Перелет до Майами первым классом прошел без неожиданностей. Благодаря железной, неоспоримой подлинности личности по имени Петру Лупей «пробивать» его данные перед полетом не понадобилось. Все шло в соответствии с планом, и все же, поглядывая на Констанс, Диоген чувствовал озабоченность. Увидеть выражение ее лица под шляпой и за очками от «Булгари» было невозможно, но ее неподвижность и то, как она замерла, устремив взгляд в океан, не прикоснувшись к лаймовому соку, вызвало в его памяти непроницаемую неподвижность, какую он видел во время ее сборов на Риверсайд-драйв.
Глядя на нее, он думал, стоило ли оставаться здесь, пока он будет извлекать конский хвост. После страшного, нищенского детства Констанс жила затворницей, не выходя за пределы особняка на Риверсайд-драйв. Даже когда брат Диогена взял ее под свое крыло, она почти не выходила в мир – бывала только в нескольких местах в Нью-Йорке, Италии, Англии, Новом Орлеане, в береговой части Массачусетса. Аляповатый Оушн-драйв (весь этот ретрошик неона и ар-деко, пропитанный нарциссизмом) был, вероятно, еще более экстравагантен, чем Лас-Вегас. Прятаться при свете дня в столь гламурной атмосфере было частью плана прикрытия, разработанного Диогеном. Но теперь он спрашивал себя, не сыграет ли такой культурный шок, пришедшийся на время резких перемен в жизни Констанс, совсем не ту роль, на какую он рассчитывал.
Констанс глотнула лаймового сока.
– Констанс, – мягко произнес Диоген.
Она повернулась к нему.
– Ты не могла бы зайти на минуту? Я подумал, что неплохо было бы посвятить тебя в те планы, которые я составил на следующие несколько дней.
Чуть помедлив, Констанс поднялась. Похоже, у нее закружилась голова, потому что она ухватилась рукой за шезлонг, прежде чем направиться в гостиную. Сев на мягкий диван, она сняла шляпу, расправила поля и повесила шляпу на подлокотник дивана, потом сняла очки.
Диоген был потрясен. В помещении, вдали от ослепительного солнца, ее лицо казалось бледным и осунувшимся, под глазами залегли темные круги. Что это – последствия перелета или потрясение оттого, что она покинула особняк, который столько лет был ее домом? Нет, эти изменения были системными, а не эмоциональными. Возможно ли, что теперь, когда она сама заметила в себе физические изменения, вызванные недостатками эликсира Ленга, ее организм перестал сопротивляться вредному воздействию эликсира? При взгляде на нее боль и сочувствие смешивались в нем с любовью.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Диоген, не успев подумать, как она воспримет его слова.
Констанс махнула рукой:
– Голова немного болит. Это пройдет.
Он сел напротив:
– Послушай, что будет дальше. Люциус Гэри должен умереть завтра в девять утра в тюрьме штата Флорида в Пахоки, милях в девяноста отсюда. Ордер на казнь подписан и не может быть отозван. Я подменю патологоанатома, который в последнюю минуту окажется нездоровым, – ничего серьезного, уверяю тебя, но исполнять свои обязанности он не сможет. Часам к десяти тело будет доставлено в офис коронера. Я немедленно извлеку конский хвост и обеспечу его сохранность. Потом обследую тело, как того требует закон. Мне придется составить отчет и выполнить всю бумажную работу для передачи тела ближайшему родственнику. Разрез, который я сделаю в нижней части поясницы, будет маленьким, а в моем отчете будет дано медицинское обоснование этого. Никому ничего и в голову не придет. Все будет сделано в соответствии с инструкциями. Мои полномочия и принадлежность к профессии выдержат все проверки.
Диоген обвел рукой комнату:
– В течение следующих тридцати шести часов, пока меня не будет, я настоятельно советую тебе оставаться в номере. Чем меньше мы показываемся на людях, тем лучше. Я сделал все, что в моих силах, чтобы наше убежище было комфортабельным. Ты можешь выбрать любую из трех спален, какая тебе больше понравится. Тут есть книги, музыка и видеотека – все в твоем распоряжении; кстати, я приготовил полное собрание Ясудзиро Одзу и рекомендую тебе, если ты еще не знакома с его фильмами. Служба горничных и дворецких действует, разумеется, двадцать четыре часа в сутки, и полное меню по твоему выбору будет доставлено в номер. В холодильнике минеральная вода, фруктовые соки и «Дом Периньон». – Он постучал пальцем по сотовому телефону, лежащему на стеклянной столешнице. – Если тебе что-то понадобится, пожалуйста, звони мне в любое время.
Он встал.
– Я вернусь послезавтра рано утром. Моя яхта стоит на якоре в гавани южного побережья. К вечеру мы будем на Идиллии. Я синтезирую эликсир, и ты начнешь выздоравливать. – Он посмотрел на часы. – Через минуту мне придется покинуть тебя. Могу ли я сделать для тебя еще что-нибудь, чтобы тебе было удобнее в мое отсутствие?
– Нет, ничего, спасибо.
– Никаких лекарств? Мышечные релаксанты? Стимуляторы?
Констанс отрицательно покачала головой.
Подчиняясь какому-то внезапному импульсу, Диоген опустился перед ней на колени.
