Гвин повернулась вперед и краем глаза уловила движение. Увидела расплывчатую фигуру высокого мужчины, который подался к ней сквозь дымное марево. Дунул.
И погасил фонарь.
Гвин выронила его от неожиданности. Предмет разбился со звоном, теплое масло брызнуло на сапоги. А потом вновь наступила тишина. Ни шороха, лишь тьма, что обнимала чародейку со всех сторон цепкими щупальцами.
Адептка шаг за шагом шла сквозь темноту, пробиралась во мраке ощупью. Только бы не останавливаться и не засыпать. Только бы достичь заветной цели. Но какой именно?
Для чего она вообще здесь?
Чтобы он, ее Атран, забрал ее? Или же нет? Было что-то еще? Но что именно, вспомнить не удавалось. Снова и снова память подкидывала бессвязные образы. Разрозненную мозаику, которая никак не желала складываться в целостную картину.
Видение за видением. Калейдоскоп ощущений. Глубже и глубже с каждым новым витком. И все дальше и дальше от реальности.
В тот миг Гвинейн окулус Гарана и осознала, что ее одурманили. И сообразила, что нечто подобное с ней уже случалось. Только она не припоминала, когда именно, потому что была не в себе. Но разве может что-то, что ты уже пережил, повториться точь-в-точь?
Зачем она здесь?
Каждый новый шаг давался Гвин все тяжелее.
Ее уже пытались подчинить себе, лишить воли. Но когда это было?
Там было темно, но не так. Оставался лунный свет, что проникал сквозь крошечное окошко под потолком. Гвин томилась там, на дне глубокого подвала, который напоминал колодец со скользкими стенами. Ее приковали за руку, надели на ноги колодки. Она не могла двигаться. И это был кошмар, самый чудовищный в ее жизни. Адептка гнала его и цеплялась за него. Те дни, что она провела в плену у Ратенхайтов, навеки впечатались в ее сознание. Ничто не могло стереть их, смягчить те воспоминания, которые возвращались к ней в ночных кошмарах.
Она помнила Атрана. Его вампирские укусы. Его скверну у себя в крови. А потом и его кровь, что бежала по ее венам, меняя тело дьявольской мутацией. Атран был жесток и неумолим. Его целью было подчинить себе женщину, обратить чародейку в куклу. Носферат не видел разницы между болью и удовольствием. И Чистая тьма слушалась его с покорностью верной любовницы.
Но был и другой брат.
Руаль.
Лендлорд Руаль Ратенхайт, носивший на шее кулон из волчьего клыка. Того самого, которым была приколота записка на воротах Высокого Очага. Именно Руаль и заманил Гвин в ловушку. И он оказался во сто крат хуже старшего брата, потому что думал лишь о себе и собственных удовольствиях. О, Гвин отлично помнила прикосновения его ледяных пальцев. Гнусные посягательства на ее тело, которые Атран строго пресекал. Он обещал, что братец еще успеет вдоволь позабавиться с его игрушкой, но лишь после того, как она будет полностью готова.
Как счастлива была Гвин, когда узнала от Криса, что тот убил Руаля собственными руками. В приступе благодарности она готова была целовать ВарДейка до тех пор, пока они оба не задохнутся.
Именно тогда Атран окончательно потерял рассудок.
«Сестрицу» за брата. Забрать кого-то, кто дорог Гвин, взамен убитого Руаля.
И зачем адептке только вздумалось звать Девану сестрой? У нее ведь отродясь сестер и братьев не было! Эта глупая игра навлекла на девочку беду.
Но ответ был прост: Гвин привязалась к этому одинокому ребенку, ведь принцесса Мейхарт и вправду была невозможно одинока, несмотря на служанок и подружек. Ей лишь потакали, исполняли капризы. Но никто по-настоящему не проявлял участия к ее судьбе. Никогда.
Сколько ей было? Двенадцать?
А почему «было»? Она ведь… пришла как раз за Деваной! Она не даст девочке сгинуть в этих пещерах.
Стоило бы назвать Ивроса братом, пожалуй, просто ради смеха. Уж тогда бы Гвин со всем злорадством понаблюдала за тем, как носферат пытается забрать его и ломает зубы об упрямого импери с древней кровью. Она бы даже ничего не предпринимала. Просто стояла бы в сторонке и наслаждалась зрелищем.
Чародейка усмехнулась этой случайной фантазии. Ей и вправду захотелось, чтобы Ив сейчас оказался рядом. С ним никакая тьма не пугала ее. Колдун уехал меньше суток назад, но Гвин чудилось, что прошли годы. Она тосковала по нему, и это щемящее чувство проникало даже сквозь едкую дымку дурмана.
– Ну да, следовало ожидать, – пробормотала Гвин, и ее голос разнесся по пещере бесконечным эхом. Ей вновь удалось немного опомниться. – Дурман, как и в прошлый раз. Атран, неужели у тебя совсем нет воображения?
Ответом ей был лишь ее собственный голос. А после – звенящая тишина.
И все же Гвинейн ощутила холодные мурашки на спине, словно бы за ней наблюдали.
– Адептка я или кто? – проворчала женщина, борясь с очередным приступом головокружения.
Она раскрыла правую ладонь. Напряглась. Начала творить заклятие, призывающее светлячка из тепла ее тела. Но разум будто бы превратился в густой студень, слова заговора не шли на ум. Кроме того, ей никак не удавалось сфокусироваться и войти в транс. От напряжения голова разболелась пуще прежнего.
