Сержант вынул из кармана плитку табака и скрутил сигарету. Затем провел по ней языком, чтобы склеить, и сунул в рот — она почти полностью исчезла в его густых усах. Видимо, он почувствовал важность просьбы и, чтобы придать себе веса, нарочно медлил с ответом. Жан взглянул на небо. Несколько звезд еще мерцали слабым светом. Если он не будет слишком задерживаться, то ляжет в постель еще до окончательного наступления дня.
— Таких девиц исчезает около двух тысяч в год в одном только Париже. Но это не значит, что нужно обязательно ждать самого худшего. Большинство уезжают в провинцию, без документов, некоторые даже исправляются, встают на честный путь, занимаются хозяйством. При этом не всегда берут на себя труд уведомить об этом близких.
— А если это не тот случай?
— Ну, вообще-то этими делами занимается полиция нравов, — ответил полицейский, зажигая сигарету. — Но если у вашей девицы даже нет «желтого билета», то это и не их забота. Так что, доктор, вряд ли вы сможете что-то сделать для этой малышки. Может быть, она просто решила подышать свежим воздухом в деревне, и ее поездка продлилась дольше, чем она рассчитывала. Так или иначе, не стоит расстраиваться. Таких девчонок пруд пруди… — Сержант затянулся, выпустил дым и с легкой насмешкой спросил: — Проводить вас до набережной или сами дойдете?
— Спасибо, я сам, — пробормотал Жан, не обращая внимания на сарказм.
Полицейский развернулся и двинулся в обратный путь, тяжело ступая в своих грубых башмаках и широкой плотной накидке. За ним тянулась густая струя дыма. Весь он казался воплощением спокойной, уверенной силы, равнодушной к судьбам безвестных девиц легкого поведения. Бросив последний взгляд ему вслед, Жан неверной походкой направился к набережной Вольтера.
«Что же делать, если даже этот заурядный полицейский, на чью не слишком большую власть была хоть какая-то надежда, не хочет заботиться о таких, как эта пропавшая девушка?..» — с горечью подумал Жан.
Однако вид Лувра, возникшего перед ним в свете зарождающегося дня, изменил течение его мыслей. Что ни говори, отец выбрал превосходное место для своего магазина красок: художники могли приобретать их буквально в двух шагах от набережной, служившей им излюбленным местом работы. Поднимаясь по лестнице к себе, он услышал, что отец уже орудует в своей мастерской: как большинство стариков, тот просыпался с первым криком петуха. Жан бесшумно вошел в квартиру, поставил сумку на пол, повесил на вешалку пальто и котелок и снял все еще влажные ботинки. Огонь в камине погас, остались лишь припорошенные пеплом остывшие угли. Раздевшись до рубашки и кальсон, Жан осторожно открыл дверь спальни, стараясь, чтобы она не заскрипела, и скользнул под простыни к Сибилле, нагревшей постель за время сна. Не открывая глаз, она пробормотала что-то умиротворенное. Жан с наслаждением вытянулся, готовясь заснуть. Как часто бывало перед сном, он подумал о реке, такой близкой, уносящей все… Ему нравилось думать о том, что по ночам Сена уносит все невзгоды, накопившиеся за день, — давно, еще в детстве, так говорила ему мать, и с тех пор он часто об этом вспоминал.
Спать, спать… Но перед тем как заснуть окончательно, он снова подумал о рыжеволосом мальчике, который умолял найти его пропавшую сестру. Но что тут можно было сделать?.. С другой стороны, сегодня утром он помог появиться на свет ребенку — так что в целом день начинался не так уж плохо.
Глава 3
— Эй, вставай! Вставай, соня!
Он спал? Значит, это был просто дурной сон?.. Или нет? Кажется, его кто-то звал… Жан узнал голос Сибиллы. Это его она называет соней?! Вполне в ее духе… Комедиантка! Жан приоткрыл глаза. Сколько сейчас времени?.. Долго ли ему удалось поспать? Часы в корпусе из черного мрамора, стоявшие на каминной полке, показывали восемь. Это значит… чуть больше двух часов сна! Он снова закрыл глаза и глубже зарылся в простыни. В следующее мгновение раздался легкий шорох, и в комнате стало светлее: Сибилла раздвинула шторы. Даже сквозь сомкнутые веки можно было ощутить, что небо за окном полностью прояснилось после ночного дождя. Жан коротко простонал. Однако Сибилла была права — через час приемная его кабинета будет уже переполнена. Счастливые эмоции от принятия родов дорого обходятся на следующее утро. Он невольно подумал, что предсмертная агония порой отнимает у врача гораздо меньше сил. Но с годами врачебного опыта все смешивается — жизнь и смерть становятся просто разными этапами одного и того же процесса непрерывного движения…
Он сел, свесил ноги с кровати и, взглянув в окно, увидел клочок голубого неба. Сибилла, прислонившись к стене и сложив руки на груди, смотрела на него ласково и немного иронично.
— Серьезный был вызов?
— Роды, — ответил он, протирая глаза. — Я вытащил на свет маленького Раймона, после того как шесть часов уговаривал его появиться.
— Ну что ж, по крайней мере, у тебя приятная усталость.
