2, то никакая экспертиза ничего не даст. Двуокись углерода присутствует повсюду, и в самом воздухе, которым мы дышим. Передо мной то, что показала компьютерная томография: темные карманы воздуха, ворвавшиеся в грудную клетку. Что он чувствовал? Как ответить на вопрос, который задают чаще всего?
Он страдал?
Правильно было бы сказать, что этого не знает никто, кроме умершего, но я всегда отвечаю — нет, не страдал. Наверное, он что-то почувствовал. Понял, что с ним происходит нечто ужасное. Он оставался в сознании недостаточно долго, чтобы испытать агонию последних минут жизни, но он ощутил тычок в спину и нарастающее давление в груди, когда все органы вдруг подверглись разрушению. Возможно, в самый последний миг он успел понять, что умирает… Я останавливаюсь. Запрещаю себе думать об этом, представлять, потому что ничего уже не исправишь. Я только расстроюсь, а в таком состоянии ничем не смогу ему помочь.
Я — беспомощна и бесполезна, если дам волю чувствам. Так уже было, когда я ухаживала за отцом и научилась загонять вглубь эмоции, стремившиеся наружу, словно отчаявшееся, пытавшееся выбраться из меня существо. «Меня очень тревожит то, что ты узнала, моя маленькая Кэти», — говорил отец. Мне было двенадцать, а он, высохший как скелет, лежал в задней комнате, где всегда было слишком тепло, где стоял запах немощи и хвори и куда свет проникал через щели в ставнях, которые я в последние месяцы держала закрытыми. «Ты узнала то, что не должна была знать, особенно в твоем возрасте, моя малышка Кэти», — говорил он мне, когда я перестилала под ним постель. Я научилась обмывать его, чтобы не было пролежней, и меняла под ним белье, передвигая казавшееся полым и мертвым тело, в котором жил лишь огонь болезни.
Я бережно перекатывала отца на бок, удерживая его одной рукой и прижимая другой к себе, потому что в конце он не мог уже ни подниматься, ни даже сидеть. Врач сказал, что у него последняя стадия миелоидной лейкемии, и он был слишком слаб, чтобы хоть как-то мне помогать. Иногда, облачившись в защитную одежду и глядя через защитные очки на то, что ждет меня на стальном столе, я вспоминаю отца и ощущаю его присутствие в моей жизни.
Я заполняю бланки запросов на лабораторные анализы, которые предстоит подписать экспертам. И поднимаюсь из-за стола.
16
После короткого стука я открываю дверь в офис Брайса.
Наш общий вход находится как раз напротив двери моей ванной, которую я почти всегда оставляю слегка приоткрытой. Обе двери стальные и одинаково серые, что не раз вызывало путаницу: я заглядывала к Брайсу, собираясь сделать кофе или умыться, и попадала в туалет, когда хотела передать ему какую-то бумагу. Сейчас мой администратор сидит за столом, в офисном кресле. Пальто он уже снял и повесил на спинку стула, но дизайнерские солнцезащитные очки еще на носу. Нелепые и огромные, они как будто нарисованы толстым темно-коричневым карандашом. Отъехав от стола, Брайс сражается с парой «снегоходов» марки «L.L.Bean», выбивающихся из тщательно подобранного ансамбля, состоящего сегодня из темно-синего кашемирового блейзера, узких черных джинсов, черной водолазки и кожаного ремня ручной работы с большой серебряной пряжкой в форме дракона.
— Меня не беспокоить, буду на телефоне, — говорю я, как будто никуда и не уезжала и провела здесь все последние шесть месяцев. — Потом мне нужно будет отъехать.
— Кто-нибудь объяснит, что здесь вообще происходит? И кстати, босс, с возвращением. — Брайс смотрит на меня через большие темные очки, скрывающие его глаза не хуже любой маски. — Те машины на стоянке, что это за сюрприз? Я-то знаю, что ничего такого не заказывал. Нет, я, конечно, не против их присутствия, но ведь сейчас они здесь не из-за меня? Не знаю, кто это такие, но, когда я подошел к одному и вежливо попросил объяснений, а заодно и подвинуть задницу, чтобы я мог занять свое место, он… как бы это сказать… повел себя недружелюбно.
— Это из-за вчерашнего утреннего дела…
— А, так это из-за него? Что ж, ничего удивительного. — Лицо моего администратора проясняется, как будто я сообщила какие-то хорошие новости. — Так и знал, что здесь что-то важное. Но он ведь умер не у нас, ведь правда? Пожалуйста, скажите, что вы не нашли ничего такого, ничего ужасного и возмутительного? Или, боюсь, мне придется прямо сейчас начать поиски новой работы и предупредить Итана, что мы не сможем купить то бунгало. Уверен, вы уже во всем разобрались и выяснили, что здесь произошло. Вам ведь и пяти минут достаточно.
