Полиция начала тщательное расследование в отношении установления личности убийцы, хотя, казалось, что с этим и так все ясно. Он был опознан по записям камер видеонаблюдения, по показаниям свидетелей и по беджу врача, который он использовал для проникновения в несколько отделений больницы. Убийцей оказался доктор Уолтер Лейланд из Клевистона, штат Флорида. Он не был связан с Баптистским госпиталем Майами и, насколько было установлено, не был знаком ни с одной из жертв.
Хотя официальное расследование только началось, уже удалось установить, что доктор Лейланд провел много времени за границей, добровольно работая в миссии «Врачи без границ» и других подобных организациях, и что список его пациентов оказался весьма небольшим. Полиция все еще пыталась связаться с его офисом, но на том конце линии не было ни секретаря, ни медсестры, которые могли бы ответить на звонок, а постановление суда все еще находилось на рассмотрении. Кроме того, выяснилось, что доктор Лейланд работал в весьма ограниченной сфере – а именно, в качестве общественного судмедэксперта. К несчастью, этой зацепкой сразу заняться не удалось, как и предыдущей, из-за ряда формальных преград. Как отметил лейтенант, детективы смогут узнать больше в ближайшие часы и дни. Машина доктора была так же найдена и все еще находилась на досмотре вместе с его мобильным телефоном и кредитными карточками. Однако самая большая загадка заключалась в том, почему он совершил подобное нападение и убил двух людей таким варварским способом.
Затем Пендергаст побеседовал с медсестрой из отделения интенсивной терапии, которая подтвердила, что доктор Лейланд вошел в комнату восьмидесятидвухлетней Фредерики Монтойи, которая находилась на пороге смерти из-за застойной сердечной недостаточности. Несколько минут спустя в ту же палату вошел доктор Грабен. Озадаченная медсестра собиралась последовать за ним, но в этот момент доктор Лейланд высунулся из-за двери и сказал, чтобы она позволила двум врачам самим разобраться с проблемой. Через пять минут доктор Лейланд вышел из комнаты и сказал медсестре, что доктор Грабен все еще занимается пациенткой и его не следует беспокоить. Когда доктор Грабен через пять минут так и не вышел из палаты, медсестру это обеспокоило, и она все же отправилась проверить, в чем там дело.
Отослав медсестру, Пендергаст вызвал главу службы безопасности госпиталя. Тот заявил, что работу по проверке всех записей с камер видеонаблюдения еще не завершили. Однако примечательным было то, что его люди получили множество изображений доктора Лейланда пересекающего приемное отделение больницы, входящего в раздевалку для врачей и в другие зоны, но при этом не нашлось никаких записей того, как он покинул здание больницы. У видеотехника не нашлось оправданий этому феномену.
Пендергаст попросил показать изображение доктора Лейланда, и глава службы безопасности предоставил агенту зернистое изображение, полученное с одного из стоп-кадров. Пендергаст и Лонгстрит некоторое время молча изучали снимок: темноволосый мужчина с легкой проседью и немного пухловатыми щеками.
– Внешне он совсем не похож на типичного серийного убийцу, – заметил Лонгстрит. – Тем не менее, в нем есть что-то знакомое.
– Так и есть, – пробормотал Пендергаст.
Наконец, он вызвал главного криминалиста. Его наблюдение оказалось весьма занимательным: изначальной целью являлась именно пожилая женщина, несчастного доктора же постигла участь случайной жертвы, поскольку он совершил роковую ошибку и вошел в палату.
– Как вы можете быть в этом уверены? – спросил Пендергаст.
– По анализу капель крови, – сказал криминалист. – Нижние поверхности стен, кровать и контрольное оборудование покрыты брызгами артериальной крови доктора Грабена. Но они, по большей части оказались, скрыты кровью миссис Монтойи.
– Это не имеет никакого смысла, – заметил Лонгстрит. – Если бы Лейланда прервали во время того, как он зверски убивал Монтойю, вы бы обнаружили, что анализ брызг крови показал бы прямо противоположное.
– Именно, – сказал эксперт. – И кое-что еще: на стенах гораздо меньше крови миссис Монтойи, чем крови доктора Грабена.
Пендергаст задумался.
– Спасибо, – сказал он, наконец, криминалисту. – Ваши наблюдения оказались весьма полезны.
Когда мужчина вышел из комнаты, Лонгстрит повернулся к Пендергасту.
– Хорошо. Я признаю, что это та еще головоломка. Как этот доктор Лейланд вышел из больницы, не будучи замеченным? И зачем он совершил это жестокое двойное убийство, изрезав в клочья двух невинных людей? Но, что еще более важно: каков твой интерес по всем этом?
– Все вопросы превосходны. Как ты смотришь на то, чтобы устроить осмотр тел?
– Ты имеешь в виду в морге? Конечно, я незамедлительно сделаю несколько телефонных звонков. Здесь, во Флориде они не держат тела слишком долго, – Лонгстрит нахмурился. – Подожди… ты же не думаешь, что…
Пендергаст приподнял брови, словно ожидая продолжения фразы, но Лонгстрит покачал головой.
– Нет. Это не имеет смысла.
