В том сложном и ужасном развитии, ввергнувшем эпоху классовых битв в новые условия, пролетариат индустриальных стран полностью утратил утверждение своей автономной перспективы и в конечном счете свои иллюзии, но не свое бытие. Он не был уничтожен. Он неумолимо продолжает существовать в интенсифицированном отчуждении современного капитализма, ибо он – это громадное большинство трудящихся, потерявших всякую власть распоряжаться собственной жизнью, которые, осознавая это, заново определяют себя как пролетариат, как действующее в этом обществе отрицание. Этот пролетариат объективно усиливается как продолжающимся исчезновением крестьянства, так и распространением логики заводского труда, переносящейся на значительную часть «сферы услуг» и интеллектуальных профессий. Субъективно этот пролетариат еще отдален от его практического классового сознания, и не только в среде служащих, но и в среде рабочих, еще только открывающих беспомощность и мистификации старой политики. Однако когда пролетариат обнаруживает, что его собственная овнешненная сила способствует постоянному усилению капиталистического общества не только в форме его труда, но и в форме профсоюзов, партий или государственной власти, которые он создал ради собственного раскрепощения, то через конкретный исторический опыт он также открывает, что является классом, тотально враждебным всякому застывшему овнешнению и всякой властной специализации. Он несет в себе революцию, неспособную ничего оставить внешним по отношению к самой себе, требование постоянного господства настоящего над прошлым и тотальную критику разделения – и это именно то, для чего он должен найти адекватную форму в действии. Никакое количественное послабление его нищеты, никакие иллюзии иерархической интеграции не являются радикальным средством от его неудовлетворенности, ибо пролетариат поистине не может признать ни частную несправедливость, которую он когда-либо претерпел, ни, следовательно, возмещение какой-либо частной несправедливости, ни огромное число этих несправедливостей, но только несправедливость абсолютную – быть отброшенным на обочину жизни.
По новым знакам отрицания, не понимаемым и фальсифицируемым через общее обустройство спектакля, множащимся в экономически наиболее развитых странах, можно уже сделать вывод, что теперь началась новая эпоха: после первой попытки рабочего ниспровержения теперь рухнуло само капиталистическое изобилие. Когда антипрофсоюзная борьба западных рабочих подавляется, прежде всего, самими профсоюзами и когда мятежные молодежные движения заявляют первый, еще не оформленный протест, в котором тем не менее непосредственно заключен отказ от старой специализированной политики, от искусства и от повседневной жизни, – то как раз в этом проявляются две грани новой спонтанной борьбы, которая начинает вестись под новым обликом криминального. Это предзнаменования второго пролетарского штурма классового общества. И когда пропавшие дети этой все еще неподвижной армии вновь появятся на этом поле битвы, изменившемся, но оставшемся тем же самым, они последуют за новым «генералом Луддом», который на этот раз бросит их на разрушение машин дозволенного потребления.
«Наконец-то открытая политическая форма, при которой могло бы осуществиться экономическое освобождение труда» в этом веке обрела свой четкий образ в Советах революционных рабочих, сосредоточивающих в себе все законодательные и исполнительные функции и образующих федерацию посредством делегатов, ответственных перед рядовыми членами и отзываемых в любой момент. Их фактическое существование было всего лишь непродолжительной попыткой действия, тут же опровергнутой и побежденной различными силами, защищающими классовое общество, причем в ряду таковых зачастую оказывалось и их собственное ложное сознание. Паннекук справедливо настаивал на том обстоятельстве, что вопрос о выборе власти в Советах рабочих скорее «ставит проблемы», чем предлагает решения. Но эта власть как раз и является местом, где проблемы революции пролетариата могут найти истинное решение. Это место, где воссоединяются объективные условия исторического сознания, осуществления прямой активной коммуникации, где заканчиваются специализация, иерархия и разделение и где существующие условия оказываются преобразованными «в условия единения». Здесь в борьбе против созерцательной установки может возникнуть пролетарский субъект, ибо его сознание равнозначно практической организации, которую он создает для себя, ибо само это сознание неотделимо от сплоченного вторжения в историю и последовательного участия в ней.
