Мы не можем рассматривать вопроса о национальной и интернациональной культуре вне зависимости от вопроса экономического развития. Мы не смотрим на этот вопрос как на нечто такое, что оторвано от экономического развития. Если мы посмотрим, как идет это экономическое развитие, то мы должны отметить, что сначала в средневековье были отдельные хозяйственные группы, между собой не связанные, и затем с развитием капитализма стали формироваться более крупные хозяйственные области, а далее отдельные хозяйственные области стали объединяться в очень большие группы.
Капитализм принес с собой объединение внутри отдельных стран, но мы теперь стоим уже на пути к объединению всей хозяйственной жизни, всей борьбы с природой в одно мировое плановое хозяйство.
Только такое мировое плановое хозяйство даст возможность использовать наиболее целесообразным образом все богатства и все силы природы. Тут мы должны сказать, что капитализм, который сыграл крупную роль в объединении отдельных хозяйственных групп, сплотил их в отдельные государства, которые имеют одну общую экономическую базу, — этот капитализм в настоящее время является препятствием к дальнейшему объединению хозяйств отдельных стран в одно мировое хозяйство.
Этот процесс, это развитие происходило, конечно, на очень большом пространстве времени, это — медленный, длительный процесс, но процесс, который происходит неуклонно.
Конечно, вопрос о мировом хозяйстве не мог быть поставлен в докапиталистическом периоде. Мировое хозяйство предполагает уже известный высокий уровень развития отдельных стран. Только на определенном уровне хозяйственного развития возможно это объединенное мировое хозяйство.
Я сделала такое отступление от темы потому, что мне кажется, что, говоря об основах, на которых создавались и складывались отдельные национальности, ясно можно будет отметить и тот путь, по которому идет развитие национальной культуры. Он идет параллельно экономическому процессу. Пока было натуральное хозяйство, пока отдельные хозяйственные группы были оторваны одна от другой, тогда и культура, развивавшаяся у этих хозяйственных групп, представляла собой нечто замкнутое, отрезанное от остального мира. Мы знаем, какая громадная разница была и в языке, и в обычаях, и во всем укладе жизни до развития капиталистических отношений. Капитализм объединил отдельные разрозненные группы в отдельные национальности.
Эта роль капитализма была прогрессивная роль, он мелкие разрозненные наречия слил воедино, помог образованию общенационального языка, общенациональной культуры.
Но в дальнейшем и в области культуры точно так же, как ив экономическом отношении, капитализм становится тормозом. Капитализм противопоставляет одну национальную культуру другой, натравливает одну нацию на другую и тем самым задерживает путь к общей интернациональной культуре.
Конечно, когда капиталисты говорят о национальной культуре, они под этим подразумевают особого рода культуру — культуру, при которой капиталистический класс является господствующим классом. Сегодня, думая по этому вопросу, я вспомнила одну английскую книжку, которую когда-то читала; к сожалению, я забыла автора. Книжка относится к половине XIX века, называется она «Две нации». В этой книге говорится об английской жизни, и две нации — это, с одной стороны, нация английских капиталистов и, с другой стороны, нация английских рабочих. В книжке говорится, что это две совершенно различные культуры. Обычаи, язык, круг представлений, которые существуют у английской буржуазии, сплачивают английскую буржуазию как бы в одну нацию, а обычаи, язык и круг представлений, которые существуют у английского рабочего класса, сплачивают его как бы в другую нацию, совершенно отличную от первой.
Эта книжка чрезвычайно верно рисует дело. Капитализм объединил разные наречия, но не создал единства культуры. Культура высших классов была совершенно иная, чем культура рабочего класса, чем культура трудящихся. Внутри нации это были две особые, существующие друг около друга, но различные между собой нации.
Когда мы говорим об интернациональной и национальной культуре, мы говорим об этом не в буржуазном смысле слова. Сейчас чрезвычайно много таких факторов, которые помогают изживать обособленность национальную, обособленность культурную. Как-то недавно я перечитывала педагогические сочинения Льва Толстого. В статье, относящейся к образованию, у него говорится: «Разве крестьянин заинтересован в той культуре, в которой заинтересованы высшие классы? Разве тульскому крестьянину нужна железная дорога, которая проходила бы в Москву?» И когда читаешь эти строки, то ясно себе представляешь, как это давно написано. Разговор о том, что для крестьянина не нужна железная дорога, кажется таким старым, говорящим о давно прошедшем времени.
Быстро развивающиеся пути сообщения, возможности сноситься по телеграфу, телефону, а теперь и при помощи радио и кино — все это такие способы сношения, которые ломают границы национальных культур, которые приближают культуру одной народности к культуре другой народности.
