ние Идиллия и купленный почти двадцать лет назад.
До острова был час пути на катере от Майами.
Стоя на темном берегу и разглядывая дом, Флавия улыбнулась. Петру, конечно, знал, что она умеет работать. Он был не из тех людей, кто довольствуется вторым сортом. Становилось очевидно, что он не испытывал к ней тех чувств, какие она испытывала к нему; по крайней мере, пока не испытывал. Но она нравилась ему, в этом Флавия была уверена.
А теперь она еще и обошла его. Узнала его тайну. Обнаружила его секретное лежбище. Причем сама сумела разыскать все это и добраться сюда. И теперь, когда она решила заявить ему о себе, он должен понять, насколько она умна и квалифицированна. Она его удивит. А это удивление приведет к тому, что он станет больше ее уважать, потому что Петру уважает людей, которые способны взять над ним верх, чего не случалось почти никогда. И это уважение – она не сомневалась – может легко перейти в любовь. Особенно в таком месте. Ему нужно только увидеть, как идеально они подходят друг другу.
Флавия бесшумно поднялась по откосу и направилась по песку к внушительному дому, почти эфемерному в лунном свете. Она шагнула на веранду, попробовала ручку входной двери и, обнаружив, что дверь не заперта, быстро вошла и закрыла ее за собой. Она удивилась отсутствию мер предосторожности, но тут же пришла к выводу, что удаленность острова и труднодоступность служат ему защитой получше любых замков. Флавия остановилась в погруженной в темноту и тишину передней и быстро осмотрелась: проходы налево и направо вели в то, что показалось ей библиотекой и гостиной соответственно, тогда как широкая лестница впереди поднималась на второй этаж. Из любопытства Флавия зашла в библиотеку. В широкие окна лился лунный свет, в котором она увидела, что это двухэтажная комната с дорогими на вид коврами на полу, книжными шкафами вдоль стен, увешанных маленькими картинами в рамах. В дальнем углу стоял небольшой, странный по виду рояль.
Флавия нахмурилась. Что-то в этой комнате не совпадало с тем Питером, которого она знала. Здесь чувствовалось… присутствие женщины. Она чуть ли не обоняла запах духов, висящий в комнате.
Она пересекла коридор и вошла в гостиную. Атмосфера в этой комнате, не менее прекрасной, была совсем другая. Хрустальная люстра, тяжелые «ушастые» кресла, роскошная ткань обивки на диванах и подушках – во всем присутствовало старомодное изящество, а не модерн, почти клинически простой стиль, которому всегда отдавал предпочтение Петру Лупей.
По крайней мере, насколько это было ей известно.
Дверь в дальнем углу гостиной вела в темноту. Флафия снова прислушалась, чтобы убедиться, что ее присутствия еще никто не обнаружил (она удивит Питера в тот момент, который выберет сама, и на свой собственный приятный манер). Она вытащила из своей поясной сумки крохотный фонарик, включила его и, прикрывая луч одной рукой, прошла дальше, в библиотеку-кабинет гораздо меньших размеров, чем библиотека по другую сторону коридора. Пару минут она разглядывала книги на стенах и картины в рамах. В картах Таро на столе она узнала любимую колоду Питера – Таро Альбано-Уэйта. На полках стояли книги по военной стратегии и методам пыток в Древнем мире, романы вроде бы на итальянском – вот это больше походило на того Питера, которого она знала. Перестав хмуриться, Флавия вынула из шкафа одну из книг – «Ренессанс» Уолтера Патера.
Книга открылась на форзаце. К удивлению Флавии, там было написано чернилами незнакомое имя: «Диоген Пендергаст».
Она пожала плечами и поставила книгу на место. Вероятно, Питер взял ее у кого-то на время и забыл вернуть, случайно или преднамеренно. Очень на него похоже. Флавия поставила книгу назад, вытащила другую: Светоний, «Двенадцать цезарей».
И опять она увидела имя владельца, написанное на внутренней стороне обложки тем же почерком: «Диоген Пендергаст».
Почерк показался ей знакомым. И внезапно Флавия поняла, что фамилия ей тоже знакома. Пендергаст. Фамилия агента ФБР, за которым они следили в Эксмуте.
«Мой лучший друг – первоклассный агент ФБР, но он просто ребенок, потерявшийся в лесу, когда речь заходит о женщинах…»
Флавия вернула книгу на место резким движением, но не настолько резким, чтобы произвести шум. Может быть, это и есть та тайная жизнь, о которой говорил Петру Лупей? Может быть, этот «лучший друг» на самом деле нечто большее – например, родственник? Брат? Может быть, у Петру есть другое имя – Диоген Пендергаст?
Она, конечно, знала, что Петру использовал несуществующие, временные личины в той работе, которую они делали в Эксмуте и в Нью-Йорке. Но до этого момента ей никогда и в голову не приходило, что Петру Лупей – всего лишь одна из таких личин.
В ней росло смущение от собственной доверчивости и ярость при мысли о том, что ее так использовали. Впервые в жизни она позволила своим чувствам к кому-то заглушить ее всегдашнюю бдительность.