Брайс стаскивает второй ботинок и отодвигает оба в сторону, а я лишь теперь замечаю, что он поменял прическу и сбрил бородку и усы. Крепко сбитый, Брайс не поражает внушительным телосложением, но он далеко не слабак. С бородкой и усами он был совсем другим, и в этом, возможно, весь фокус: стать кем-то иным, сменить облик, приобрести мужественность и силу, вроде как Джеймс Бролин[46]. Тогда тебя начинают побаиваться и воспринимать всерьез, как, например, Вольфа Блитцера[47]. У моего администратора и верного помощника много знаменитых вымышленных друзей, о которых он говорит легко и непринужденно, будто, поймав на большом телеэкране и сохранив на ТиВо[48], их можно сделать такими же реальными, как и ближайших соседей.
Специалист в области криминальной юстиции и государственного управления, Брайс Кларк относится к своим обязанностям очень серьезно, хотя и выглядит немного нелепо, как будто пришел сюда из «Е!»[49], чем я не раз и с успехом пользовалась за те несколько лет, что он работает у меня. Посторонние и даже кое-кто из коллег не всегда понимают, что шутить с этим модником и неисправимым болтуном, моим администратором и правой рукой, не рекомендуется. Помимо прочего, он еще вуайерист и обожает, пользуясь его выражением, «держать меня в курсе». Больше всего на свете ему нравится собирать информацию — все, что находит, он, как сорока, тащит в свое гнездо. Для тех, кто ему не по вкусу, Брайс опасен. Его треп и намеренная аффектация на самом деле прикрытие, за которым скрывается другой, более серьезный Брайс. В этом отношении он напоминает мою прежнюю секретаршу, Розу. Те, кто относился к ней свысока и считал недалекой старушкой, в один прекрасный момент обнаруживали, что жестоко ошибались.
— ФБР? Национальная безопасность? Раньше я никого из них не видел. — Брайс наклоняется и расстегивает спортивную нейлоновую сумку.
— Может быть, ФБР… — начинаю я, но закончить не успеваю.
— Тот, что мне нагрубил, определенно из этой братии. Качок в сером костюме и пальто из верблюжьей шерсти. Думаю, ФБР избавляется от тех, кто отпускает животик. Что ж, удачи в поиске работы. Выглядит, конечно, потрясно, ничего не скажешь, упасть — не встать. Вы его там видели? А как зовут, знаете? Интересно, из какого он отделения? В Бостоне я его явно не встречал. Может, какой-то новенький.
— Кто? — Мои мысли налетают на стену.
— Господи, вы дико устали. Агент в большом черном гадком «форд-экспедишн» — один в один тот футболист в «Лузерах»…[50] Ах да, вы же сериалы не смотрите, хотя это лучшее шоу на ТВ, и я даже представить себе не могу, как можно не любить Джейн Линч[51], ну разве что вы совсем ее не видели и не знаете, кто она такая, потому что не смотрели «Мир Л». Но, может быть, видели хотя бы «Победители шоу» или «Короли дорог»? Боже, какая прелесть. Этот парень из бюро в черном «форде» точь-в-точь Финн…
— Брайс…
— Да-да, я видел всю эту кровь, сколько ее вылилось в мешок, где лежало тело из Нортон’с-Вудс… это ужасно. Я еще сказал себе: вот так. Все. Финиш. И Марино все шумел и орал — как только стены устояли! — что вот, привезли живого, и он умер в холодильнике. Я так и сказал Итану, что придется затянуть пояса, потому как я могу остаться без работы. А что сейчас с рынком рабочих мест? Безработица десять процентов или что-то вроде этого. Кошмар. И я серьезно сомневаюсь, что у «Доктора Джи»[52] найдется для меня местечко, потому что нет на планете работника морга, который не мечтал бы попасть в ее шоу, но, если здесь все полетит в трубу, я попрошу, чтобы вы — пожалуйста! — порекомендовали меня ей. Кстати, почему бы нам самим не сделать шоу? Нет, я серьезно. У вас ведь было свое шоу на Си-эн-эн несколько лет назад, так почему бы не устроить что-то такое здесь?
— Мне нужно поговорить с тобой… — Бесполезно. Когда на Брайса находит, остановить его невозможно.
— Я рад, что вы здесь, но мне очень жаль, что в нашем доме творится черт знает что! Не спал всю ночь, думал, что скажу репортерам, а когда увидел столько внедорожников на парковке, решил — вот телевизионщики слетелись…
— Брайс, тебе нужно успокоиться и, наверное, снять очки…
— Но в новостях не было ничего такого, чего бы я не знал, газетчики не звонят, и сообщений никто не оставил…
— Мне необходимо кое-что уточнить, а ты, пожалуйста, помолчи, — резко обрываю я администратора.
— Знаю. — Он снимает очки и всовывает ногу в модную черную кроссовку. — Просто немного переволновался. А вы же знаете, какой я бываю, когда переволнуюсь.
— От Джека что-нибудь есть?
— Хотите сказать, где же «Уста истины»[53], когда они вам нужны? — Брайс завязывает шнурки. — Не просите меня притворяться, и я обращусь к вам с почтительной просьбой проинформировать его, что я напрямую ему не подчиняюсь. А теперь, когда вы дома, — тем более, слава богу.
— Почему?
— Потому что он только и знает, что командовать, как будто я подавальщицей в «Вендис»[54]