– Слушай, замок как замок. Войти мы не можем, а значит, пошли обратно в комнату. Я хочу отдохнуть.
– Мы можем войти, Бель. Еще как можем.
Соль смотрела на нее так, будто перед ней стояла не подруга, а самый тупой в мире Голлум. Сгорая под уничижительным взглядом, Эбель все-таки обратила внимание на скважину, которая и правда сильно отличалась от тех, что были в дверях всей академии. Кажется, любую дверь можно было открыть одним мастер-ключом, но не эту.
– Это?.. – Эбель вытащила из заднего кармана джинсов крестовидный ключ, который забрала у Джосайи.
Она носила его с собой каждый день, но за всю прошедшую неделю ни она, ни Соль, ни Ноа подходящей для него двери не нашли.
– Да, тугодумка, это оно!
– Зачем Ребекке нужен был ключ от кладовки?
– Открывай дверь и узнаем.
Эбель вставила ключ в замок. В пальцы впился холодный металл. Каждый поворот давался с трудом, замок громко щелкал, скрежетал, сопротивлялся. Но в итоге поддался. Дверь, будто завывая от боли, медленно открылась.
– Ага, – огорченно вздохнула Соль, осветив фонариком комнату.
Внутри не было ничего удивительного. Кроме груды черных крестов в углу.
– А что ты ожидала здесь увидеть? Сама же говорила, что тут кладовка.
– Ну, значит, Ребекка хотела украсть весь наш хеллоуинский реквизит.
Соль зашла внутрь и посветила фонариком на пыльные полки.
– Бери уже свою гирлянду и пошли, – поторопила ее Эбель.
– И крест на дверь!
– И крест на дверь.
Третья неделя без убийств.
Кажется, мисс Вуд не соврала и убийца действительно был пойман. Или же он просто испугался. А может, и вовсе вернулся в Санди. Ну, или нашел еще десять тысяч причин уйти от дел. В общем, в академии стало тихо.
Джосайя каждый раз убеждал студентов в том, что все и правда закончилось и больше не нужно ломать голову над шифром, хотя что ему, что любопытной троице было интересно разгадать загадку капеллы. Но нужный крест они так и не нашли. Соль пришла на ум идея, что может подойти один из тех, что они видели в кладовке. Набрав целый рюкзак крестов, она, Эбель и Ноа проверили каждый на пустом разъеме в капелле, но им так ничего и не открылось.
Каждый день Эбель просыпалась с мыслями, что вот сегодня что-то да случится. Новое убийство, новый шифр. Но, черт возьми, ничего не происходило. Эбель чувствовала, что с каждой минутой отдаляется от своей цели. Что теряет смысл искать убийцу. Своего убийцу. И что уже не нужно вспоминать те дни перед смертью. Да, в принципе, уже ничего не нужно. Просто учись в академии, ходи на пары и веди свою обычную студенческую жизнь. Казалось бы, выдохни и успокойся. Но груз на плечах Эбель становился все тяжелее и тяжелее, а тревога тонкой нитью тянулась сквозь все ее существо. Будто непрерывный дождь из сомнений и беспокойства капля за каплей проникал в каждую клеточку ее души. Все вокруг было размытым. Нечетким. Все вокруг теряло смысл. Только Эбель показалось, что она встала на верный путь, как тот опять привел ее к краю пропасти и окатил ушатом неопределенности и новых страхов.
Туман за окном становился гуще. Ливень стучал в стекла. А каждый новый шаг вел Эбель в темницу, где она вновь становилась пленницей собственных мыслей.
– Мне нельзя останавливаться, – шептала она во сне. – Я должна спастись… должна…
Эбель стала плохо спать по ночам. В тишине ее голова гудела сильнее. Жар окутывал грудь. Тревога билась в сердце, как церковный колокол во время воскресной службы. И успокоить ее мог лишь Тимо. Стоило его ледяным рукам коснуться горячих плеч Эбель, нежно провести пальцами по ключицам, погладить шею, прижать полыхающее, будто в аду, тело к своему, мертвецки холодному, как Эбель расслаблялась. Приходила в себя. Вновь начинала дышать.
Каждую ночь он покорно сидел в ногах ее кровати. Наблюдал. Смотрел. И ждал очередного ночного кошмара Эбель. И стоило ее дыханию сбиться, бровям нахмуриться, а губам сжаться, как он ложился рядом. Обнимал. Шептал на ухо, что все хорошо.
Сначала Эбель пугалась этого. Точнее, близости с ним. Но потом поняла, что не может уснуть, если его рука не сжимает ее пальцы. Если он не убирает ей волосы со лба. Если не накрывает голые ступни и не подбивает одеяло под дрожащее тело. Эбель не думала, что хоть когда-то призрак сможет так сблизиться с ней. И не думала, что холодный мертвец сможет согреть ее сердце.
Очередное утро началось с мысли, что сегодня, вот именно в этот день, что-то точно случится. Убийца наконец объявится и оставит новый шифр, который приблизит ее на шаг к раскрытию дела. Но вместо новости о найденном трупе Эбель услышала:
– Сегодня Хеллоуин, Бель!
Соль встала ни свет ни заря и уже успела накраситься, как фея Динь-Динь. Хоть на костюмированную вечеринку она и должна была пойти в порванных, испачканных красной краской шмотках, на завтраке, видимо, она решила никого не пугать. Соль заплела высокие хвосты и, нацепив на них кучу маленьких резиночек, сделала прическу, словно вместо волос у нее круглые китайские фонарики. На щеках Соль блестел глиттер из перламутровых звездочек. Ресницы слиплись из-за белой туши. Щеки и кончик носа светились розовым румянцем. А губы, словно леденец, блестели в пробивающихся сквозь тучи лучах солнца.
