Примечания
1
Пер. Н. Иванцова. — Примеч. пер.
2
Компания Meta Platforms Inc., владеющая социальными сетями Facebook и Instagram, по решению суда от 21.03.2022 признана экстремистской организацией, ее деятельность на территории России запрещена. — Примеч. ред.
3
Blatta orientalis: распространенное насекомое темной окраски, которое выживает, поселяясь между пальцами мертвецов. — Здесь и далее, если не указано иное, примеч. авт.
4
Это она, голубка, делала по наитию. Записывала идеи, которые будут иметь мрачные последствия, сама того не зная, поскольку то, что приходит в голову, — не что иное, как чей-то замысел. Она лишь повторяла то, что нашептывали ей снизу, из рыхлой земли мозгового вещества.
5
«Каменистый брод» на языке индейцев мапуче. Там даже в кладбищенской земле такие булыжники, что невозможно покоиться безмятежно. Поэтому ручей потихоньку их двигает — подальше от закопанных тел, чтобы напитаться ими.
6
Откуда ему было знать, что эту игру изобрел Леонард Эйлер, швейцарский математик XVIII века.
7
Сон хоть и ослаблял Педро, но не лишал его прожитого. Спать значит быть пока что по эту сторону смерти. Много веков назад философ Гиппон наблюдал состояние ступора у супруги после падения в яму. Однажды вечером, глядя на жену, он подумал, что сны сделаны из воды, что в них снаружи проникает свет и, преломляясь, он создает образы, которые окружают спящего. Сон — это большое озеро, в котором плавает сознание. Супруга Гиппона вскоре умерла, но он знал, как ее найти. Однажды утром он надел на голову эвкалиптовый венок, к поясу привязал шесть тяжелых камней и бросился с обрыва в воды Ионического моря.
8
Слышать было как открывать глаза. Когда приходит сон, ты растекаешься и перестаешь различать, где еще ты, а где уже нет. Тело наполняется образами, воспоминаниями, когда-то возникавшими желаниями и посторонними шумами, и всё это сливается в какой-то новый цвет.
9
Разумеется, Кристина, будучи в первую очередь верующей, не пропускавшей ни одной воскресной мессы, а уже потом медсестрой, стала его союзницей. Когда Бальтасар попросил уединения с Педро, она не колебалась ни мгновенья. Даже не пришлось платить. Одного слова священника было достаточно, чтобы она повиновалась, поскольку хотела служить и отчаянно искала возможности встать на праведный путь после стольких лет, когда вина не давала ей спать по ночам. В этой больнице старшая медсестра могла больше, чем любой врач. Ей ничего не стоило всё устроить.
10
Поначалу община была частью Евангельской церкви Куранилауэ и разделяла ее доктрину, но с приходом нового тысячелетия стала называться «коллегиатой» и исповедовать смесь меннонитского анабаптизма с идеями своего отца-основателя, дона Десимо Контрераса, и самого Бальтасара, самоучки, латиниста и рационалиста.
11
Обширный бормотал, и ученики льнули к нему, как тянущаяся к солнцу трава на поваленном дереве. Мало кто мог постичь его невнятную весть. Жаждая откровения, они передавали ее друг другу, словно несли сосуд, но, уронив, раскололи и подменили словами, ведущими к отдельности. Вопрос обрядов, источник заражения.
12
Это имело не только духовные основания: речь Педро временами превращалась в хриплое бормотание, плотное, словно жужжащий рой, из которого было сложно вычленить осмысленные слова. Поэтому, возможно, Компендиум содержал больше домыслов Бальтасара, чем сказанного Педро.
13
«Нет ничего трудного для человека, имеющего волю».
