Следующая ревизия марксизма осуществляется Сталиным во второй половине 30-х гг. XX в., в период Вашей, Теодор Ильич, учебы в ИФЛИ. Именно тогда Сталин заявил, что тезис Энгельса об отмирании государства устарел, напротив, его необходимо укреплять.
Следующий этап ревизии марксизма связан с XX съездом КПСС, где, во-первых, было заявлено о том, что мирное сосуществование является формой классовой борьбы и, во-вторых, что переход к социализму возможен не только вооруженным путем, но и через парламентские, т.е. мирные формы борьбы. В новой Программе партии, одобренной XXII съездом КПСС, утверждалось, что Коммунистическая партия является партией всего народа, а советское государство – общенародным государством. Вышеуказанные положения XX и XXII съездов КПСС были объявлены руководством китайской коммунистической партии ревизионистскими, причем оно в своих теоретических статьях ссылалось на многочисленные соответствующие положения классиков.
Мы говорим о фактах подобной ревизии основополагающих принципов марксизма, для того чтобы подчеркнуть, что в программных документах КПСС присутствовал не только догматизм, как это может показаться, читая работу Т.И. Ойзермана.
Нельзя утверждать, что в Советском Союзе, в КПСС стопроцентно господствовал догматизм. В обсуждаемой книге третий раздел Введения «Догматизация марксизма в СССР» страдает поэтому известной односторонностью. В этом разделе упор сделан фактически на «разоблачении» догматизма политического доносчика З.Я. Белецкого, который являлся «мелкой шавкой» в философской борьбе 40-х гг. и мало что понимал в философии, хотя и являлся профессором Московского университета.
Вместе с тем, Т.И. Ойзерман оставляет без критического анализа деятельность главного догматика, «подручного» Сталина в философии М.Б. Митина. Вышедшая под его редакцией книга «Боевые задачи материалистической диалектики» являлась компендиумом догматической философии. Она оказала огромное отрицательное влияние не только на советское обществоведение, но и на зарубежных марксистов, поскольку отрывки из нее переводились на иностранные языки. Я могу утверждать это с полной очевидностью на примере крупного китайского марксиста, одного из первых членов компартии Китая, проф. Ли Да. Если его работы 20-х гг. отличались оригинальным прочтением работ классиков марксизма и западных социологов, то в конце 30-х гг. явно под влиянием митинских работ по философии он скатывается на позиции догматизма.
Поэтому третий раздел Введения, на мой взгляд, уступает по глубине анализа всему остальному тексту книги. Впрочем, то же самое можно сказать и о седьмой главе «Еврокоммунизм или „западный марксизм“. Ревизия марксизма, в особенности „марксизма-ленинизма“». Правильные по своей сути выводы не опираются на детальный анализ взглядов представителей еврокоммунизма, таких, как Тольятти, Берлингуэр (достаточно вспомнить его знаменитую «Ялтинскую декларацию»), Каррильо и др. Они пытались приспособить марксизм к реалиям современной им Европы. К сожалению, еврокоммунизм до сих пор остался недооцененным.
Перейдем теперь к китайскому марксизму. Многие российские ученые считают Мао Цзэдуна стопроцентным догматиком. Между тем это неправильно. Нельзя давать ему оценку только на основании его теоретической и политической деятельности до и в период «культурной революции», где он действительно продемонстрировал догматизм. На самом деле он был сложной, противоречивой фигурой, в его воззрениях причудливо сочетались догматизм и ревизионизм. Официальная китайская историография видит историческую заслугу Мао Цзэдуна в том, что он «соединил основные положения марксизма-ленинизма с практикой китайской революции, что он „китаизировал марксизм“». Именно поэтому во время идеологической полемики между КПСС и КПК советские теоретики обвиняли Мао Цзэдуна в «мелкобуржуазной ревизии марксизма». Между тем в 30 – 40-е гг., исходя из конкретной специфики китайского общества, он руководствовался национальными интересами китайской компартии. Именно поэтому в противоположность ортодоксальным марксистским принципам, согласно которым власть необходимо завоевывать посредством вооруженных восстаний в городах, он в начале 30-х гг. выдвинул идею «окружения города деревней». В конце 30-х гг. Мао Цзэдун выступает с идеей единого фронта с национальной буржуазией (вспомним, что в 1952 г. на XIX съезде КПСС Сталин заявил, что буржуазия «выбросила за борт знамя национального освобождения»).
