В темноте позади Диогена возникло какое-то движение, и появилась Констанс Грин. Она резко остановилась.
Д’Агоста кивнул ей:
– Встаньте у меня за спиной, Констанс.
Несколько мгновений Констанс не двигалась. Потом с абсолютным спокойствием прошла по комнате мимо Диогена – тот продолжал стоять с поднятыми руками – и встала за д’Агостой.
– Сейчас вот что мы будем делать, – сказал д’Агоста, не сводя ствола с Диогена. – Я вызову поддержку. И мы будем ждать их приезда, все трое. Если вы шевельнете руками или какой-нибудь другой частью тела, если вы заговорите, если вы хотя бы дернетесь, я пущу пулю вам в голову, и…
Внезапно что-то взорвалось у него в основании черепа. В глазах вспыхнул яркий белый свет – и сменился черным, когда д’Агоста рухнул на пол.
Диоген, моргая, смотрел на развернувшуюся перед ним сцену, затем перевел взгляд на Констанс, спокойно стоявшую в элегантном бежевом платье и старомодной, но стильной шляпке с поднятой вверх вуалью. На одном ее плече висела сумочка. Осознав, что́ она сделала, Диоген испытал необыкновенный прилив эмоций. Он опустил руки, приходя в себя.
– Это была ваза династии Мин, – сказал он.
Констанс сделала шаг вперед, глядя на д’Агосту. Осколки вазы, которой она воспользовалась, лежали на неподвижной спине лейтенанта.
– Он мне никогда не нравился, – пробормотала она.
Диоген сунул было руку внутрь пиджака, но Констанс быстро проговорила:
– Он для нас не угроза. И ничья жизнь не будет погублена – ты помнишь?
– Конечно, дорогая, я только хотел достать платок. – Он улыбнулся, вытащил платок, отер бледный лоб и убрал платок в карман. – Позволь мне взять кофр, и мы отправляемся.
Он развернулся и исчез в темных глубинах особняка.
35
Суета в больничной палате вывела д’Агосту из наркотического оцепенения. Он чувствовал себя как в тумане. В ушах стоял слабый, но устойчивый звон, в затылке ощущалась тупая боль. Комната покачивалась, как на волнах.
Д’Агоста попытался прочистить мозги, тряхнув головой. Серьезная ошибка. Он застонал, осторожно опустил голову на подушку и закрыл глаза.
Рядом кто-то разговаривал, голоса были ему знакомы. Он снова открыл глаза и попытался проморгаться, борясь со смятением и действием успокаивающего средства. Большие часы на стене показывали пять. «Господи, неужели я вырубился на целый день?» Рядом с его кроватью на стуле сидела Лора Хейворд. На ее лице было знакомое ему выражение, обеспокоенное, настороженное, – выражение львицы, охраняющей самца.
– Винни! – сказала она, вставая.
– Ммм. – Он попробовал сказать что-нибудь, но язык его не слушался.
– Винсент, друг мой.
Новый голос донесся до него от изножья кровати, и – на сей раз не двигая головой – д’Агоста перевел взгляд в ту сторону. Там сидел специальный агент Пендергаст. Д’Агоста моргнул еще раз, потрясенный видом Пендергаста, сильно исхудавшего, с серыми кругами под глазами, с лицом, покрытым порезами и синяками и измазанным грязью, сквозь которую просвечивала бледная кожа. Агент был одет в фэбээровскую ветровку, слишком большую для его истощенного тела.
Пендергаст с Лорой засуетились над д’Агостой, когда он начал возвращаться в прежнее полубессознательное состояние. Он лежал с закрытыми глазами, пытаясь сосредоточиться на их разговоре.
– Вертолет доставил меня на посадочную площадку в центре Манхэттена, – говорил Пендергаст. – Мне сказали о том, что произошло, и я сразу поехал сюда. Это вы его нашли?
– Мне не удалось дозвониться до него по сотовому, и я отправила в ваш дом ближайшую патрульную машину. Они нашли его на полу в зале приемов, лежащего без сознания лицом вниз.
– Насколько я понимаю, полиция Нью-Йорка объявила серьезную мобилизацию.
– Вы шутите? Похищена женщина, полицейский подвергся нападению – да они всех поставили на уши!
К д’Агосте вернулся голос, туман начал рассеиваться.
– Пендергаст!
Агент ФБР повернулся к нему:
– Как вы себя чувствуете?
– Никогда не чувствовал себя лучше. Боже мой, как я рад вас видеть…
Комок в горле мешал ему говорить.
Пендергаст нетерпеливо отмахнулся.
– Так что же… случилось? – сумел выговорить д’Агоста.
– Я был… в море. Если в нескольких словах, джентльмены, которые спасли меня от утопления, решили получить за меня выкуп. Меня держали пленником на их посудине, пока она, к несчастью, не затонула. Но все это не имеет отношения к теперешней ситуации. Я был не в себе, когда отправил вас навстречу опасности. Мне очень жаль.
– Забудьте об этом, – сказал д’Агоста.
Пауза.
– Вы не могли бы рассказать мне… что произошло?
– Не утомляйте его, – вмешалась Лора.
Даже сквозь фармацевтический туман д’Агоста видел, что его друг взволнован и встревожен, а это было совершенно ему несвойственно. Д’Агоста откашлялся, прогоняя почти непреодолимую усталость. Доктор говорил, что у него могут случаться приступы амнезии, но, слава богу, ничего такого с ним не происходило, хотя конкретные детали утреннего происшествия он помнил смутно.
– Я вошел в дом, открыв дверь с помощью кода, который вы мне дали. В зале приемов я оказался буквально за несколько секунд до того… до того, как там появился Диоген.
