е стены, и остановился у запертой двери в противоположном конце.
Адепт подошел и положил раскрытую ладонь на деревянную поверхность, окованную железом. Слабый, еле слышный стон по ту сторону заставил его поторопиться.
Глаза Криса налились опалесцирующим белым светом. Губы зашептали нужное заклинание. От пальцев по дереву пробежала волна. Замок заскрежетал оглушительно громко, заскрипели пришедшие в движение петли, и дверь открылась, являя взору маленькую темницу.
Крис застыл на месте, зло выругался. Его мозг отказывался верить увиденному.
Там, в царстве живого сумрака, у осклизлой стены сидела та, ради кого он проделал весь этот путь. Только узнать ее можно было разве что по алым волосам, что теперь свисали в беспорядке, обрамляя измученное, осунувшееся лицо. Ее правая рука была прикована наручем над головой столь неудачно, что вывихнутое плечо неестественно выдавалось вперед. Левая же рука лежала поверх белого платья раскрытой лилией. Пальцы были переломаны, но хуже того – они почернели, и на них выросли когти. Тонкие ножки выглядывали из-под сбившейся юбки и утопали в тяжелых железных колодках. Пальцы ног посинели от холода. Но страшнее всего были укусы. Следы зубов сплошь покрывали тело. Даже на опухшей нижней губе выделялись два прокола и виднелись следы спекшейся темной крови. А на бледных щеках высохли разводы слез, черных и неестественных.
Сердце адепта сжалось от жалости и чувства вины. Он мысленно проклял себя за то, как долго ехал сюда. Следующим ощущением стала жгучая ненависть к тем, кто мог сотворить подобное с хрупким девичьим телом.
Крис торопливо переступил порог. Шарик света вплыл за ним и остановился в центре помещения, разгоняя по углам извивающиеся клубы мрака.
Адепт подошел ближе. Вытянул руку над колодками. Забормотал заклятие. Металл звякнул, открывая замок.
От этого звука девушка застонала. Однако она все еще оставалась в беспамятстве.
– Гвинейн?
Собственное имя привело ее в сознание. И одновременно вызвало такой животный ужас, что Крис невольно отпрянул от неожиданности.
Девушка распахнула глаза. Сдавленно вскрикнула. Растерялась из-за того, каким ослепительным показался ей зачарованный свет. Заслонила лицо искалеченной левой рукой. Засучила ногами, освобождаясь из оков, подтянула к груди непослушные колени. Но вместо радости избавления Гвинейн вся сжалась, как раненый зверь, будто не свобода ожидала ее, а скорая казнь.
– Гвин! Гвин! – торопливо позвал адепт, силясь ее успокоить. – Все хорошо! Это я, ВарДейк. Меня послали найти тебя.
Он хотел дотронуться до нее, но она не позволила. Лишь спустя несколько мгновений Гвинейн Гарана наконец смогла немного успокоиться.
– Крис? – с недоверием переспросила девушка.
Адепт напрягся. Человеческий голос не бывает таким – безжизненным и едва уловимым. Так звучит шелест сухой осенней листвы, гонимой ветром по пустой дороге.
– Это правда ты?
Девушка судорожно вздохнула. Она прошептала что-то еще, но адепт не разобрал.
Все его внимание занимали маленькие белые клыки, что выглядывали из-под ее верхней губы.
Он немного приглушил свет светлячка. Наклонился ниже, всматриваясь в изможденное лицо боевой подруги. Гвин медленно подняла на него глаза, мутные, как у выброшенной на берег рыбы.
– Mutatis mortuis, – едва слышно произнесла она, словно прочла мысли адепта. – Мутация мертвеца. Уже ничего нельзя сделать.
ВарДейк облизал пересохшие губы. Он старался не паниковать, собирался действовать четко по уставу, как и всегда. Но устав Академии в таких случаях требовал одного: если проклятие необратимо и точка невозврата пройдена, жертву необходимо умертвить наиболее гуманным образом.
Оставалось узнать насчет точки невозврата.
– Тебе… давали пить человеческую кровь?
Она медленно кивнула.
Беззвучные слезы потекли по бледным щекам.
ВарДейк тихо выругался. Шотель в его руке еще никогда не был таким тяжелым.
Да, устав требовал убить проклятого, если невозможно иное, дабы избежать новых жертв и распространения проклятия, каким бы оно ни было, не говоря уже о вампирской скверне. Но что, если шанс на исцеление есть, пусть и совсем маленький? Что, если все зависит от целителя? В любом случае, медлить было нельзя. Требовалось срочно принять решение.
Крисмер протянул руку, коснулся виска девушки. Зашептал, призывая чары.
Его пальцы были теплыми, живыми, а прикосновение – бережным.
Гвин обмякла, а затем отключилась.
– Прости, милая, но ты будешь только мешать, – пробормотал Крис.
Глава 4Сломанная кукла
Та магия, что щедро использовал Крис, была сродни некромантии, тем неправедным чарам, которые поднимают мертвецов из могил. Потому что без них его красивая игреневая кобыла уже несколько часов как должна была кормить мух в придорожной канаве.