– Да, я так и думаю, и, да, это было бы совершенно бессмысленно. Единственное, что меня, собственно, интересует: совершенно необычный и необъяснимый способ этих убийств. И снимок доктора Лейланда. Я надеюсь, что осмотр тел поможет пролить свет на это дело, – Пендергаст указал на карман Лонгстрита, в котором лежал сотовый телефон. – Итак, Говард, чего ты ждешь? Ты же сам заметил, что вопрос времени здесь имеет существенное значение.
53
С тех пор, как Констанс закрылась в своих покоях, прошло двадцать четыре часа – двадцать четыре часа абсолютной тишины. Только редкий шум воды и звук ее легких шагов по полу заверяли Диогена, что, по крайней мере, она все еще жива. Она не выходила из своих апартаментов, даже чтобы поесть. Накануне поздно вечером он подошел к двери и тихо постучал, принеся ей поднос с едой: самые изысканные сладости и фуа-гра в красном вине. Но Констанс не дала себе труда ответить на его стук, и тогда он наклонился к двери и прошептал, что он принес для нее обед. Из комнаты до него донесся очень странный шепот, поразивший его безумным тембром и тем, что он раздался настолько близко:
– Убирайся… вон… сейчас же.
Теперь, когда наступил уже следующий вечер, Диоген сидел в библиотеке без дела, сжимая руками подлокотники кресла. Он не мог сосредоточиться, не мог читать, ему не хотелось слушать музыку, он не мог даже здраво мыслить. Что она делала в своих покоях? Подействовал ли эликсир? Вдруг он совершил еще одну ошибку, несмотря на маниакальную тщательность, с которой разработал новый состав? Ее психическое состояние всегда носило довольно неустойчивый характер. Неужели она, в конце концов, сошла с ума?
Диогену необходимо было взять себя в руки и положить конец этой болезненной задумчивости. И у него было для этого подходящее место – его храм медитации. Обсидиановый храм. Он почти бегом направился к заднему выходу, спустился по лестнице и поспешил по песчаной тропе, которая вывела его к блефу. Спустя несколько мгновений он уже ступил на марискус. Обогнув блеф, за дюной он увидел свой храм, позолоченный светом полуденного солнца и манящий его своей уединенностью. Открыв дверь и войдя внутрь, Диоген, шатаясь, направился к стоящему в центре комнаты черному кожаному дивану, на который он лег – измученный и вспотевший.
Магия этого места почти сразу начала действовать на него. Он почувствовал прохладу и умиротворение, растворившись в сером спокойствии рассеянного монохромного света. Он наполовину прикрыл глаза и – да – смог почти что увидеть – буквально краешком глаза – небольшие блики цвета, похожие на мимолетные пятна радуги от вращающегося осколка хрусталя.
Да, так было намного лучше. Констанс, в конце концов, выйдет из своих покоев – потребность в еде возьмет свое. И тогда он справится со всем, что бы ни произошло, включит на полную мощность свое обаяние и постарается, как никогда раньше, удержать ее на этом острове, заставит ее полюбить его настолько же сильно, насколько он любит ее. Диоген зашел уже слишком далеко и не мог теперь потерпеть неудачу.
Некоторое время спустя его дыхание замедлилось и нормализовалось, и вокруг него воцарился мир. Солнце начало клониться к закату, и одна сторона храма стала переливаться перламутровым светом, а другая осталась в тени и сохранила свою темноту и таинственность.
Удобно вытянувшись на длинном диване, покрытом мягкой кожей, Диоген напомнил себе, что взаимодействие с Констанс Грин действительно было похоже на приручение дикого животного. Он не мог – не должен был – давить на нее или пытаться навязать ей свои желания. Она должна была выйти из своих комнат по собственной воле. И тогда он увидит, сработало ли снадобье. Он чувствовал уверенность в том, что, как только она ощутит его сильное воздействие, у нее изменится взгляд на эту жизнь. И он надеялся и молился богам, чтобы это ее новое мировоззрение все еще включало его.
Внезапно мимо панелей обсидианового стекла пробежала неясная тень. Кто-то только что прошел мимо. И вот он снова вернулся: расплывчатый силуэт, медленно направляющийся к двери. Это не Гурумарра – вход на эту часть острова был ему запрещен. Кто бы это ни был, он стоял с противоположной стороны двери, выжидая.
Диоген застыл в неподвижности почти на минуту, а затем его душу отчего-то охватил леденящий ужас, когда ручка двери медленно повернулась, и в дверном проеме появился силуэт…
Там, в обрамлении ослепительного света заходящего солнца, стояла Констанс.
Он не мог оторвать от нее взгляд, в то время как она спокойно смотрела на него. Диоген поднялся на ноги. Констанс явно преобразилась, совершенно изменившись: сильная, сияющая, лучащаяся здоровьем и энергией. На ней было надето одно из старомодных платьев, которые она привезла из Нью-Йорка.
Когда она вошла в храм и закрыла за собой дверь, Диоген увидел, как ее бледные руки потянулись и расстегнули лиф платья. Это было похоже на сон, и Диоген наблюдал за ней, словно загипнотизированный. Медленно, один за другим она расстегнула все крючки, а затем выскользнула из рукавов. Несколько мгновений она удерживала платье, а затем отпустила руки, позволив ему упасть на пол.