Подвигают, притиснут, — и побили;
И в темный ящик сунут на покой».[13]
Французская Революция внесла огромные изменения в военное искусство. Как мы знаем, в её результате Европа была быстро порабощена Наполеоном. Именно из опыта тех войн Клаузевиц заключил, что существует разница между тактикой, которой силы руководствуются для того, чтобы одержать победу в отдельно взятом сражении, и стратегией, которая учит, как использовать уже одержанные победы для достижения более обширных военных целей. Однако к тому времени данная теория ещё не была до конца доказана, да и развивалась неравномерно. Также следует отметить, что большую роль сыграли глубокие социальные сдвиги во Франции, которые привели к созданию большой, мобильной и решительно настроенной армии, которая могла легко сняться с насиженных мест и отправиться в далёкие походы, оставаясь при этом относительно неотягощённой складами и обозами. Однако вскоре вражеская сторона сумела должным образом ответить на этот вызов: в Испании французы столкнулись со столь же сильным народным энтузиазмом; в России — с недружелюбными и совершенно необъятными просторами; а после начала освободительной войны в Германии — и со значительно превосходящими их по численности силами. Так что не стоит недооценивать тот коренной перелом, который французы внесли в тактику. Наполеон основывал свою стратегию на следующем любопытном соображении — он всегда действовал так, как будто уже одержал победу, так сказать, взял её в кредит, и поэтому выстраивал из всех возможных манёвров своей армии ту искомую последовательность, которая привела бы её к победе. Только так, решительно отбросив ложные идеи, и можно было добиться столь решительного прорыва.
Но для возникновения новой тактики недостаточно было просто избавиться от ложных идей, требовались и другие нововведения, о которых мы уже вскользь упомянули выше, — необходимо было найти средство для того, чтобы избавиться от закостенелых порядков. Новобранцам во времена Наполеона особенно доставалось за то, что они не могли держать строй и стрелять по команде. Вместо этого они рассыпались в цепь и вели беспорядочную стрельбу во время наступления. На сегодняшний день уже все признали, что только независимый огонь является эффективным, и что муштровка была самым пагубным фактором в военных действиях того времени. Несмотря на постоянную демонстрацию в сражениях и то, что скорость и дальность стрельбы непрестанно совершенствовалась, в конце XVIII века все поголовно военные мыслители с негодованием отвергали данные выводы, более того — дебаты по этому вопросу шли практически весь следующий век[14].
По аналогии, установление господства спектакля стало тем самым глубоким общественным сдвигом, радикально изменившим искусство управления государством. Вместо того чтобы стоять по стойке смирно под градом пуль, солдаты инстинктивно начали залегать, окапываться и разбегаться в цепи — так и здесь налицо упрощение искусства управления государством, которое вполне спонтанно назрело на практике, но которому все ещё недостаёт теоретического обоснования. Уже всем ясна пагубность старых предрассудков, однако предостережения нынче бесполезны: пыль веков всё ещё застит умы многим правителям, не позволяя им понять то, что каждый день отлично демонстрируется и доказывается на практике. Не только непосвящённый охлос сейчас всеми правдами и неправдами стараются убедить, что он живёт в старом, привычном для него мире, который на самом деле уже был уничтожен, — порою и сами правители страдают от этого абсурдного убеждения. Они почти уже осознали, какая титаническая сила оказалась в их руках, однако всё ещё брезгают с нею считаться. Однако скоро они перестанут мешкать. Тот, кто достиг столь много такими малыми средствами, обязательно пойдёт ещё дальше. Не стоит думать, что если они так долго не могли вникнуть в новые правила своей игры, не могли отказаться от своего варварского благородства, то так навсегда и останутся фанатами архаичных форм в отношении реальной власти. Несомненно, спектакль явно не предназначен для того, чтобы кончить как просвещённый абсолютизм. Мы обязаны заключить, что неизбежна смена ролей в слаженной труппе тех, кто служит интересам режима и, даже прежде всего, тех, кто в ответе за охрану режима. Тут дело серьёзное — такая рокировка не может произойти на сцене спектакля. Она произойдёт внезапно, как удар молнии, о которой мы узнаём только после того, как нас ослепит её вспышка. Эта смена ролей подведёт убедительный итог работе современного спектакля и произойдёт вдали от посторонних глаз, тайно, даже несмотря на то, что она коснётся самых высших эшелонов власти. Здесь уже не будет места хилым и слабым — изберут лишь тех, кто преодолеет все испытания. Тот, кто займёт центральное место в этом мире, обязан знать, на что он способен.
