«Прошлой ночью». Пока она говорила, до него из ниоткуда эхом донеслось: «Пусть она попытается отрицать это, но мы были единым целым».
Туман рассеялся. Диоген поднял голову и увидел, что Констанс стоит над ним с протянутой рукой.
И тут в нем произошла перемена.
«Что за ней? Я точно знаю: ты там что-то прячешь».
Может быть, не все надежды еще потеряны. Диоген понял, что ему предоставлен шанс, его последний шанс…
Он с трудом поднялся на ноги и постарался взять себя в руки.
– Нет, – сказал он, слыша хрипоту в собственном голосе. – Нет, я сам тебе покажу. Я проведу тебя туда. Открою тебе… ту часть моей души, которую еще никто никогда не видел.
Констанс убрала руку. Что-то неуловимое мелькнуло в ее глазах.
– Хорошо, – сказала она.
Прошла минута молчания, потом Диоген на ватных ногах вышел из алькова, пересек библиотеку и направился к передней двери. Констанс последовала за ним, отставая на несколько шагов.
Мгновение спустя темная фигура отделилась от непроницаемой черноты того места в библиотеке, где она пряталась, и, предпринимая все меры, чтобы остаться незамеченной, последовала за этой парой по песку к тропинке, ведущей в мангровую рощу.
62
Пендергаст поспешил вверх по лестнице из подвала, Лонгстрит следовал за ним, но не так быстро.
– Мы можем отправиться немедленно, – сказал через плечо Пендергаст. – На самолете до Марафона сотня миль. Там мы с вами сможем нанять аэрокатер – каналы в том районе очень мелкие, если не ошибаюсь. Мы с вами будем на месте вскоре после наступления темноты.
– Минуточку, – сказал Лонгстрит. И что-то в его голосе заставило Пендергаста остановиться и оглянуться. – Что вы имеете в виду, говоря «мы с вами»?
– Я думал, это очевидно: вы и я.
– Скрытая операция?
– Хирургический удар по Диогену.
Лонгстрит покачал головой:
– Мы не станем так поступать.
Пендергаст нахмурился:
– Что вы имеете в виду?
– Вы помните, что сказали мне в моем кабинете в Нью-Йорке?
Пендергаст ждал.
– Вы сказали в точности вот это: «Мой брат должен умереть. Мы должны приложить все силы, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что он не выжил при задержании».
– Верно.
– Вы сказали еще кое-что: «Это наш долг перед Майком Деккером».
Пендергаст продолжал ждать.
– Мы оба входили в группу «Призрак» и оба принесли торжественную клятву: отомстить за смерть любого товарища по оружию, погибшего от чужой руки.
– Fidelitas usque ad mortem.
– И вот почему не мы с вами поедем на Идиллию. Это должна быть многочисленная ударная группа.
Пендергаст спустился на ступеньку:
– Говард, вы предлагаете неподходящий способ проведения этой операции. Я знаю моего брата. Мы вдвоем высадимся на острове скрытно, и тогда у нас будет наилучший шанс…
– Нет. Слишком много неизвестных. Мы не знаем, кто еще есть на острове. Мы не знаем, какая там охранная система. Мы не знаем, какие меры предпринял Диоген, чтобы упрочить, или укрепить, или защитить растяжками свое жилище. И у нас нет такой роскоши, как время. Вы сами сказали: мы должны сделать это сегодня. У нас нет времени для сбора большей информации. Диоген слишком умен и слишком непредсказуем.
– Именно поэтому…
– Послушайте, Алоизий. С самого вашего возвращения в Нью-Йорк я позволял вам вести эту игру. Я вызвал криминалистов, сжег тысячи человеко-часов на сбор данных и проведение лабораторных анализов. По вашей прихоти я последовал за вами во Флориду. Задержал выдачу двух тел семьям, организовал срочную эксгумацию, смотрел, как вы орудуете с уже упокоенным телом…
– Что в конечном счете и привело к обнаружению моего брата.
– У вас было озарение. Но самую трудную работу провела «ПРИЗМА». Я тоже провел кое-какие раскопки, после того как вы мне сказали, что Диоген жив. Он ответствен не только за убийство Майка, на нем смерть доктора Торренса Гамильтона, художника Чарльза Дюшана, попытка убийства бывшего сотрудника Нью-Йоркского музея Марго Грин, похищение Виолы Маскелене, которую вы, кажется, знаете, похищение невозместимой нью-йоркской коллекции алмазов и последующее ее уничтожение, доведение до маниакального психоза нескольких сотрудников музея, крупномасштабный заговор вокруг музейного саркофага Сенефа, – впрочем, я плоховато осведомлен об этой истории. Я уже не говорю о двух недавних убийствах в духе Джека-потрошителя здесь, в больнице. И это только те его преступления, которые приходят на ум в первую очередь, – не сомневаюсь, что это лишь вершина айсберга. И вы хотите, чтобы против такого опасного убийцы, скрывающегося от властей психопата мы провели – извините меня – скрытную операцию? Вдвоем? Нет. Теперь, когда мы знаем местонахождение тайного дома Диогена, настало время действовать по правилам. Мы возглавим операцию, можете не сомневаться, но при серьезной поддержке федерального спецназа.
– Мы должны учитывать еще одну переменную – Констанс. Я вам рассказывал ее историю. Она психологически неуравновешенная личность, и ее состояние нельзя предсказать. Возможно, она психологически порабощена Диогеном. Независимо от обстоятельств, мы не можем идти на риск: она не должна пострадать.