– Что мне надо ответить? Типа… С праздником? – Эбель потянулась на кровати.
Тимо в комнате почему-то не было. Наверное, сидел в шкафу и ждал, пока полуголая Соль переоденется.
– Типа, сегодня будет самый крутой день осени! – взвизгнула Соль. – Ты придумала, в чем пойдешь на вечеринку?
– Я не пойду.
– Еще как пойдешь! Я планирую выпросить у Кэруэла леденцы на палочке, а у Моретти – самые вкусные шоколадные конфеты, и ты мне в этом поможешь.
– Выбора у меня нет?
– Нет. – Соль поставила пластинку «Нирваны» и, пританцовывая, подошла к зеркалу. – Я тебя сама накрашу, одену и выведу за ручку. Такой день нельзя пропускать. Ни в коем случае!
У Эбель не было настроения от слова совсем. Хотелось лечь в кровать и не вставать с нее несколько дней. Может, она хандрила из-за осени, а может, из-за того, что утро выдалось скучным. Настроение поднял лишь вишневый аромат почти закончившихся духов, бордовая помада на губах и черный мейк, над которым постаралась Соль. Но это лишь чуть-чуть улучшило ситуацию. Все еще хотелось спрятаться под одеялом и, может, даже пореветь, а потом крепко уснуть.
Соль все-таки смогла вытащить Эбель на завтрак. В коридорах пахло жареной тыквой и яблочным пирогом. Некогда пустые стены украшали гирлянды, искусственная паутина (можно подумать, настоящей им не хватило) и фигурки пауков и летучих мышей из папье-маше (ну да, и этого было мало). На полу лежали тыквы с ужасающими рожами. Черт знает, откуда их взяли в таком количестве и сколько месяцев теперь им придется есть блюда из этого овоща. Из открытых окон внутрь залетали желтые листья и, танцуя в вихре, устало ложились на пол. Кто-то расставлял свечи в канделябры, кто-то вешал веревку с нанизанными на ней буквами: «Счастливого Хеллоуина».
– Ты одолжишь мне твое зеленое платье с пайетками? – крикнула Хичжин Соль. – Хочу быть сегодня русалкой.
– Только если дашь мне свою белую юбку.
– Ты зальешь ее кровью? – Хичжин несла в руках тяжелую тыкву и, наконец поставив ее на подоконник, вытерла мокрый лоб.
– Как в лучших традициях фильма «Последнее изгнание дьявола», – захихикала Соль.
– Вы болтайте, а я пойду проветрюсь.
Но Соль так увлеченно разговаривала, что даже не заметила ухода Эбель.
Идти в трапезную не хотелось. Аппетита не было. Да и завтрак из тыквы наверняка оказался бы мерзким. Фу. Эбель никогда не любила ее.
Обогнув нескольких воодушевленных студентов, Эбель подошла к главному входу и, с силой надавив на высокие тяжелые двери, открыла их. Влажный ветер сразу обнял ее хрупкое тело и, заигрывая с одеждой, попытался вздернуть юбку. Холодными лапами пробрался под кофту и пробежался по пояснице. Кажется, сквозняк сорвал пару-тройку гирлянд со стен и уронил импровизированного графа Дракулу из картона. И кто-то из студентов сзади крикнул, чтобы она закрыла сраную дверь. Но вместо этого Эбель остолбенела.
– Твою… мать… – сказала она, прикрывая рот рукой.
Кладбище заволок утренний туман. Темные тучи тянулись из-за горы. А на раскидистых ветках дуба, качаясь на ветру, висело четыре тела.
Реджис шел из трапезной. Но стоило ему свернуть в главный зал, как в лицо ударил ледяной ветер. Кто-то громко просил закрыть двери, кто-то ловил взлетающие к потолку бумажные гирлянды. В арке главного входа стояла до жути знакомая фигура и, не слушая никого, пялилась вдаль. Реджису было достаточно сделать два обычных шага, чтобы узнать Эбель, и десять больших, чтобы оказаться рядом с ней.
– Что это за херня?.. – встревоженно спросила она. – Я же не одна это вижу?
Не поворачивая головы, Эбель схватила Реджиса за рукав и потрясла. Кажется, она и не поняла, кто стоял с ней рядом.
– Дура, закрой уже эту дверь! – крикнул кто-то.
Реджис метнул в его сторону взгляд: «Еще одно слово, и ты покойник», но Соль опередила его и, отвесив болвану подзатыльник, подошла к подруге.
– Бель? – коснулась она ее плеча. – Твою ж… – И, ошарашенная, оступилась, посмотрев вдаль.
Реджис наконец повернул голову.
На кладбищенском дубе висели четыре трупа.
– Вашу ж мать… – из ниоткуда появился Ноа.
Недовольные больше не кричали им в спину и не просили закрыть дверь: они наконец заметили то же, что и Эбель.
Обернутые в холщовые мешки тела качались на ветру. Теперь вокруг них столпились студенты и, кажется, молились. Ну а что вообще можно делать, когда перед тобой висят мертвяки? На землю капала кровь. Впитывалась в черную пожухлую траву и растекалась по жилкам опавших листьев. Шеи трупов обвивали толстые веревки. Головы скрывались в мешках.
– Реджи, – послышался голос Бенни, – вы все п-п-пришли ко мне в-в-в гости?