Международный обмен вызвал потребность в сношениях более близких, и вот все эти способы сношений, которые с каждым годом становятся все более совершенными, которые преодолевают пространства, ломают все границы, указывают на то, что, конечно, мы идем по пути к интернациональной культуре.
В настоящее время национальная культура уже не является чем-то замкнутым, каковой являлась в начале развития капиталистического строя. Культура различных национальностей сближается друг с другом. Но было бы чрезвычайно наивно думать, что можно искусственно построить какую-то интернациональную культуру. Как мировое плановое хозяйство может вырасти только на базе развитого, объединенного в рамках отдельных государств хозяйства, точно так же ясно, что интернациональная культура может вырасти только на определенной базе развития национальных культур, а искусственно ее построить нельзя. Всякое искусственное построение какой-то интернациональной культуры будет весьма убого. Попытки создать искусственный интернациональный язык вроде эсперанто или интернациональное искусство путем сборника интернациональных песен (о чем мы читаем в книге Ваганяна) крайне наивны, обнаруживают крайне поверхностное понимание того, что такое культура.
Интернациональная культура может явиться только известным синтезом национальных культур. Если перефразировать пушкинское сравнение и сравнить интернациональную культуру с морем, то надо сказать, что это море может получиться лишь из слияния ручьев национальных культур.
Переходя к этому вопросу, вот на какой стороне дела необходимо остановиться. Конечно, вся линия партии резко отличается от старого отношения к национальностям, которое господствовало в царские времена. При царизме последовательно проводилось угнетение, подавление нерусских национальностей, проводилось в дикой, грубой форме.
Я помню, Владимир Ильич рассказывал о своих симбирских впечатлениях. Он рассказывал, как симбирская «интеллигенция», когда заходил разговор о какой-нибудь национальности, кроме русской, — о татарах, поляках, евреях и т. д., — всегда говорила о них свысока, с презрением. Великорусский шовинизм сквозил в каждом отзыве этой «интеллигенции». Тогда еще, юношей, научился Владимир Ильич ненавидеть этот великорусский шовинизм.
В партийной программе особенно подчеркивается вопрос о необходимости внимательного отношения к тем национальностям, которые при царском правительстве были угнетены.
Но, подходя к этому вопросу, нельзя ставить вопрос так, что вся культура в целом, как она есть, подлежит дальнейшему развитию. Надо внимательно вглядываться в каждую из культур и смотреть, из каких частей она состоит, анализировать ее. Когда мы будем говорить о национальной культуре, то мы под этим подразумеваем культуру народа, живущего на определенной территории, говорящего на определенном языке, имеющего определенное историческое прошлое и под влиянием всего этого сложившийся национальный характер, национальный быт. Надо подойти и внимательно рассмотреть элементы каждой такой культуры.
Если мы всмотримся в те национальные культуры, которые имеются у нас в РСФСР, то мы увидим, что это чрезвычайно различные по своему характеру культуры. Мы увидим, что когда речь идет о таких национальностях, как поляки, латыши и т. д., то тут мы встречаем довольно высокий тип культуры, культуры буржуазной, буржуазность которой надо преодолеть, чтобы преобразовать в новую культуру.
Что касается национальностей, которые стоят на более низком экономическом уровне, то тут приходится говорить о совершенно других типах культур. И, конечно, и тут не все приемлемо для нас в национальных культурах. Например, если мы будем говорить о положении женщины, то, конечно, было бы странно, если бы мы говорили, что мы не будем бороться с такими национальными особенностями, как угнетение женщины, которое часто встречается у народов Востока, или если бы мы говорили, что мы отказываемся от борьбы с религиозными представлениями, которые есть в отдельных национальных культурах,
Конечно, есть такие вещи у существующих в СССР национальных культур, с которыми приходится бороться, с которыми необходимо бороться, и было бы совершенно неправильно говорить, что так как это культуры тех национальностей, которые при царском правительстве угнетались, то мы берем их целиком так, как они есть, не рассматривая в отдельности, из каких элементов они состоят, отказываясь от борьбы с тем, с чем необходимо бороться.
И вот, мне кажется, в этом и заключаются трудности. Когда читаешь книгу Ваганяна, то видишь, что он представляет себе путь к интернациональной культуре через изживание национальных культур. Это, конечно, неверно. Важно изживание отрицательных сторон национальных культур, но в то же время имеет громадное значение развитие положительных сторон национальных культур. Например, если мы возьмем историческое прошлое, то угнетение, которое приходилось испытывать этим национальностям при царском правительстве, воспитывало такую ненависть ко всякому гнету, дало такую закалку, такую ненависть к любой форме гнета, что это, конечно, является ценнейшей частью культуры; эту национальную черту надо всячески поддерживать. Угнетение воспитывало часто настойчивость в достижении цели, выдержку, закалку, которые так важны в строительстве новой жизни.