Теперь более быстро, но с такой же исключительной скрытностью Флавия пробралась на второй этаж. Он был разделен на два крыла, в каждом по нескольку комнат: спальня, небольшая столовая при кухне, ванная. Оба крыла были заняты. В одном из них она увидела несколько предметов, в которых узнала вещи Питера: перочинный ножик, зажим для денег, галстук от «Эрме», небрежно брошенный на спинку стула.
Другое крыло было занято женщиной.
Очень тихо и осторожно осмотрев все комнаты и обнаружив, что все они пусты, Флавия вернулась в центральный коридор второго этажа. Мысли ее метались. Что все это значит?
Она спустилась по лестнице, вышла из дома через главную дверь и закрыла ее за собой. Оглядевшись, она крадучись пошла по берегу, мимо дома для слуг к тропинке, которая через мангровую рощу вела внутрь острова.
Она прошла по тропе по еще одному песчаному откосу и остановилась. Впереди стояло очень странное сооружение – выходящее на залив круглое строение, похожее на древний храм; между мраморными колоннами находились окна, в которых вместо стекол использовался какой-то необычный темный камень, отливающий серебром в лунном свете.
Флавия несколько секунд смотрела на это строение. Ею овладело странное чувство, совершенно несвойственное ей предвидение, будто это сооружение хранит тайны, слишком страшные, чтобы их знать. Но, увидев между двумя колоннами дверь с многочастным переплетом, она набрала в грудь побольше воздуха и направилась туда, одновременно доставая из сумки нож «зомби-киллер», который всегда держала при себе. Им можно было не только заколоть кого-нибудь, но и открыть любую дверь, взломать любой замок.
Однако, подойдя к двери, Флавия остановилась. Странная, нездоровая смесь эмоций нахлынула на нее, когда она прислушалась к звукам, доносящимся до нее изнутри. Через секунду она опустилась на колени и заглянула в замочную скважину. Внутри было темно, но лунный свет, проникавший через закопченные окна, позволял ей увидеть, слишком ясно увидеть все, что там происходит. Она замерла, охваченная волной ярости, ненависти, отвращения.
Значит, все это было ложью – от начала и до конца. Его «лучший друг», «охотница за состояниями», кража в миллион долларов и выкуп. Ни одно слово из того, что он ей говорил, не было правдой. И вот он был здесь с той женщиной, занимался с ней любовью со страстью, от которой у Флавии перехватило дыхание.
Она, пошатываясь, отошла от двери, опустилась на землю и села спиной к прохладной стене храма. Ей хотелось поднять руки и заткнуть уши пальцами, чтобы ничего не слышать… но все силы ушли из нее. Все, кроме силы рук: они продолжали играть с «зомби-киллером», пропуская его взад-вперед между ладонями, пока звуки любовной страсти все продолжались и продолжались.
55
Офис коронера в округе Майами-Дейд располагался в сероватом современном здании неопределенной архитектуры. Степень холода внутри соответствовала степени пекла снаружи, на Десятой авеню. В подвале, среди обширных стен холодильных камер, было еще холоднее. Пендергаст, всегда подверженный простудам, застегнул пуговицы пиджака и затянул галстук на шее.
Встретивший их у входа в морозильник морга коронер, доктор Василивич, был веселым коренастым человеком с тонзурой, как у средневекового монаха.
– Хорошо, что вы успели получить разрешение, – сказал он Лонгстриту, после того как все представились. – И что смогли приехать так скоро. Оба тела скоро будут выданы родственникам.
– Мы не займем много вашего времени, – откликнулся Лонгстрит, многозначительно посмотрев на Пендергаста.
Специальный агент понимал, что его прежний начальник устал ублажать его.
– Что конкретно вы ищете? – спросил Василивич.
– Мы не можем точно сказать, – ответил Пендергаст, прежде чем Лонгстрит успел открыть рот.
Василивич кивнул и повел их вглубь помещения. Слева и справа в стенах от пола до уровня пояса были двери из нержавеющей стали.
– Значит, первая – Монтойя. Будем уважать стариков. – Он фыркнул.
Остановившись у секции близ уровня пола, Василивич ухватился за ручку и медленно выдвинул стол. На холодной стали лежало укрытое простыней тело.
– Если у вас есть какие-то конкретные вопросы, задавайте, – сказал он, натягивая латексные перчатки. – Боюсь, что мне единственному позволяется прикасаться к телу.
– Ясно, – сказал Лонгстрит.
– Приготовьтесь, – предупредил Василивич, берясь за простыню. – Рядом с этим «Восставший из ада» кажется «Капитаном Кенгуру»[42].
Он снял простыню, и они увидели обнаженное тело старухи.
– Господи Исусе! – пробормотал Лонгстрит.
На голове и груди зиял десяток глубоких ран, рассеченная плоть имела странный серый цвет – ткани были обескровлены. Разрезы не оставили нетронутым ни дюйма тела, а лицо было исполосовано так, что стало почти неузнаваемым. Два агента молча смотрели на покойную.
– Вскрытия не делали, – сказал Пендергаст, имея в виду отсутствие Y-образного разреза.
– Коронер графства счел это необязательным, – сказал Василивич. – То же и по доктору Грейбену. – Он помолчал. – Однако странно…