Глаза животного навыкате представляли пугающее зрелище. Кровавая пена шла изо рта. Бока лоснились от пота. Легкие перестали работать, равно как и сердце. Но лошадь… его любимая лошадь, которую молодой адепт с такой страстью выбирал на ярмарке в Идарисе… не чувствовала боли. Те хрипы, что рвались из ее надорванной груди, давно не были дыханием.
Однако адепт продолжал шептать слова заговора, лишь бы удержать кобылу на этом свете подольше и уменьшить ее страдания. Крисмер прекрасно понимал, что убил своего верного скакуна этой многочасовой скачкой. Он мысленно молил лошадь о прощении. Но, выбирая между животным, пусть даже столь умным и дорогим сердцу, и девушкой в своих руках, он выбрал девушку.
Лошадь летела по тракту спущенной стрелой больше суток. Последние четыре часа Крис не останавливался даже для короткой передышки: боялся, что после следующей остановки уже не сможет поднять животное, и тогда они застрянут посреди полей.
Адепт и сам не чувствовал онемевшей спины, но старался не думать об усталости. Он совершил уже с десяток непростительных ошибок, за которые его могли не то что с позором выгнать из Академии, но и на вполне законных основаниях приговорить к смертной казни. Впрочем, об этом он позаботится после. Сейчас все его мысли занимала Гвин, которую он прижимал к себе из последних сил.
Далеко за спиной остался Аэвир с его вампирами, и это было первое нарушение устава.
Согласно правилам, Крис был обязан убить девушку, которую уже невозможно исцелить, а после устроить засаду в гнезде – на случай, если поблизости есть и другие кровососы. Также полагалось истребить всех подверженных чарам подчинения людей и животных, чей разум был уничтожен темной магией. Без контроля своего владыки подобные создания представляли серьезную опасность и могли разнести скверну, если были заражены после укуса упыря. Но времени на это не было, и Крисмер пренебрег этим пунктом. Он поступил иначе.
Когда лошадь уносила двух адептов прочь через виноградники, в объезд города, поместье на склоне горы пылало, объятое пламенем. Там сгинули двое убитых мечников. Туда же Крис занес труп и голову лорда-кровопийцы Ратенхайта, дабы тот упокоился навеки без возможности возродиться. А вот девушка, которую он оставил в холле, исчезла. Судя по кровавому следу, она пришла в себя и уползла в заросли винограда, спасая свою жизнь. Крис не стал преследовать ее.
Вместо этого он спешно открыл конюшню и курятник, давая живности возможность убежать, когда начнется пожар.
К тому моменту, как ВарДейк усадил Гвинейн перед собой в седло, в Аэвире проснулись горожане. Внизу у подножья кряжа раздавались крики и зажигались огни, все больше и больше с каждой минутой. Кто-то завидел дым и пламя в поместье и испугался. Кто-то очнулся с жаждой убийства из-за того, что произошло с хозяином. В городе началась неразбериха. Отчаянные крики, полные боли и страха, ясно свидетельствовали, что там пролилась кровь. Устав Академии требовал вмешаться и защитить невиновных, но адепт не поехал через Аэвир. Городские улочки сделались слишком опасны в сей час.
Поэтому Крисмер направил лошадь в объезд, через виноградники. Лишь сделав приличный крюк и оставив объятый паникой город далеко позади, юноша позволил ей выйти на тракт и пустил в галоп. Он дал себе слово вернуться в Аэвир после, когда все завершится. Если, конечно, к тому времени его не казнят на главной площади Идариса со всеми вытекающими «почестями».
До поры до времени оставив вотчину Ратенхайтов за спиной, Крис сосредоточил все внимание на трех задачах: поскорее добраться до Идариса, поддержать жизнь в своей лошади и помочь несчастной Гвин. Последнее давалось особенно тяжело.
Тьма, что расползалась в ее крови подобно смертельной заразе, терзала измученную девушку. Она тихо стонала от боли. Крис перепробовал все возможные чары, какие только мог сотворить, сидя верхом на скачущей галопом лошади, но все оказывалось тщетно. Скверна отталкивала любое исцеление, будто обладала собственным разумом и не желала отпускать стремительно угасающую адептку из своих сетей.
С рассветом дело ухудшилось. Яркий солнечный свет, что разлился над миром, разбудил девушку. Гвин застонала громче. Солнце слепило ее, сводя с ума. Она силилась спрятать лицо на груди ВарДейка, цеплялась сломанными пальцами за его одежду и дрожала, ледяная, как покойник.
Крис не выдержал, остановил лошадь на краю яблоневой рощи, чтобы дать животному немного отдохнуть, а сам бережно снял девушку с седла и уложил на траву в тени деревьев.
– Пить, – едва слышно прошептала она, пока он завязывал ей глаза лоскутом ткани, который оторвал от подола своей рубахи.
Он предложил ей флягу с водой, но Гвин сразу вырвало темной кровью, похожей на студень.
Девушка сжалась в комок, перекатилась на бок, утопая в зеленом ковре клевера, бледная, трепещущая. Уткнулась носом в маленький розовый шарик клеверного цветка. Вдохнула. Застонала едва слышно.
Крис стоял над ней, запустив обе руки в волосы, и лихорадочно думал. Нужно было остановить скверну как можно скорее, иначе он не довезет подругу до Идариса.