Во власти Советов, которая в международном масштабе должна вытеснить всякую иную власть, пролетарское движение является ее собственным продуктом, а этот продукт и есть сам производитель. Он сам является своей собственной целью. Ибо только в нем, в свою очередь, отрицается зрелищное отрицание жизни.
Появление Советов было наивысшей реальностью пролетарского движения в первой четверти века, реальностью, оставшейся невоспринятой или извращенной, ибо она исчезла с остатками движения, разоблаченного и вытесненного совокупностью тогдашнего исторического опыта. Но теперь, в новую эпоху пролетарской критики тот же итог возникает вновь в качестве единственного неопровергнутого и непреодоленного положения побежденного движения. Историческое сознание, знающее, что оно имеет в нем единственную область существования, теперь может признать его уже не только на периферии уходящего, но в самом средоточии надвигающегося.
Революционная организация, существовавшая до власти Советов (ей еще только суждено было в борьбе обрести собственную форму), по всем указанным историческим причинам уже знала, что она не представляет класса. И ей только нужно осознать самое себя как радикальное разделение с миром разделения.
Революционная организация есть последовательное выражение теории практической деятельности, вступающей в неоднолинейную коммуникацию с разными видами практической борьбы, постепенно претерпевая становление в практическую теорию. И ее собственная практика есть обобщение в этой борьбе и подобной коммуникации, и последовательности. В революционную эпоху разложения общественного разделения эта организация должна признать свое собственное разложение в качестве организации, основанной на разделении.
Революционная организация может существовать только как единая критика общества, то есть как критика, не вступающая в соглашения ни с одной формой власти, основанной на разделении, ни в одной точке мира, как критика, повсеместно провозглашаемая против всевозможных видов отчужденной общественной жизни. В борьбе революционной организации против классового общества орудием является не что иное, как сущность самих сражающихся: ибо революционная организация не может воспроизводить в себе условия раскола и иерархии, которые являются условиями господствующего общества. Она должна постоянно бороться против собственного искажения в царящем спектакле. Единственный предел соучастия в тотальной демократии революционной организации – это признание и действительное самоприсвоение всеми ее членами последовательности ее критики, последовательности, которая должна свидетельствовать о себе в критической теории в собственном смысле и в связи последней с практической деятельностью.
Когда все более и более совершенное осуществление капиталистического отчуждения на всех уровнях все более затрудняет для рабочих возможность признать и обозначить их собственную нищету и таким образом ставит перед ними альтернативу: либо неприятие тотальности их нищеты, либо ничто, – революционная организация должна суметь понять, что она больше не может бороться с отчуждением в отчужденных формах.
Пролетарская революция вся целиком ставится под вопрос этой необходимостью, которая впервые выдвигает то требование, чтобы именно теория в качестве постижения человеческой практики была признана и пережита массами. Она требует, чтобы рабочие стали диалектиками и вписали свое мышление в рамки практики. Таким образом, она требует от людей без свойств гораздо большего, нежели буржуазная революция требовала от тех профессионалов, которым было препоручено ее осуществление; ведь частичное идеологическое сознание, выстроенное рядом представителей буржуазного класса, имело своей основой ту центральную часть общественной жизни – экономику, – где этот класс уже был у власти. Значит, само развитие классового общества в зрелищную организацию не-жизни ведет революционный проект к становлению в очевидности тем, чем он уже был сущностно.
Сегодня революционная теория – враг любой революционной идеологии, и она знает, что является таковой.
Глава 5Время и история
О, джентльмены, жизнь коротка… И если уж мы живем, то живем, чтобы ходить по головам королей.
Человек, «негативность, сущее лишь через снятие Бытия», тождественен времени. Присвоение человеком его собственной природы – это еще и его овладение развитием вселенной. «Сама история является важной частью истории естественной, истории становления природы в человека» (Маркс). И наоборот, эта «естественная история» обладает действительным существованием, лишь благодаря процессу истории человеческой, той единственной ее части, которая воссоздает это историческое целое, – подобно современному телескопу, чья мощность позволяет настигать во времени туманности, уносящиеся