Ее тон слегка обеспокоил Жана. Несколько секунд назад светившееся радостью лицо Сибиллы омрачилось. Эта тема была для нее болезненной. Каждый раз после того, как Жану доводилось принимать роды, он не мог скрыть чувства гордости, тогда как Сибилле все никак не удавалось забеременеть. Время шло, и эта неспособность все больше ее угнетала. Но Жана это скорее устраивало: он считал рождение ребенка слишком преждевременным. Однако сейчас он улыбнулся Сибилле слегка принужденной улыбкой.
— Я приготовила тебе шоколад с хлебом, — сказала она беззаботным тоном, видимо, чтобы уйти от щекотливой темы. — Еще я заходила к твоему отцу, немножко помогла ему с работой.
Жан взглянул на руки Сибиллы: на ее ногтях и кончиках пальцев были следы от желтой краски.
— Снова помогала ему растирать краски? Позволяешь себя эксплуатировать? Кажется, на тебя слишком сильно влияют романы Золя!
Сибилла с улыбкой пожала плечами.
— Ты ангел, — добавил Жан, видя, что она слегка оживилась. — Даже не знаю, заслуживаю ли я тебя!
— Но я ведь не для тебя это делаю! Да, и еще я нагрела тебе воды. Но тебе надо поторопиться, пока она не остыла.
— Ну, уж это ты точно сделала для меня!
Он встал с постели, скинул рубашку и посмотрел на себя в зеркало. Кожа его отличалась чистотой и гладкостью, живот был плоским. Жан слегка его помассировал. Что ж, в целом неплохой механизм, отметил он удовлетворенно. Остается надеяться, что он обладает достаточным запасом внутренних резервов, чтобы сопротивляться микробам, которые, конечно, не могут не передаваться ему от пациентов.
Над водой в большом тазу еще поднимался пар. Жан ополоснул лицо, затем стянул кальсоны и начал обливаться, совершая привычный утренний обряд омовения. Сибилла, наблюдавшая за ним, заметила:
— Ты все делаешь методично.
Он улыбнулся и сделал ей знак приблизиться. Не удовлетворенное вчера желание вновь пробудилось в нем, о чем свидетельствовал наполовину воспрянувший член. Заметив это, Сибилла расхохоталась и, вместо того чтобы подойти, выбежала в соседнюю комнату.
Жан пожал плечами. В конце концов, Сибилла не так уж неправа: он должен быть уже в пути на работу. Но что Жана действительно удивило, так это ее растущая, почти заговорщицкая близость с его отцом, который, разумеется, ждал только одного — что она подарит ему внука. Но как же тогда ее актерская карьера? С младенцем на руках не так легко будет найти ангажемент… Черт, как будто ему мало забот с пациентами!
— Совсем забыла тебе сказать, — неожиданно сказала Сибилла, когда они уже сидели за столом, — я вчера встретила Жерара!
— Роша? — с удивлением спросил Жан.
— Да, он вернулся. Он нашел работу в частной клинике для умалишенных. Я его пригласила к нам на ужин сегодня — надеюсь, ты освободишься к вечеру?
Она старалась говорить безразлично-светским тоном, но Жан почувствовал, что эта встреча ее приятно взволновала.
— Он по-прежнему от тебя без ума?
Ее звонкий, почти детский смех отозвался в самой глубине его души.
— Больше, чем прежде! — ответила Сибилла. И добавила, не сознавая, какое впечатление производят на Жана ее слова: — Когда он смотрел на меня, его глаза словно горели огнем — такого не было раньше.
Он невольно поднял голову от своей чашки шоколада. Ему показалось или в этом шутливом тоне действительно прозвучал некий вызов? Именно Жерар в свое время познакомил его с Сибиллой — Жерар, с которым его связывали тесные узы дружбы еще в бытность их студентами медицинского факультета. Со временем Жерар избрал специальностью психиатрию, увлекшись научными трудами Пинеля и Эскироля. Жан понимал интерес друга к этой отрасли медицины, но ему самому она казалась несколько абстрактной, далекой от повседневной врачебной деятельности, которой он решил себя посвятить, поскольку душевные расстройства были все же сравнительно редким явлением.
В те времена Жерар проходил стажировку у Шарко в Сальпетриере. Однажды Сибилла, чья актерская деятельность тогда сводилась к позированию в художественных мастерских в качестве натурщицы, была приглашена туда, чтобы с помощью своей подвижной мимики наглядно продемонстрировать собравшимся студентам, врачам-стажерам и практикующим докторам выражения лица, характерные для различных стадий истерии. Изображая по требованию профессора то или иное эмоциональное состояние, она на некоторое время замирала, чтобы тот мог сделать комментарии для студентов. Ее лицо и тело с немым красноречием воплощали целую гамму эмоций: гнев, печаль, ярость, возбуждение, радость, отупение… То, что больше всего очаровало в ней Жана, который также присутствовал на лекции, и что он с первого взгляда оценил даже в большей мере, чем ее красоту, была именно эта способность к мгновенным метаморфозам, что производило ошеломляющий эффект: всего лишь доля секунды — и вместо веселого личика перед зрителем возникала застывшая маска ужаса. В каждой из этих гротескных гримас, за которыми природная красота совершенно исчезала, Жан пытался различить истинные черты незнакомки и поймать ее взгляд, который восхитил его с самого начала.