14
Компендиум Педро Обширного содержал эти «правила для верного наставления коллегиантов»:
I. Говорить всем в меру своих способностей, создавая общий язык. Считать язык Педро образцом и мерилом его.
II. Наслаждаться удовольствиями, если они не вредят здоровью.
III. Изыскивать столько денег, сколько необходимо для поддержания жизни и здоровья общины.
IV. Следовать нашим обычаям, невзирая на противников оных.
V. Избавляться, по возможности, от любого упоминания индивидуального.
15
Хотя она этого так и не узнала, ее диссертация отчасти предсказала то, что случилось в Ла-Пуэрте, когда природа начала вести себя странно. Некоторые пожарные, прибывшие на место, упоминали белое облако, которое двигалось по воздуху, оседая на предметах и вызывая помутнение сознания у людей. Симптомы были одинаковыми: тело перемещалось в то место, куда попадал взгляд. «Я посмотрел на ветку дерева и оказался на эвкалипте, но когда захотел слезть, я уже стоял на крыше одного из белых домиков. Я быстро спустился на землю и закрыл глаза руками, зовя на помощь, пока мой товарищ не схватил меня за плечи и не вывел оттуда». «Я чувствовал себя котом, клянусь вам, обгоревший кот взглянул мне в глаза, и я уже не был, как это сказать, не был здесь. Не был самим собой, понимаете? Как будто я двигался внутри кота, с котом, с его телом, его болью и моей. Моей тоже, знаете? Это было и мое тело тоже». «Я был в облаке в форме лангуста. Я туда перенесся, когда увидел его. Вдруг весь город был подо мной, целиком, словно я смотрю на него из самолета. Я подумал, что умер и превратился в птицу. Но потом посмотрел на берег реки, и там меня и подобрали, я вцепился в дерево и разговаривал сам с собой».
16
В «Словаре фольклора региона Био-Био», составленном Альфонсо Алькальде, приведена эта сказка: «Однажды ночью в поле потерялся маленький мальчик. Он упал с телеги, а его отец этого не заметил. Они возвращались из трактира. Мальчик ехал счастливый, потому что любил смотреть, как отец танцует и пьет до полуночи, но сейчас он был один на дороге, и ему было грустно. Лицо его покрывала грязь, а руки были исцарапаны. Он не знал, что делать. Вдруг он заметил, что чуть дальше в пыли что-то блестит. Он подошел, не в силах отвести взгляд, и увидел пару стальных шпор. Он поднял их и подумал об отце. И вспомнил, что тот не заснет, пока не повесит свои шпоры над кроватью, что ему придется вернуться, как бы пьян он ни был, чтобы найти их. И тогда мальчик перестал плакать. Он привязал шпоры к ботиночкам и начал плясать и бить в ладоши. От дроби его ног поднялась пыль, его одежда и тело покрылись землей, и столько ее было, что кожа растворилась в ней, и весь он превратился в пыльный вихрь, который разметал ветер. От превращения шпоры упали на землю, и мальчик больше не мог отбивать дробь. Это привело его в отчаяние. Когда отец наконец вернулся за шпорами, он услышал плач сына и понял, что натворил. С горя воткнул он шпоры себе в горло, и кровь полилась, образуя лужицу, из которой выросли две голубые розы. С тех пор, если на дороге слышится ночью детский плач, нужно семь раз прочитать „Отче наш“, посмотреть на небо и ладонями отбить ритм танца куэки, чтобы мальчик со шпорами смог станцевать».
17
На другом конце страны немало было сказано о чудовищной огненной буре, «распространяющейся с огромной скоростью — до 8200 гектаров в час, с экстремальной, более 60 000 кВт/ч, интенсивностью тепловыделения, при ветре до 130 км/ч, подобной тем катастрофам, которые обрушились на Чили, США, Грецию и Австралию в конце прошлого десятилетия». На борьбу с ней были направлены бригады пожарных и волонтеров, самолеты-цистерны. Но ни один специалист не смог объяснить белые облака, гигантские скопления спор, которые поднимались из-под земли, покрывая всё вокруг и проникая в пепел и обугленные трупы, так что всё и вся служило почвой для размножения.
