— Пожарный. Полицейский. Мороженщик. Кто-то в этом духе. — Бентон рассуждает легко — наверное, тема безопасная. — Или же, что гораздо хуже, родственник, член семьи.
— Член семьи убивает мальчика, убивает жестоко, по-садистски, а потом снимает и уносит обувь? Как сувенир?
— Возможно, чтобы именно так и решила полиция.
— Я не психолог. Я играю твою роль, а так быть не должно. Мне нужно посмотреть, где это случилось. Джек на место преступления никогда не выезжал, а следовало бы. — Настроение, и без того не самое радужное, падает еще ниже. Он не был во дворе, где убили Марка Бишопа, и не был в Нортон’с-Вудс.
— Может быть, виноват другой мальчишка. Дети часто играют в игры, которые заканчиваются смертью.
— В таком случае этот ребенок очень хорошо знает анатомию.
В моей памяти фотография со вскрытия — голова мальчика с отвернутым назад скальпом. На сканере компьютерной томографии трехмерные изображения проникших в мозг четырех двухдюймовых железных гвоздей.
— Тот, кто это сделал, выбрал самое подходящее для своей цели место, — объясняю я. — Три гвоздя прошли через височную кость над левым ухом и проникли в варолиев мост. Четвертый вошел в затылок по направлению вверх, разрушив верхний шейный отдел спинного мозга.
— Насколько быстро могла наступить смерть?
— Почти мгновенно. Мальчик мог умереть от четвертого гвоздя в течение нескольких минут, за то же время, что умирает человек после остановки дыхания. Повреждения спинного мозга на уровне С-один и С-два нарушают дыхание. Трудно представить, что полиция, прокурор и суд поверят в то, что все это мог сделать другой ребенок. На мой взгляд, целью было именно причинение смерти, и убийство можно квалифицировать как преднамеренное, если только молоток и гвозди не лежали где-то во дворе. А они, судя по всем отчетам, там не лежали. Ведь так?
— Молоток был. Но в каком доме нет молотка? И отметки не совпадают. Но это ты уже знаешь. Гвоздей, таких, как те, которыми его убили, в доме не нашли. Как не нашли и пневматического молотка.
— Насколько я понимаю, такими гвоздями, с L-образной шляпкой, пользуются при настилке полов.
— По данным полиции, таких гвоздей в доме не нашли, — повторяет Бентон.
— Не стальные, железные, — продолжаю я, мысленно держа перед глазами фотографии из лабораторных отчетов и ловя себя на том, что иду по делу с Бентоном так, словно оно мое. И его. Словно мы работаем над ним вместе, как в те, далекие уже, наши первые дни. — Со следами ржавчины, несмотря на цинковое покрытие. Следовательно, купили их не только что. Возможно, они лежали в каком-то сыром месте, или на них воздействовала морская вода.
— На месте ничего подобного нет. Никаких гвоздей с L-образной шляпкой. И вообще никаких железных гвоздей. Слухи о пневматическом молотке распространял отец Марка. По крайней мере, публично.
— То есть говорил об этом репортерам.
— Да.
— Но когда? Когда отец Марка рассказал репортерам о пневмомолотке? Это важно. Откуда и когда пошел слух? Можно ли с уверенностью говорить, что все началось с отца, потому что если это так, то, значит, он обеспечивает алиби, называя в качестве орудия убийства вещь, которой у него нет, и направляя полицию на ложный путь.
— Мы так же считаем, — соглашается Бентон. — Возможно, мистер Бишоп действительно предложил средствам массовой информации эту версию, но вопрос в том, не предложил ли ему эту же версию кто-то другой?
В вопросе Бентона слышится подтекст. А что, если он уже знает, откуда пошел слух о пневмомолотке? Знает, с кого все началось. И тогда нетрудно догадаться, что именно он имеет в виду. На мнение людей об этом деле пытается повлиять мой заместитель. За распространившимся по новостным каналам слухом стоит Джек Филдинг.
— Нам нужно провести ретроспективный анализ. Тот детектив в Салеме, как его… — Столько упущений, столько надо наверстать. А я даже не знаю, с чего начать.
— Сент-Илэр. Джеймс Сент-Илэр.
— Нет, не знаю. — Я словно чужак в своей собственной жизни.
— Сент-Илэр убежден в виновности Джонни Донахью. Боюсь, уже в ближайшие дни против Джонни будет выдвинуто обвинение в убийстве первой степени. Действовать нужно быстро. Ситуация усугубится, когда Сент-Илэр прочтет письмо миссис Донахью и еще больше уверится в своей правоте. Необходимо срочно что-то предпринять. Меня это дело вроде бы не касается, но я знаю, что Джонни никого не убивал, а присяжным он точно не понравится. Он неадекватен. Он плохо понимает людей, а они превратно воспринимают его, считают высокомерным и бессердечным. Он смеется и хихикает, когда смешного ничего нет. Он груб, резок и делает все невпопад. Вся эта история — полнейший абсурд. Пародия. Классический пример самооговора.
— Тогда почему он до сих пор в госпитале? Под замком?
— Джонни необходимо психиатрическое лечение, но держать его в палате с душевнобольными недопустимо. Таково мое мнение, но меня никто не слушает. Может быть, ты поговоришь с Рено и Сент-Илэром, и они прислушаются к твоему мнению. Поедем в Салем, пройдем вместе по всем эпизодам, осмотримся.