Спустя десять минут усилий Гвинейн удалось вызвать лишь крошечную искру.
Белый всполох, как слабая молния, с треском проскользнул меж ее пальцев, на миг озарив пещеру короткой вспышкой. И Гвин увидела, что стоит посреди низкого коридора со скошенным потолком. Воздух вокруг был наполнен расслаивающимися облаками сизого дыма, который клубился наверху и рассеивался у неровного каменистого пола. А в отдалении неподвижно стоял высокий широкоплечий мужчина. Но адептка не смогла разглядеть ничего, кроме силуэта.
Впрочем, этого вполне хватило, чтобы испугаться.
Адептка задержала дыхание и принялась лихорадочно призывать свет. Снова и снова, попытка за попыткой, торопливо. С таким усердием, что онемели пальцы.
Она услышала сопение. Кто-то стоял прямо перед ней, не таясь, точно насмехался.
Гвин отступила – и уперлась спиной в стену, которой сзади быть попросту не могло. Она резко обернулась, вскинув руку, и не нащупала ничего, кроме пустоты. Позади нее, как и раньше, был коридор.
Сердце забилось чаще, и Гвинейн наконец удалось сотворить свет. Крошечный, размером не больше вишневой косточки, дрожащий светлячок застыл на закоченевшей ладони, мерцая сквозь клубы дыма.
Гвин медленно обернулась туда, где стояла высокая фигура, но теперь человек оказался ближе, на расстоянии вытянутой руки. И от увиденного все у нее внутри похолодело.
Высокий статный мужчина в черном камзоле стоял к женщине спиной. Его прямые русые волосы были забраны в низкий хвост. Руки висели вдоль тела, но вместо человеческих пальцев на них были когти, черные и длинные, будто серпы.
Гвин отступила, не сводя с него глаз. Шаркнула ногой о камушек.
И мужчина обернулся. Медленно, неестественно, как поворачивает голову сова. Так, что лицо оказалось со стороны спины. И кровь застыла у Гвинейн в жилах.
Человек из ее самых страшных снов.
Красивое лицо с острыми скулами и презрительным взглядом темно-вишневых глаз. Он вызывающе улыбался, приподняв уголок губ, идеальных и бескровных.
Не Атран.
Руаль Ратенхайт. Младший из братьев.
Он медленно распахнул рот, обнажая белоснежные зубы, такие острые, будто клыками были все до единого, раздвигая челюсти все шире. Вместо языка в раскрытой пасти оказались лишь сгустки крови, похожие на куски растерзанной печени. Черная струйка потекла изо рта по его подбородку.
Гвин дернулась. Сглотнула, пытаясь понять, видение это или правда, сделала еще один шаг прочь от чудовища. И оступилась.
Светлячок моргнул и погас. А она потеряла равновесие, опрокинулась на спину.
И снова ударилась головой.
– Это ты виновата, ты одна. В смерти Руаля. В гибели людей в Аэвире. Во взрыве в Академии. В смертях случайных свидетелей по дороге сюда. Ты одна. И в том, что твой колдун уехал, тоже виновата только ты. Он не вернется, ты отпустила его на смерть. Смерть – единственный удел импери. Они все должны умереть. Ты окулус, тебе отлично это известно, но поделать ты ничего не можешь. И с этой мыслью встреть собственную смерть…
Шелестящий шепот звучал прямо у Гвин в голове.
Из мрака пришел еще один образ. Последний. Нестрашный. Но вызывающий ноющую боль в ее душе.
Это был Иврос. Его темные волосы и карие глаза с золотыми крапинками. Широкие плечи. Суровая морщинка меж нахмуренных бровей. Гвин любила его так сильно, что обомлела от счастья, увидев посреди черноты пещерных коридоров. Ей захотелось рвануть к нему, обнять и не отпускать. Затуманенное сознание позволило себе поверить, что он действительно вернулся, что не поехал в Идарис. Но тело было ватным и чужим. Таким, что Гвин не удавалось пошевелиться.
Ив взглянул на нее с безразличием. Так холодно он не смотрел даже когда они были в ссоре после битвы с Пастырем. Смерил отрешенным взором, а потом развернулся и пошел прочь. Эхо его неторопливых удаляющихся шагов заполнило собой весь мир.
В отчаянии Гвин закричала, но ни звука не вырвалось из ее раскрытых губ. Тьма заслонила ускользающий образ и сомкнулась над ее головой, погребая адептку в объятиях мрака. Сковала движения. Потекла в нос и в уши. И превратила громадную горную гряду Чернильной Цепи в могилу. В ее, Гвин, могилу. Огромный курган, в котором ее никто и никогда не найдет. Тьма поглотила все, кроме крошечного золотого мерцания где-то на границе сознания. Так над тонущим человеком смыкаются воды, и он видит последний отблеск солнца сквозь их толщу.
Солнце.
Вода.
Ледяная вода в ручье, от которой сводило босые ступни.
Гвинейн вдохнула свежий воздух. Заслонила глаза рукой от назойливого солнечного зайчика, который и оказался источником золотого мерцания. И обнаружила себя посреди леса.
Вне всяких сомнений, это был Старый Лес с его узловатыми деревьями, папоротниками и гирляндами зеленого плюща, что свисали с раскидистых ветвей. Сквозь малахитовую листву проглядывало солнце. Яркое, сочное лето царило здесь, на идеально круглой полянке изумрудного цвета, где мягкий мох пружинистым ковром устилал кажд