– Допустим, – девочка медленно кивнула.
– А что, если однажды будут судить близкого тебе человека? Тебе захочется помочь ему, вмешаться в ход дела. Для этого нужно лишь немного магии подчинения, чтобы повлиять на судью. Ты пойдешь на такое? – Мастер Драйтен прищурился.
– Нет конечно, – девочка снова фыркнула. – Это глупые гипотезы.
– Гипотезы, Гарана, гораздо ближе к реальности, чем ты можешь себе предположить, – мастер Драйтен окинул цепким взглядом остальных детей, которые уже начали нетерпеливо жужжать между собой.
Гул тотчас стих, все ученики покорно слушали мастера. Возможно, даже полагали, что Гвинейн Гарана накажут за неуважительное отношение к учителю, и мысленно гадали, каким окажется ее наказание.
Но Тевин Драйтен не собирался ругать или наказывать свою не в меру активную ученицу. Ему искренне нравилась ее живость и то, что она была, пожалуй, единственной его подопечной за долгие годы, кто осмеливался с ним спорить. Не послушный винтик в махине Академии, но самостоятельный разум, живой и любознательный. Как правило, старец досконально знал всех своих учеников. К тому моменту, как они уходили от него на следующую ступень обучения, Драйтен отчетливо понимал, в какой области они добьются успехов. Но Гвинейн Гарана была совершенно другой, загадочной даже для человека, который невольно предсказывал будущее воспитанников в силу своего опыта. Было в ней нечто такое, что вызывало в нем сомнения.
– К сожалению, Гвинейн, для тебя сейчас это лишь слова старика, – мастер покачал головой, все глубже погружаясь в свои мысли.
Он глядел в зеленые глаза дерзкой девочки, но видел в них не капризы или непокорность, с которыми нужно справиться. Маг узрел зеленый лес, бескрайний и древний, под толстым ковром снега. Тучу черных воронов, заслонившую небесную синь. Ледяное море, что грызло высокий утес. И гору, внутри которой коварным паразитом засела тьма. Чистая тьма с собственным разумом, принесенная в вековечный лес подобно инородной заразе.
– Но все чародеи делают выбор, рано или поздно, – задумчиво продолжал старый маг. – Между магией и отказом от нее. Между вмешательством и естественным ходом вещей. Однажды и тебе придется сделать выбор, милая моя, – мастер нахмурился. – И, честно признаюсь, тебе я не завидую. Потому что ты будешь выбирать между жизнью двоих самых дорогих для тебя людей и спасением целого королевства. Твоя судьба будет окрашена серебром и золотом, но счастье подвергнется тяжкому испытанию. И сердце сработает как отлаженный механизм, как и положено сердцу опытного чародея. Эмоции ты отодвинешь на второй план. Сделаешь как должно, а не как хочется, несмотря на страх, что возвратится к тебе, Гарана.
– Мастер Драйтен, опять эти ваши туманные намеки, – девочка зябко поежилась. – Я так и сказала: адепт поступает как должно, а не как хочется. Но я учту все вами сказанное, – она неопределенно дернула бровью. – Наверное.
– Увы, Гвинейн, – чародей наконец смог разорвать зрительный контакт. – Ты все равно забудешь мои слова.
– Вы напомните, мастер, – отмахнулась юная Гвинейн Гарана. – Я в вас не сомневаюсь. Если что-то важное нужно запомнить, вы никогда не дадите этого забыть. Сто раз скажете, если потребуется.
– Боюсь, что нет, моя милая, – мастер Драйтен с грустью улыбнулся девочке. – Есть у меня предчувствие, что к тому моменту, когда смысл сегодняшнего урока настигнет тебя, меня уже не будет в живых.
Глава 1Пир во время чумы. Чума во время пира
Состояние души у Гвин было такое, что, живи она в темные времена, в пору охоты на колдунов, с радостью сожгла бы ведьму-другую. Проблема заключалась в том, что она сама фактически являлась ведьмой. Такой, что получила достойное образование в Академии Чародейства. Это немного усложняло дело, но от всех печалей и невзгод у Гвинейн Гарана имелось одно лекарство, не слишком чудодейственное, однако весьма эффективно притупляющее любые страдания.
Лекарство помещалось в бутылке из матового зеленого стекла, имело насыщенный бордовый цвет и весьма недурно пахло виноградом. А еще до сегодняшнего дня хранилось в личных запасах короля.
Адептка сидела на громадной груде звериных шкур в дальнем углу чердака своей чародейской башни и распивала вино прямо из горлышка. Шкуры под ней были холодны и весьма сыры, а помещение никак не желало прогреваться, но ей было абсолютно все равно.
Вокруг прямо на полу стоял десяток разожженных масляных фонарей и пара дюжин коптящих толстых свечей на глиняных тарелочках. Они отбрасывали в полумраке кривые тени. Время едва ли приблизилось к десяти утра, но единственное окошко в крыше чердака оказалось завалено снегом, и свет туда не проникал вовсе, оттого ведьмовская лаборатория приобрела совсем уж жуткий вид.
Холодное, тихое место в отдалении от шума и гама большого замка. Сюда даже слуги не заглядывали. Не просто потому, что им запрещала хозяйка, нет – они боялись. Начали бояться сразу, как узнали о том, что творилось на чердаке высокой чародейской башни. Неведение, недосказанность и репутация ведьмовской лаборатории сделали свое дело – вызвали страх и уважение к той, что разбиралась в столь тонких и странных материях, а не просто лечила больные спины.
