У каждой национальности свое лицо, свой тип, и важно найти пути к тому, как эти положительные стороны каждой национальности наиболее рационально поддерживать. Я возьму вопрос строительства новой школы. Заслушивая доклады инспекторов, приходится часто знакомиться с тем, как этот вопрос преломляется через бытовые особенности разных национальностей. Мне припоминается доклад одного из инспекторов, который рассказывал о школе II ступени в Ингушетии. Он указал на то, что там ребята сидят по родам, один род не желает якшаться с другим родом, и ребята сидят на разных скамейках. Еще силен родовой быт, еще в школах проявляется родовая месть. Когда мы видим все это, мы спрашиваем себя: как подойти к этому вопросу? Можем ли мы здесь видеть только одно отрицательное? Вглядываясь в то, как ребята, живут, нужно отметить, что наряду с родовой обособленностью у каждого ребенка есть определенная внутренняя дисциплина, которая воспитывается именно этим родовым бытом. Важно изжить родовую обособленность, дать ребятам как можно больше общих ярких переживаний, чтобы возможно больше сгладилось отчуждение, родовая ненависть. Нужно на обшей работе, на общих занятиях найти элементы, которые бы сближали ребят, и в то же время нужно использовать привычку к той внутренней дисциплине, которая воспитывается родовым бытом, для того чтобы поставить перед ней совершенно другую цель, создать новый тип детского самоуправления. Таким путем, может быть, удастся воспитать людей с очень большой внутренней дисциплиной, которая является зародышем дисциплины будущего.
Возьму другой пример. Мне приходилось наблюдать как-то в 1919 г. при поездке по Каме отношение татар к ребятам. Пришлось обратить внимание на то, что когда происходит собрание русских рабочих на заводе, то ребят нет, а когда происходят татарские собрания, то они берут ребят с собой. На собрания работницы-татарки всегда приходят с детьми; мне приходилось наблюдать, что татары особенно мягко относятся к детям. Это явно национальная особенность, и эту национальную особенность можно использовать для того, чтобы ту задачу, которую мы поставили перед собой, но которую нам не удалось еще разрешить, а именно — тесную увязку школ с населением, попробовать разрешить в условиях татарского быта. Нужно использовать то, что татары так внимательно относятся к детям, заинтересовать их вопросами школы, вовлечь их в активную работу самой школы. Таким образом национальные особенности можно использовать для того, чтобы создать более высокие формы в области народного просвещения.
Возьмем еще такое явление, как страстный интерес многих национальностей к искусству. Опять-таки, когда мне пришлось быть в Казани, там мне рассказывали, что когда идет какой-нибудь спектакль, то все религиозные препятствия забываются: идет татарин и его жена, несмотря на то, что коран запрещает посещение театра, забываются всякие религиозные запреты, до такой степени захватывает их зрелище. Это стремление к искусству надо уметь использовать. Мне как-то пришлось читать письмо старой крестьянки коми, — оно так ярко написано, так поэтически написано, что видно, что эта нация особенно способна к художественно-литературному творчеству. Надо особенно внимательно всматриваться в национальные черты и уметь их всячески поддерживать и развивать. Только внимательное отношение к работе и быту национальных меньшинств позволит пойти по правильному пути.
Надо сказать, что старые пережитки еще остались, и закрывать глаза на это не следует. На одном совещании инспекторов мне подали записку, правда анонимную, которая гласила следующее: «Зачем поднимать всю эту возню, не лучше ли всех обучать русскому языку и всех русифицировать?» Правда, автор этой записки не имел мужества ее подписать, так как он понимал, что с точки зрения Советской власти подобные взгляды недопустимы. Но пережитки все же остались, и надо постараться их изжить.
Например, мы еще очень плохо умеем учиться у нацменьшинств, у других национальностей, мы еще слишком суммарно подходим к той или другой национальности. У нас в Москве бывают часто всякого рода конференции и экскурсии, и когда приходится присутствовать на экскурсиях нацменьшинств, то обыкновенно всегда учишься довольно многому. Мне особенно запомнилась одна из конференций: это была конференция западных национальностей. Они рассказывали очень много о формах религиозной борьбы среди польского населения, о формах борьбы, которые нам надо широко применять и у себя. Один из экскурсантов рассказывал, как в одной польской местности, где очень сильно влияние католицизма, где ксендзы играют очень большую роль, велась борьба с влиянием этих ксендзов. Ксендз оказался довольно умным и для того, чтобы приспособиться к местному населению, устроил кружок по сельскому хозяйству и во главе этого кружка поставил беднячку. Наши выбрали беднячку в сельсовет и назначили заседание сельсовета в воскресенье, как раз во время церковной службы в костеле, и так как беднячке было важнее всего знать все необходимое насчет налога и т. д., то она ходила в сельсовет, а не в костел, и окончилось все дело тем, что ксендз исключил ее из кружка. Она стала посещать избу-читальню. С ней ушли еще шесть крестьянок; изба-читальня пригласила агронома, и постепенно большинство из кружка ксендза ушло и стало посещать избу-читальню.