– Констанс, я приношу тебе торжественную клятву: через два дня мы начнем нашу новую жизнь на моем частном острове. Нашем частном острове. Я целиком посвящу свою жизнь твоему здоровью и твоему счастью.
Он осторожно перевернул ее руку и поцеловал ладонь. Констанс улыбнулась.
Он поднялся:
– Помни: звони мне в любое время. Я тебя люблю.
На этом он повернулся, взял изящную ротанговую трость Петру Лупея и вышел из номера.
37
Приблизительно в то же время, когда Диоген выходил из номера в отеле, Пендергаст, все еще в ветровке от ФБР и разодранных брюках и рубашке, входил в особняк на Риверсайд-драйв, 891. Он бесцеремонно перешагнул через полицейскую ленту, преграждавшую вход в зал приемов, быстро оглядел помещение – бирки, прикрепленные к уликам, и остатки дактилоскопического порошка – и прошел в библиотеку.
Все вроде бы находилось на своих местах, ничего лишнего, разве что письмо, лежащее на приставном столике, – письмо, адресованное в дом, куда не доставлялось ни одного письма, кроме тех, что приходили на абонентский почтовый ящик. Письмо было от миссис Траск, которая писала Проктору.
Пендергаст вскрыл конверт. Миссис Траск писала, что из-за болезни сестры ей придется остаться в Олбани на одну, может быть, две недели дольше, чем она планировала. Она просит прощения, но надеется, что забота о Констанс не будет для Проктора в тягость.
Пендергаст положил письмо. Несколько секунд он оставался неподвижным, прислушивался к пустому дому. Выйдя из библиотеки, он быстро поднялся на верхние этажи особняка, помедлив сначала у комнат Проктора, а потом – подольше – у покоев Констанс.
Дом казался пустым. По всем признакам Проктор покинул особняк в большой спешке, и, судя по очень тонкому слою пыли, накопившейся на поверхностях мебели, это произошло девять или десять дней назад. К тому же отсутствовала его тревожная сумка.
Пендергаст осмотрел комнаты Констанс: похоже, она не жила здесь в последнее время, но, перед тем как исчезнуть, спешно собрала вещи.
Стоя в сгущающейся темноте ее комнат, Пендергаст вытащил из кармана сотовый и набрал номер в Ривер-Пойнте, пригороде Кливленда. Ему ответили на третий гудок. Пендергаст выждал полагающиеся пятнадцать секунд молчания, пока проходил процесс идентификации.
– Неужели это мой собственный секретный агент? – услышал он наконец знакомый, чуть задыхающийся голос. Он доносился из комнаты, освещенной только мерцанием компьютерных экранов и единственной свечой, горящей на слуховом окне. – Кажется, у вас появился новый номер. И к тому же новый телефон, айфон 6S. Очень мило.
– Мим, мне нужно, чтобы вы сделали кое-что для меня.
– Вот всегда вы звоните только по делу. Нет чтобы просто поболтать.
– Это очень срочно.
– Разве не всегда так? – Демонстративный вздох. – Ладно, и в чем проблема?
– Вы знаете моего шофера, Проктора?
– Конечно. Бывший военный, какое-то время служил в вашем подразделении, если не ошибаюсь. Его имя…
– Прекрасно. Он исчез из дома на Риверсайд, насколько я могу судить, дней десять назад. Мне нужно, чтобы вы его нашли.
– Эй, вот это будет занятная работенка. А когда я закончу, может, и вы сделаете что-нибудь для меня? Тут у ФБР появилась новая игрушка, которую я страстно жажду, сотовый дуплексер, маскирующий…
– Что угодно. Просто найдите Проктора и держите меня в курсе. Спасибо, Мим.
Пендергаст сунул телефон в карман и огляделся еще раз.
Хотя вид у дома был нежилой, д’Агоста только сегодня утром видел здесь Констанс в присутствии Диогена. Д’Агоста сказал ему, что Диоген нес чемодан. А на Констанс была шляпка. Шляпку она надевала очень редко… только когда уезжала куда-нибудь.
Диоген. То, что он выжил после падения в лаву вулкана Стромболи, казалось невероятным. Но тем не менее он тоже был в этом доме сегодня утром, и мотив его появления здесь мог быть только один – месть. Месть Пендергасту и в особенности месть Констанс, ведь это она почти четыре года назад столкнула его в поток лавы.
Но что-то тут не складывалось. Ответы, которые он получил от д’Агосты сегодня утром, содержали некоторые несоответствия – любопытные, тревожные несоответствия, и Пендергаст не в силах был объяснить их.
Он открыл дверь в гардеробную Констанс и сразу понял, что часть вещей отсутствует.
Он тихо постоял, размышляя. Прошло двадцать четыре дня с той схватки в Массачусетсе, когда его унесло в море. Очевидно, за время его отсутствия многое должно было произойти, и все это вызывало у него беспокойство. Зачем Проктору понадобилось покидать дом и бросать Констанс? Уж этого он никогда бы не стал делать. Куда он делся? Почему не вернулся? Несмотря на поручение отыскать Проктора, данное Миму, агент опасался, что его шофер уже убит рукой Диогена. Что могла делать Констанс одна, в пустом доме?
Но самое странное: свидетелем какой сцены стал д’Агоста, когда вошел в особняк сегодня утром в начале девятого? В его рассказе было мало смысла.