Многочисленные пустые птичьи клетки смотрелись зловеще. Тени скапливались в пыльных углах, густели вязкими чернилами меж закрытыми корзинами. Очерчивали громадный ящик с известью. Придавали неприятный вид горсткам костей в глиняных плошках, что стояли тут и там. Отблески свечей играли на гранях мутных бутылок с подозрительным содержимым, сверкали на лезвиях ножа и топорика, воткнутых в деревянную колоду посреди помещения. Колода играла роль окропленного кровью алтаря. Кровь была свиная, взятая с кухни, но смотрелась от этого не менее зловеще. Однако наиболее отталкивающе для непосвященного человека выглядели белые рунические формулы, покрывавшие стены и потолок чердака. Среди них красовалась распятая летучая мышь с выжженными глазницами. Словом, бесконечная череда оккультных предметов и символов, что вызывали неприятный холодок.
Увы, предназначения всех этих пугающих атрибутов, если начистоту, были весьма скучны и прозаичны. К примеру, рунические знаки служили для арифметических расчетов мощности заклятий. В бутылях настаивались припарки к весне, когда от разгулявшейся сырости в королевстве обострится подагра и язвенные болезни. Колода служила единственной рабочей поверхностью, Гвин полила ее кровью лишь для острастки. И летучую мышь, которую нашла мертвой на чердаке, повесила с той же целью, а глазницы выжгла, когда в них завелись паразиты. Но атмосфера получилась приятная, не лишенная определенного ведьмовского шарма в привычном сельском понимании.
Это была единственная комната во всем Высоком Очаге, где адептка чувствовала себя защищенной, хоть и напоминала больше башню тюремную. И вот теперь Гвин сидела на груде шкур, распивала вино и меланхолично размышляла о своей жизни, которая никак не желала входить в беззаботное русло.
Вино оказалось просто восхитительным. Его впору было подать на каком-нибудь празднике вроде именин монарха. И уж точно не употреблять в печальном одиночестве пыльного чердака. Но Гвин прикладывалась к горлышку без малейших зазрений совести, напротив, с каким-то мстительным удовольствием, что ненавистным Мейхартам вино не достанется.
Продукт брожения действовал весьма исправно, и уже спустя полчаса Гвинейн ощутила, как расслабилась, а былые тревоги окутала хмельная пелена. А еще она услышала шаги внизу, в комнате для посетителей.
Кто-то бесцеремонно вошел, не спросив разрешения, затем столь же бесцеремонно прошествовал в кабинет, а оттуда – на лестницу. Жалобно заскрипели крутые деревянные ступени, и спустя пару мгновений в раскрытом люке появилась светловолосая голова.
– Я знал, что ты тут, – Крисмер ВарДейк поднялся на чердак и победоносно продемонстрировал подруге две закупоренные винные бутылки. – Я не с пустыми руками. Захотелось посидеть с тобою, как в старые добрые времена, но, вижу, ты уже и без меня начала.
Гвин похлопала ладонью по шкурам подле себя.
– Добро пожаловать в таверну «У Гвинейн», – сухо произнесла она. – У нас дешево и сердито.
– И ремонта давно не было, как я погляжу, – заметил ВарДейк, демонстративно оглядываясь по сторонам. – Но мне все нравится. Я, пожалуй, задержусь у вас, моя добрая госпожа.
– Я недобрая, – проворчала адептка.
Крис плюхнулся рядом с ней. С наслаждением вытянул ноги в черных сапогах. Поставил принесенные бутылки прямо на бурый дощатый пол.
– Пара минут в моей компании, и вы подобреете, – заверил он, протягивая руку. Гвин вручила ему начатую бутылку, Крис сделал глоток. – Недурно, но мое лучше. У вас ведь со своим вином можно?
– У нас все можно, – Гвин покосилась на гостинец. – А что за вина?
– Из Идариса вез, – признался адепт. – Специально для тебя. Надеялся, что мы их разопьем при более веселых обстоятельствах, но только случая все никак не представлялось.
– Открывай, – женщина махнула рукой и плотнее закуталась в шаль, покрытую вороньими перьями. Та не грела совершенно, лишь выглядела красиво. И отняла у нее уйму времени, когда она накладывала необходимые чары, чтобы закрепить перья. – В этом богами забытом местечке подходящего случая можно ждать до старости.
Крисмер взял одну из бутылок, отставив в сторону начатую. Пробормотал короткое заклятие, которое заставило воздух внутри расшириться и вытолкнуть пробку с негромким хлопком. Адепт пригубил напиток первым, проверяя качество, и лишь затем вручил его подруге.
– Мы пьем, потому что Норлан уехал? Или потому что ты осталась? – вкрадчиво осведомился он.
Гвин стрельнула в него сердитым взглядом и молча отхлебнула из бутылки. На языке тотчас расцвел знакомый букет вкусов. Она зажмурилась, возвращаясь ощущениями… домой. В свой настоящий отчий дом, где родилась и выросла. Где нет густых лесов, а с моря дует приятный ветерок, смягчая летнюю жару. Где возле любимой булочной пахнет медовой коврижкой. Где вся жизнь так же проста и понятна, как эта самая коврижка.