– Если она в психологическом рабстве, то она может стрелять не хуже нас. Мои люди будут подвергаться опасности. Но мы сделаем все возможное, чтобы исключить вероятность какого-либо ущерба ей.
– Если вы пришлете спецназ, жертвы будут неизбежны.
– Конечно. Диоген должен быть убит. Мне нужно еще раз напоминать вам ваши слова: «Мой брат должен умереть»?
– Говард…
Лонгстрит поднял руку:
– Извините, дружище. Тут рулить буду я.
Последовала короткая, напряженная пауза, потом Пендергаст просто кивнул.
Они прошли в кабинет главы отделения Вантрис Меткаф, где Лонгстрит сообщил ей кое-какие неожиданные сведения и попросил помощи в планировании и немедленном осуществлении операции спецназа. Меткаф ответила согласием. Тактический операционный центр размещался на втором этаже, и они втроем переместились туда. К ним быстро присоединились еще двое, потом еще шестеро, потом еще двенадцать агентов, и под руководством Лонгстрита был быстро и профессионально составлен план. Пендергаст держался в стороне от группы, неподвижный как статуя, в своем сшитом на заказ черном костюме, со сложенными на груди руками. Он слушал, как составляется план, и ни глазами, ни выражением лица не выдавал своих чувств.
63
Солнце погружалось в Мексиканский залив, когда Констанс последовала за Диогеном из мангровой рощи на полянку в дальнем конце островка Идиллия. Диоген не сказал ни слова с того момента, как они вышли из дома. Он теперь держался прямее, ступал тверже. Но Констанс не смогла бы разгадать выражение, застывшее на его лице. Его разноцветные глаза были как бездонные омуты, в них не сверкало ни единой искорки, говорившей о его чувствах.
Диоген приблизился к сооружениям на противоположной стороне полянки, прошел мимо старой, разрушающейся генераторной и остановился перед обитой медью дверью с надписью «ЦИСТЕРНА». Он снял с шеи золотую цепочку, на которой висел черный ключ, и вставил его в скважину. Дверь открылась с легким шорохом хорошо смазанных петель.
По-прежнему не говоря ни слова, Диоген вошел внутрь и на ходу щелкнул несколькими выключателями. Через его плечо Констанс разглядела большое круглое помещение из старого кирпича. Металлический ящик, покрытый алой краской, был вделан в стену неподалеку. Лестница вела вниз, на каменные мостки, полукругом охватывающие кирпичное сооружение и заканчивающиеся у двери, укрепленной полосками металла. В пяти футах ниже мостков виднелась ровная поверхность черной воды.
Констанс победила. Идеально воплотила в жизнь свой план мести. Диоген был окончательно повержен. Но это место вдруг вызвало в ней неодолимое любопытство. Она ощущала – так это или нет, – что в Диогене есть еще какой-то, более глубокий уровень, который она, несмотря на все пережитое, так и не прощупала полностью. Зачем ей это было нужно при той лютой ненависти, которую она к нему питала, оставалось загадкой для нее самой.
Спускаясь по лестнице, Диоген наконец нарушил молчание.
– Цистерны вроде этой часто встречаются на архипелаге Флорида-Кис, – сказал он. – Нередко это наилучший способ сбора пресной воды.
Его бесцветный голос звучал глухо и отдаленно, странным эхом отражаясь от кирпичных стен, словно приходил из царства мертвых.
Дойдя до низа лестницы, Диоген продолжил путь по кромке мостков. И опять до Констанс донесся отдаленный гул каких-то машин. Спускаясь по лестнице, она бросила взгляд на воду внизу. У цистерны не было ни ступенек, ни трапа и никаких других средств выхода: тот, кто падал туда, уже не мог выбраться.
Диоген остановился там, где мостки заканчивались у двери, укрепленной металлическими полосами:
– За этой дверью находились старые насосы, которые прежде закачивали воду в дом. Эти насосы были на удивление большими и тяжелыми. Они давно устарели с приходом новых технологий, и от них избавились. Ты увидишь, что я нашел новое применение пустому пространству.
Он снова воспользовался ключом – отпер дверь и толкнул ее. Чернота распахнула перед ними свой зев. Он отступил на шаг назад и сделал короткое движение, приглашая Констанс войти внутрь.
Констанс заколебалась. Она не видела ничего, ни малейшего отражения света из центральной цистерны. Ей представилось: вот она делает шаг вперед и падает в бездонную пустоту. Но все же мгновение спустя она прошла мимо Диогена внутрь.
Ее каблуки застучали по камню.
Диоген последовал за ней и закрыл дверь. Несколько мгновений вокруг было совершенно темно – чернота такая полная, какую Констанс, привычная к темноте, никогда не встречала. Но потом послышался слабый щелчок, и на потолке зажглась лампа.
Поначалу Констанс показалось, будто она плывет в черной и безмолвной пустоте. Затем послышались еще щелчки, и, по мере того как Диоген включал все новые и новые лампы, она начинала понимать, где находится. Она стояла внутри того, что показалось ей идеальным кубом с полом, стенами и потолком из черного мрамора. Но, присмотревшись внимательнее, Констанс поняла, что лампы, разнесенные под потолком на равные расстояния в несколько футов, на самом деле размещаются за очень тонкими панелями какого-то темного, закопченного вещества. Это вещество не имело определенного цвета, а обладало переливающимися, дрожащими оттенками серого, и свет, проникающий через эти панели, придавал помещению слабую, странную, мерцающую люминесценцию. И тут до нее дошло: стены и потолок были сделаны полностью из обсидиана.