Это такой прием борьбы, который нам нужно вносить во всю нашу работу, потому что только запрещением и непусканием, конечно, не переубедишь население и не переборешь того влияния, которое складывалось веками.
Надо отметить, что сейчас не только ксендзы идут подобными путями. Из Нижегородской губернии, Сергачевского уезда, сообщают, что там мулла заявил, что так как Советская власть провозгласила равноправие между мужчинами и женщинами, то надо внести также некоторые поправки в коран и открыть мечети для мусульманок, для татарок. Это, конечно, тоже очень своеобразная форма борьбы с женотделом. Тут идет борьба двух культур — культуры буржуазной и культуры пролетарской, и, конечно, надо быть во всей этой борьбе очень хорошо подкованными.
Конечно, десятилетиями, веками складывались определенные влияния, например религиозное влияние, и тут имеет громадное значение найти правильный способ борьбы с ними. У очень многих национальностей в их национальной культуре имеются определенные религиозные мировоззрения. Сегодня мне пришлось. перелистывать книгу, в которой мимоходом описывается культура нагорных карабахов, рассказывается, какие там красивые монастыри по берегам реки и как все это уютно и поэтично. Все это описывается так, точно так и быть все должно, точно и изживать этого не надо. Изжить надо, но надо приступать к делу обдуманно. Тут речь идет о перестройке самых основ мировоззрения, и это, конечно, не может быть сделано чрезвычайно быстро. Тут надо очень глубоко захватывать.
Как-то мне пришлось жить в галицийской деревушке, где чрезвычайно сильно развита католическая религия. Одна крестьянка так объясняла свою тягу к церкви: «Да как же, — говорила она, — живешь в горах, одна-одинешенька круглую неделю, а в воскресенье в костеле людей увидишь». Оказывается, церковь выполняет роль клуба, в церковь ходят не затем, что господь бог понадобился, а чтобы людей повидать. В таких случаях нужно бороться такими способами, чтобы дать возможность собираться в других местах; католическая церковь дает ряд зрелищ — надо также дать ряд ярких зрелищ, но без господа бога.
Итак, подходя к вопросу о национальных культурах, мы должны расчленить то, что надо в них изжить, и то, что надо всячески поддерживать, или, как теперешние педагоги говорят, «сублимировать», т. е. переводить с низшей ступени на высшую. Теперь это словечко модное. Но дело тут не в словах, а дело в сущности; важно использовать все национальные особенности, чтобы широко развернуть положительные стороны различных национальных культур. Эта работа находится еще в самом начале.
Теперь я остановлюсь еще на нескольких вопросах, связанных с вопросом национальной культуры. Прежде всего остановлюсь на вопросе о родном и русском языке.
Даже странно немного, что этот вопрос поднимается, потому что очень много на эту тему говорилось и писалось. Подходя с точки зрения современной педагогики, когда мы смотрим на школу не только как на школьную учебу, которая дает известную схему механических знаний, а когда мы смотрим на школу как на организацию, которая дает детям и развитие и сознательное отношение к окружающему, мы должны сказать, что в вопросе о языке на фоне такого подхода к школе вопрос о преподавании на родном языке имеет колоссальнейшее значение.
Ведь в самый первый период жизни ребенок должен учиться выражать свои переживания, свои чувства при помощи того языка, который он слышит от матери в семье. И материнский язык служит ему орудием выражения себя, своих мыслей, своих настроений. И вот представьте себе: шесть лет выражал себя ребенок на материнском языке, а затем приходит в школу — и там совсем непонятный, чужой язык. Ясное дело, что мы ребенка подвергаем невероятной пытке. Его стремление выразить себя — а это стремление у ребят чрезвычайно сильно — останавливается, он только дома может выражать свои мысли на родном языке, а тут он должен выражать их. на чужом языке, чужими словами. Вопрос о необходимости первоначального образования на родном языке ясен. Но у нас наблюдаются иногда пережитки шовинизма. Один инспектор, делая доклад, указал на такую сторону дела (кажется, это касалось мордвинов): ему говорили, что мордвины не желают учиться на материнском языке, не желают терять времени, а сразу хотят учиться на русском языке, хотя дети русского языка не знают. И вот инспектор рассказывал, что, когда он разговорился с крестьянами, выяснилась такая история, что им предлагали или материнский язык, или русский. Если выберут материнский, то школа будет на родном языке, а к русскому доступа не будет, «но если выберут русский, то доступа не будет к родному языку. Это шовинистическая постановка вопроса, инспектор сумел ее усмотреть. Конечно, для развития ребенка необходимо начинать обучение на родном языке.