью, громко закричал.
– Что-то мне это напоминает.
– После этого все священники собора поверили в то, что он святой и что сам Бог вернул его к жизни. Но ровно через месяц, в свой день рождения, Исаак умер от сердечного приступа. Его история омрачилась, и он был признан грешником, который привел в священное место дьявола, ведь, по мнению нового епископа, именно по этой причине Исаак и умер так скоро.
– Типа, заключил сделку с дьяволом?
Эбель переступила с ноги на ногу и громко вздохнула. Мистер Кэруэл, увидев это, заторопился. Ему тоже хотелось уйти отсюда поскорее.
– Вроде того, – затараторил Джосайя. – В итоге его похоронили второй раз – отдали душу и дьяволу, и Богу. Но спустя несколько лет, ровно в день смерти Исаака, сгорела часть собора, и новый епископ, Абрам Кох, сказал, что теперь это место осквернено. Чтобы душа Волкера не отправилась в рай, священники зачеркнули первую дату смерти и оставили вторую. Подлинную. Дьявольскую.
– Это ничего нам не дает, – расстроилась Эбель.
– Это подтверждает то, что могила подходит под шифр и Исаак умер, когда ему было тридцать девять.
– А вторая могила?
– С ней все сложно. Для того чтобы понять, кто был похоронен в ней, мне нужно больше времени.
Джосайя посмотрел на часы.
– Нам пора идти, – сказал он и наконец открыл дверь в коридор.
Холодный ночной воздух сразу осел в легких, забитых пылью и вонью половых тряпок.
– Завтра, после воскресной службы, огласят имя убийцы, – шепнул Джосайя на ухо Эбель.
Взяв ее под локоть, он быстрым шагом повел Эбель в спальное крыло.
– Вы уже нашли его? – удивилась она.
– Его и не искали. Все было решено в тот же день, когда обнаружили Ребекку Мартинс. Но завтра все закончится. Они уедут, и мы сможем продолжить наше расследование.
– Дайте мне цифры с могильного шифра, я хочу попробовать разгадать его сама.
Джосайя достал перьевую ручку из нагрудного кармана рубашки и протянул Эбель. Та задрала рукав и, пытаясь успеть за быстрой диктовкой профессора, записала все на руке.
– А шифр, который был у Ребекки?
– А с ним мы разберемся потом. Сейчас я должен отвести тебя в спальное крыло.
Профессор довел ее до лестницы – он не имел права подниматься выше. Мужчинам было запрещено ходить туда, чем Эбель, конечно же, не могла не воспользоваться. И, дождавшись, пока шаги Джосайи не перестали отражаться громким эхом, она тихо проскользнула в библиотеку.
Эбель всегда нравились татуировки на теле, но цифры на полруки вызывали лишь головную боль. И, сев в углу у самых дальних стеллажей, она светила то на руку, то на страницы книг, в которых надеялась найти хоть малейшую подсказку. Но у нее так ничего и не выходило. Эбель не знала, где искать ответ. Было бы круто, если бы в этой сраной глуши работала Сеть. Можно было бы загуглить или почитать ответ на форумах.
Да, интернет и в Санди работал чертовски плохо. Люди говорили, что его глушили специально, дабы не привлекать внимание к маленькому городку в штате Орегон и уж тем более к скурам, которые не давали никому жизни. Бабушки в особо старых районах радовались этому и, снимая шапочки из фольги, шли смотреть свои старые пузатые телевизоры. Родители были счастливы, что их дети не тыкались носом в экран и не сходили с ума от зависимости к мобильным и компьютерным играм. О чем вообще можно было говорить, если в Санди до сих пор продавали диски с фильмами. В маленькие киоски выстраивались километровые очереди, а за новый сезон «Сверхъестественного» подростки дрались не на жизнь, а на смерть.
Странно было ожидать, что в соборе на отшибе города будет ловить хоть что-то похожее на Сеть. Никто не мог сюда ни дозвониться, ни дописаться, так же как и отсюда нельзя было отправить весточку в цивилизацию.