— А как же срыв? — спрашиваю я. — Если верить миссис Донахью, первые три года в Гарварде он был в порядке, а потом его вдруг пришлось госпитализировать. Сколько ему сейчас?
— Восемнадцать. Джонни вернулся в Гарвард прошлой осенью, и все заметили, что он сильно изменился. Вербально и сексуально агрессивный, возбужденный… одним словом, параноик. Искаженное мышление и искаженное восприятие. Симптомы сходные с шизофренией.
— Наркотики?
— Доказательств никаких. После признания в убийстве его проверили на наркотики — результат отрицательный. Даже в волосах ничего не нашли. С алкоголем то же самое. В МТИ у него есть подруга, Дона Кинкейд. Они вместе работали над проектом. Состояние Джонни не улучшалось, и Дона в конце концов позвонила ему домой. Это было в декабре. Неделю назад его приняли в Маклин с колотой раной на руке. Тогда-то он и сообщил психиатру, что убил Марка Бишопа. Сказал, что доехал до Салема поездом, с пневмомолотком в рюкзаке. Что должен был совершить человеческое жертвоприношение, чтобы избавиться от овладевшей им злой сущности.
— Но почему гвозди? Почему не какое-то другое оружие?
— Он как-то связывал это с магической силой железа. Об этом говорили в новостях.
Припоминаю, что читала в Интернете о костях дьявола.
— Верно, — подтверждает Бентон. — В Древнем Египте железо так и называли. В Салеме кости дьявола продают в некоторых магазинчиках.
— Это кости, связанные в форме буквы Х, их нужно носить в красном атласном мешочке. Как амулет. Но на гвозди они не похожи. Скорее на спицы. И по-моему, они не оцинкованные.
— Считается, что железо защищает от злых духов — вот и объяснение, почему Джонни воспользовался железными гвоздями. То есть это он так объясняет. В целом история оригинальностью не блещет. Как ты и сказала, она была лишь одной из версий, появившейся в новостях вскоре после его признания. — Бентон замолкает, потом добавляет: — Твой собственный офис предложил в качестве мотива черную магию. Вероятно, из-за связи с Салемом.
— Выдвигать теории не наше дело. Мы должны быть беспристрастны и объективны. И мне непонятно, что ты имеешь в виду, говоря, что мы предложили какой-то мотив.
— Я лишь говорю, что это обсуждалось.
— С кем? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.
— Джек всегда был непредсказуемым. Но теперь он, похоже, совсем себя не контролирует.
— По-моему, мы уже сошлись на том, что у Джека проблема, решать которую я больше не намерена. Что за проект? — Я возвращаюсь к подруге Джонни Донахью, о которой упомянул Бентон. — И какая у него специализация?
— Вычислительная техника. С начала прошлого лета Джонни стажировался в «Отуол текнолоджиз» в Кембридже. Как отметила его мать, парень необычайно талантлив в некоторых областях…
— Что он там делал? Чем занимался? — Перед моими глазами внушительный бетонный фасад, поднимающийся, подобно плотине Гувера, неподалеку от того места, где мы только что проезжали и где пропал преследовавший нас внедорожник с ксеноновыми фарами.
— Проектировал программное обеспечение для БНМ и подобных технологий. — Бентон сообщает об этом, словно о каком-то пустяке, потому что не знает о БНМ того, что знаю я.
Беспилотные наземные машины. Военные роботы наподобие прототипа РЭБПа в квартире убитого.
— Что здесь происходит? — с чувством спрашиваю я. — Ради бога, скажи мне, что здесь происходит?
7
Метель улеглась, ветер стих. Все вокруг укрыто снегом. Движение по Мемориал-драйв обычное; привыкшие к местным зимам жители Новой Англии почти не обращают внимания на погоду.
Крыши общежитий МТИ и спортивные площадки слева от дороги накрыты плотной белой шапкой, с другой стороны снег плывет, подобно дыму, над велосипедной дорожкой и лодочной станцией и растворяется в ледяной черноте реки Чарльз. Дальше к востоку, там, где река впадает в бухту, на фоне ночного неба призрачно маячат прямоугольные формы и светлые пятна Бостона. Небо над аэропортом Логана чистое, нет ни одного самолета.
— Необходимо как можно скорее встретиться с Рено. Чем раньше, тем лучше. — Бентон думает, что Пола Рено, окружного прокурора Эссекса, необходимо поставить в известность, что в деле Джонни Донахью могут вскрыться новые обстоятельства, что студент Гарварда и неизвестный в холодильном боксе моего морга как-то связаны между собой. — А если здесь замешано АПИ? — неожиданно добавляет он.
— АПИ финансирует проекты «Отуола». Но речь идет не об АПИ и не о Министерстве обороны. «Отуол» — частное гражданское предприятие, — отвечаю я. — Другое дело, что оно определенно тесно связано с правительством посредством весьма значительных, исчисляемых в десятках миллионов долларов грантов, выделявшихся после довольно неудачного изобретения РЭБПа.
— Вопрос в том, чем еще они занимаются. Возможно, чем-то таким, что могло бы иметь какое-то значение во всем этом деле.