18
Не подозревая о заразе, несколько семей чилийских и индейских крестьян остались в этой части территории, наблюдая с горных склонов Науэльбуты, как огонь пожирает города в густой белой дымке. Некоторое время спустя эти сообщества приспособились к суровым условиям и коллективному собирательству. Так говорил уже после Педро не менее обширный Хосе Льендо во втором свидетельстве: «Отдельному недоступно то, что есть здесь, такого он не видел очень давно. Мы встаем, и еда свисает с веток деревьев, призывая нас. Мы заходим в реку, когда нас зовет ее течение, и она наполняет нас энергией, чтобы мы могли спокойно работать весь день. Если мы устаем или заболеваем, наши лекарства растут вокруг, на этих кустарниках, которые не нужно поливать. Здесь никто никем не руководит и не думает за другого. Мы все часть одного и того же. Когда кто-то умирает, это значит, что воде из его тела пришло время очиститься. Мы копаем яму, оставляем его в земле, над ним вырастает подорожник, больен или литрея, которые его оберегают. Корни растения уносят его кровь в реку, и тогда идет дождь. Жить на этом краю леса, друг, значит быть больше, чем одной головой. Верите ли вы мне, что я вижу вас глазами каждой из птиц, сидящих над нами на ветках?»
19
Однажды в детстве Патрисио пережил то, что в семье называлось «случаем с колодцем». Было рано, и Педро послал его за водой, чтобы искупать Каталину. Он вышел во двор, затянутый туманом, и направился к колодцу на противоположном конце участка. По дороге он услышал, как кто-то говорит ему на ухо неприятные и грустные вещи. Он попытался не обращать внимания, вспоминая, что я когда-то объясняла ему, пока была собой: «Сынок, у всех нас внутри река. На нее полезно смотреть. Садиться и слушать, как рыбы сталкиваются с камнями, поймать одну и почувствовать, как она ускользает из пальцев». Потому что я, Мария Доротеа дель Кармен, тогда уже лежала под землей. Патрисио шел с ведром в руке, размахивая им в разные стороны, развевая дымку и грусть, пока не дошел до колодца. «Но будь осторожен, запертая вода плохая и опасная. Она сгноит тебя, если не выпустишь ее». Когда он поднял тяжелую крышку, на него как будто накинули странную сеть. Так он рассказывал потом: его потянула за собой сеть. Она была похожа на белую паутину. Он упал в воду и начал тонуть. Сеть ослепляла его, удерживала под водой. Он бил ногами, тянул руки, не в силах выбраться, зажмуривал глаза, чтобы сохранить бледный свет, который еще доходил до него, давая ощущения верха, севера, облаков, вечера, утра, ночи и опять всё заново: звезды, разглядывающие узелки на кончиках листьев, эти ладошки, которыми деревья ласкают друг друга, шорох ветра в лесу, довольные растения поворачиваются за кислородом. И тогда он услышал. Сначала смутно, словно голос доносился сквозь стены. Потом громко, так что стучало в ушах, выплескиваясь за барабанные перепонки. Что-то же меня вытащило, говорил он потом. Этот странный голос помог ему выплыть, вскарабкаться по стенке колодца без веревки и лестницы: «Когда-нибудь тебе придется узнать, что бывает, когда мир превращается в запертый потоп, когда-нибудь то, что ты носишь с собой, найдет эхо снаружи, разольется за пределы твоих слов, разойдется кругами, как вода, которая набегает волнами, но всегда вперед, вперед, вперед. Запомни это у подножия дерева как тайну, которая открывает и соединяет всё, что ты чувствуешь. В этом твое предназначение. В твоем нежном румянце созревшего плода. Однажды ты снова заговоришь с нами и будешь здесь всегда, когда захочешь, когда увидишь своего отца, возвращающего тебе дыхание, берущего тебя на руки и просящего Бога поддержать вас, позволить вам быть вместе еще немного. А пока бей сильнее, чтобы оттолкнуть воду и увидеть, как она отступает, как прячется от солнечного света и извивается, обманывая жаждущие побеги и птиц. Эта вода унесет твои глаза, как занозу в ребре, как боль в спине, тонущей в ночи. Набери воздуха и используй его, береги свой голос, который идет со мной, надо всем и подо всем. Слышишь теперь? Мир приходит гулом, и нужно стать его частью. Вода продолжает течь вперед. Идет медленный дождь, леса пьют, дышат, видят сны и загораются».