Услышав это, Пендергаст приподнялся со стула:
– Диоген? Вы уверены?
– Да. Он вышел из задней части дома. Я его сразу же узнал. – Д’Агоста задумался. – В одной руке он нес чемодан.
– А потом?
– Он меня тоже узнал. – Д’Агоста сглотнул слюну. – Я взял его на прицел. И тут в комнату вошла Констанс.
Пендергаст побледнел еще сильнее:
– Констанс.
– Я велел ей встать в безопасное место у меня за спиной. Я держал Диогена на мушке, собирался вызвать поддержку и тут получил удар по голове… – Он помолчал. – Пришел в себя уже в этой палате.
У Пендергаста сделался такой несчастный вид, что на него больно было смотреть.
– Констанс, – повторил он, словно про себя.
– Мне кажется, тут все вполне очевидно, – перехватила инициативу Лора. – У Диогена был сообщник, которого Винни не заметил. Он и ударил его сзади. Мы сейчас снимаем отпечатки с осколков вазы, которой предположительно был нанесен удар.
– Я думал, что Диоген мертв, – произнес д’Агоста.
– Мы все так думали, – сказал Пендергаст. Какое-то время он сидел совершенно неподвижно. Потом снова заговорил: – Как отреагировал Диоген, увидев вас?
– Он был удивлен не меньше, чем я.
– А Констанс? Она была в наручниках? Ее свобода была как-то ограничена?
Д’Агоста попытался вспомнить, хотя в голове у него все мешалось.
– Ничего такого я не видел.
– А какой она вам показалась? Строптивой? Одурманенной? Действующей под принуждением?
– Я никогда ее не понимал. Уж простите. У нее… у нее на плече висела сумка. Да, и еще она была в шляпке. Не помню, что за шляпка.
– Она сопротивлялась? Говорила что-нибудь?
– Ничего не говорила. Встала у меня за спиной, когда я попросил. Ни слова не произнесла.
– У Диогена было оружие?
Звон в ушах д’Агосты становился все громче.
– Никакого оружия я не приметил.
– Мне кажется, с Винни уже хватит, – решительно сказала Лора.
Пендергаст не ответил. На мгновение показалось, что он где-то очень-очень далеко. Потом он вернулся к действительности. Выражение его лица, блеск серебристых глаз поразили д’Агосту – даже в худшие времена он не видел Алоизия таким.
Пендергаст поднялся:
– Винсент, я желаю вам скорейшего выздоровления.
– У вас у самого вид еще тот, – пробормотал д’Агоста. – Не обижайтесь.
– Я о себе позабочусь. Капитан Хейворд…
Он повернулся, коротко кивнул Лоре и быстро направился к двери. Провожая его взглядом, д’Агоста, перед тем как снова уплыть в забытье, заметил, что под ветровкой ФБР на агенте грязные черные брюки, разодранные практически на ленты.
36
Диоген Пендергаст, в своем тщательно подготовленном обличье Петру Лупея, вышел на террасу номера на десятом этаже отеля «Коркоран» и остановился, оглядываясь вокруг с маниакальной осторожностью, как давно вошло у него в привычку. Атлантический океан протянулся с севера на юг непрерывной линией, в пенистых волнах прибоя отражались розоватые вечерние облака. Суета района Майами-Саут-Бич, окружающего отель со всех сторон, музыка сальсы, долетающая до него с освежающим предвечерним ветерком, – все было, как всегда.
Он призвал на помощь свое шестое чувство опасности, внутреннюю душевную тревогу, которой доверял более всего остального. Все пребывало в спокойствии.
Если не считать неожиданного появления лейтенанта нью-йоркской полиции на Риверсайд-драйв сегодня утром – к такому событию Диоген, болезненно скрупулезный в своих планах, был совсем не готов, – то все прошло отлично. И даже этот нежелательный сюрприз оказался с шелковой подкладкой: Диогена приятно поразило, как быстро и без малейших колебаний действовала Констанс, чтобы нейтрализовать угрозу.
Он посмотрел на нее: она сидела в шезлонге, одетая в белую юбку до коленей и светлую, лимонного цвета блузку, соломенная шляпа с широкими полями закрывала ее лицо в темных очках. Она положила свои стройные ноги одна на другую, на маленьком столике под рукой стоял охлажденный стакан терпкого лаймового сока.
Одеться именно так предложил ей Диоген, когда они зарегистрировались в отеле. Он выбрал это место – Оушн-драйв, самое сердце этого квартала в стиле ар-деко на южном берегу, – потому что здесь было проще всего, оставаясь на виду, скрыться в толпе шикарных, блестящих, занятых собой людей. И выбрал этот отель не только из-за его элегантности и комфорта (это был старый отель «Оружие Вандербильта», переделанный, как и большинство отелей на Оушн-драйв, под «стримлайн модерн», хотя, слава богу, с известной степенью сдержанности), но главным образом из-за его масштабов. Только что прибыл круизный лайнер, наполненный немецкими туристами, и теперь внимание сотрудников отеля было целиком отдано им. Диоген хотел снять пентхаус, который занимал целиком верхний этаж отеля, имел четыре спальни, рояль длиной семь футов и панорамный бассейн, но в конечном счете решил, что это может привлечь внимание. Поэтому он остановился на одном из десятка люксовых президентских номеров с тремя спальнями, душем с дождевой насадкой, бельем от «Фретте» и кедровыми саунами. Это казалось ему хорошей пересадочной станцией между комнатами Констанс на Риверсайд-драйв и преуменьшенной им в рассказе роскошью Идиллии.