Тот же Сарду писал:
«Слово „напрасно“ относится к субъекту, „тщетно“ — к объекту; „бесполезный“ — значит никому не полезный. Если человек не достиг цели в результате своей работы, лишь потратив своё время и силы, — значит он работал „напрасно“. Если же человек работал и не достиг ожидаемой цели из-за того, что работал неправильно, — значит он работал „тщетно“. Если я не могу преуспеть в завершении какой-то работы, я работаю напрасно, т. е. я бесполезно трачу своё время и усилия. Если же работа, которую я делал, не принесла ожидаемых плодов, я не достиг цели — я работал тщетно, т. е. делал нечто бесполезное…
Иногда говорят, что человек работал напрасно, если его не вознаградили за проделанную работу или не одобрили её; в этом случае человек тоже потерял зря время и усилия, однако он сам и его работа в этом не виноваты. Проделанная работа могла быть очень даже хороша».
Париж. Февраль-апрель 1988 года.
Выходные данные
Редакционная коллегия:
Вадим Климов
Маргарита Кривченко
Серия extremum (#1).
Ги Дебор
Guy Debord
Общество спектакля (1967)
La Societe du spectacle
Комментарии к Обществу спектакля (1988)
Commentaires sur la societe du spectacle
Тираж 500 экземпляров.
http://pustoshit.com
Антон Уриновский, перевод, 2011
Алексей Лапшин, вступительная статья, 2011
Опустошитель, 2011
Культурологический журнал «Опустошитель»
— модернистская литература
— философия модерна и авангарда
— экстремальная публицистика
Сумасшествие [май 2010]
Первый номер исхода нулевых. Mindless art group, Л.-Ф. Селин, Миша Вербицкий, Алексей Лапшин, Вадим Климов, Маргарита Кривченко, Станислав Курашев и другие. Журнал опустошения жизни посредством сумасшествия.
Социопатия [октябрь 2010]
После обжигающего лета с пожарищами на пол-России из пелены дыма мы швыряем в вас Опустошитель #2. Социопатия. Роберт Вальзер, Бруно Беттельхейм, Алексей Лапшин и все остальные.
Анемия [март 2011]
Смрадные ошметки реликтового дадаизма, вычурная геометрическая абстракция Сэмюэля Беккета, психопатический вуайеризм Роберта Чалдини, теологическая патафизика Алексея Лапшина и другие культурологические фокусы в третьем номере журнала «Опустошитель». Мартовская анемия 2011-го года.
Мизогиния [июнь 2011]
Глоток ненависти второго лета опустошения. Четвертый номер: мизогиния, половая сегрегация, отравление красотой. Женская дефиниция через отрицание. Болезненный шепот Уильяма Берроуза, философическое обличение Отто Вайнингера, приглушенное кудахтанье Бруно Шульца, рациональный декаданс Владимира Фомина.
Я исповедовал экстремизм независимо от какого-то конкретного повода, без всякого ясного проекта и рациональной цели. Мой экстремальный нигилизм ничего не хотел знать или тем более продолжать из того, что раньше было признано смыслом жизни или задачей искусства.
Трудно объяснить людям, воспитанным в обществе спектакля, сформированным обществом спектакля, подчиненным и рабски преданным обществу спектакля, запуганным и подкупленным обществом спектакля, трудно объяснить таким людям, что есть, было, может быть и будет еще нечто, кроме привычной для них отчужденной имитации, вездесущего спектакля, вытеснившего собой жизнь.
Ведь общество спектакля хочет быть тотальным, хочет представить себя вечным, хочет придать каждому из своих эфемерных, бессмысленных, быстротекущих моментов видимость бесконечной серьезности, весомости, единственности…
Дебор, этот алкоголик и смутьян, безусловно, один из самых радикальных и глубочайших критиков современного мира. среди «левых» он в одном ряду с Маркузе, Бодрийяром… своей непримиримостью к духу времени близок к крайне «правому» Юлиусу Эволе. Дебор уловил самое главное — поддельность существования, чётко обозначил имплантаты в мире. Можно сказать, что он описывал «одномерного человека» в «обществе спектакля».