Эбель закрыла очередную книгу, которую быстро и без интереса пролистала. В библиотеке было тихо. И, как обычно, пусто. Лунный свет из широких окон падал на книжные шкафы и подсвечивал потрепанные корешки старых книг. Толстый слой пыли на некоторых из них не давал разглядеть написанного. Приходилось вытирать каждую книгу рукавом кофты, которая из темно-синей превратилась в бело-серую, почти под стать цвету факультета Эбель. «Лекции по эстетике» Гегеля, «Сочинения в четырех томах» Аристотеля, «О существе человеческой свободы» Хайдеггера, «Эзотерическая астрология» Бейли. Каждую из этих книг Эбель полистала, немного даже почитала, проникнувшись интересом к звездам, но, так ничего и не найдя, все-таки вернула на полку. Следом шли словари с различными языками, основы точных наук и другие скучные книги. Какие-то из них почти что рассыпались в руках, какие-то звонко трещали, стоило Эбель раскрыть корешок посильнее. Интересно, кому они принадлежали? Кто принес их в собор и отдал на растерзание студентам? Хотя он явно мог не переживать из-за варварского отношения к книгам. Сюда редко заглядывали гости.
Взяв очередную стопку со стеллажа, Эбель села за стол. Сесть на пол было изначально плохой идеей, и задница у нее замерзла уже через полчаса, а ноги затекли так, что до сих пор болели колени. Она тихо отодвинула стул и, убавив яркость фонарика на телефоне с зарядом в пять процентов, прислонила его к стопке. Подтянув к себе верхний пыльный том, она прочитала название: «Геодезия. Теория и практика. Выпуск 1».
– Ну давай, Р. Е. Девис, помоги мне хоть ты, – шепча, Эбель перевернула страницу. – Хотя чем ты мне поможешь… Ничем. Я просто потрачу очередной час на непонятную ерунду.
И… Бинго! Эбель потратила час на непонятную ерунду. Хорошо, что следующими в стопке лежали несколько газет 2000-х годов, аккуратно сложенных в картонном конверте. Пожелтевшие, с выцветшей краской, плохим фотошопом и фотками ужасного качества.
– «В Санди стартует новый чемпионат по бейсболу», – прочитала Эбель заголовок одной из газет.
Такое ее мало интересовало, и она сразу отложила газету к томику по геодезии.
– «Город Санди посетит известный госпел-исполнитель[24] Фред Хеммунд».
Эта газета полетела вслед за прошлой.
– «Скура, дышащая огнем, сожгла театр дотла. Есть ли выжившие и когда поймают преступника?» – Эбель вздернула бровь и развернула пожелтевший лист.
Несколько статей о доблестных полицейских, еще несколько о церкви, без помощи которой, конечно же, никто не нашел бы нарушителя, и одна статья от…
– Грегори Барнса, – проглотив ком в горле, прочитала Эбель. – Привет, пап, – зачем-то поздоровалась она.
Внутри все невольно сжалось. Чувство вины вновь проснулось и засело где-то рядом с сердцем, застучавшим от волнения все быстрее.
– Репортер газеты «Санди таймс» Грегори Барнс посетил сгоревший театр, и вот что он смог нам рассказать.
Я возвращался домой, когда увидел вдалеке черный столб дыма. Подумал, что это пожар, и, когда подъехал ближе, понял, что оказался прав. Огонь окутал театр сверху донизу. Он распространялся быстрее, чем люди из соседних домов успевали его тушить. Я бросился им на помощь.
Вместе с бесстрашными мужчинами мы ринулись в горящие двери, чтобы спасти застрявших внутри людей, но балки, падающие с потолка, преградили нам путь. Из театра доносились истошные крики. Раздирающий душу детский плач. Мольбы о помощи. Мы пытались залезть внутрь через окна, но все было тщетно. Пока к театру ехали пожарные с полицией, мы таскали воду в ведрах из стоящих рядом магазинов. Литрами выливали ее на стены, но все было бесполезно. Огонь перебросился на деревья, которые жителям города все же удалось потушить. Мы все молились Богу. Просили его спасти хотя бы детей. И он услышал нас.
Балки, закрывшие вход, превратились в догорающий уголь и медленно рассыпались. Нам удалось сломать их и пробраться внутрь. В холле никого не было – люди были заперты в зале. Мы сломали двери, но было уже поздно. Горький и обжигающий дым стоял неприступной стеной. Внутри лежали сгоревшие трупы людей. Мы кричали и просили отозваться тех, кто все еще был жив, но, так и не услышав ответа, принялись вытаскивать всех подряд.
Мне удалось вытащить двух мальчиков, которых прикрыл своим телом отец. Один из них был в сознании, и нам удалось привести его в чувства. На место прибыла реанимация, но ребенок все-таки скончался от сильных ожогов и отравления угарным газом прямо в машине. Все, что я смог сделать, – это остаться с их матерью, чтобы поддержать ее. Ее звали Дебора Вуд. И она так же, как и отважные мужчины, бросилась в огонь и смогла вытащить из театра двух женщин.
В этом пожаре многие потеряли своих родных, многие погибли, спасая других.