Теория Дэн Сяопина – концепция социализма с китайской спецификой – является дальнейшей ревизией марксизма, ибо он отодвинул далеко сроки строительства социализма. Его теория включает признание частной собственности, введение рыночных отношений, включение интеллигенции в состав рабочего класса и т.д. Как известно, теоретики от научного коммунизма считали ее прослойкой, обслуживающей интересы либо пролетариата, либо буржуазии. Вообще подход Дэн Сяопина вполне в духе Бернштейна: движение – все, конечная цель – ничто. Согласно последней доктрине КПК – важной идеи «тройного представительства», КПК представляет интересы всего народа, передовые производительные силы, передовую культуру, она стала принимать в свой состав предпринимателей.
В свете вышеизложенного возникает законный вопрос – как вообще называть подобные идеологические новшества – ревизионизмом или творческим развитием теории? Справедливо ли вслед за Каутским, Плехановым, Лениным называть Бернштейна ревизионистом, может быть, лучше сказать, что он был творческим марксистом?
В работе Т.И. Ойзермана встречаются некоторые места, которые не могут не вызвать возражений. Например, на с. 631 – 632 он незаслуженно упоминает в негативном плане руководителя Португальской компартии А. Куньяла. Конечно, по целому ряду вопросов он занимал догматические позиции. Но следует знать его биографию – долгие годы подполья, затем тюрьмы, в течение продолжительного периода времени А. Куньял был оторван от реалий повседневной политической жизни. Революционный романтик, он прямо из 30-х гг. шагнул в 60-е гг. Но все поступки А. Куньяла определялись его собственной волей, а не «наставлениями» своих московских начальников, как об этом написано в книге. Наивным выглядит следующее утверждение автора: «Не исключено, что Грамши мог быть освобожден из тюрьмы путем дипломатических переговоров с правительством Италии, но это, конечно, противоречило интересам Сталина и его клики» (с. 641, примечание). Сталин не пошел на переговоры с Гитлером об освобождении Э. Тельмана, чего уж тут говорить о Грамши. Более того, по сообщениям средств массовой информации, в 1940 г. Сталин передал ряд немецких коммунистов властям нацистской Германии. И последнее, принципиальное замечание. Мне представляется, что автор неоправданно идеализирует современный капитализм, утверждая, что его возможности «благодаря своему превращению в действительность... будут способствовать благоденствию всего человечества» (с. 613). Во-первых, неясно, о каком капитализме идет речь, он так же, как и марксизм, многолик, и во многих странах, особенно на периферии мирового сообщества, а также в самой России, он являет собой отнюдь не лучшие свои возможности. Поэтому вполне понятны последние успехи левых сил в Латинской Америке, и не только в ней, и мощное антиглобалистское движение.
Заключая свое выступление, я хочу еще раз подчеркнуть чрезвычайную актуальность труда Т.И. Ойзермана и желаю ему продолжить плодотворное исследование проблематики марксизма.
Т.И. Ойзерман
<Род. – 1/14.05.1914 (Украина), МИФЛИ – 1938, к.ф.н. – 1941 (Марксистско-ленинское учение о превращении необходимости в свободу), д.ф.н. – 1951 (Развитие марксистской теории на опыте революций 1848 года), чл.-корр. АН СССР – 1966, действ. чл. АН СССР – 1981, Гос. премия СССР – 1983 (Формирование философии марксизма), участник ВОВ.>
Дорогие коллеги! Я глубоко признателен вам в том, что вы нашли время, чтобы ознакомиться с моей объемистой (чересчур объемистой, и в этом ее первый недостаток) монографией и более того, нашли время для того, чтобы участвовать в ее обсуждении. Я особо хочу выразить свою признательность организаторам этого обсуждения Владиславу Александровичу Лекторскому, главному редактору «Вопросов философии», его заместителю Борису Исаевичу Пружинину и неизменному редактору почти всех моих публикаций в журнале Анатолию Яковлевичу Шарову.
В.А. Лекторский, открывая обсуждение, правильно поставил вопрос: «существуют ли границы ревизии, если мы остаемся в рамках той или иной теории?». Я в своей книге положительно отвечаю на этот вопрос, показывая, что Бернштейн, несмотря на всю свою критику некоторых основных положений «научного социализма», оставался социалистом, социал-демократом, марксистом. Иное дело социал-демократы второй половины XX в. Они в своей ревизии марксизма дошли до принципиального отказа от этого учения. Бернштейн, которого они весьма положительно оценивали, представлялся им слишком левым и поэтому уже неприемлемым.
Я согласен с В.А. Лекторским и в том, что в идеологии «механизмы пересмотра и переосмысления идей не могут быть такими же, как в науке». Именно поэтому так называемый ревизионизм возник в идеологической сфере. А так как наука не должна быть идеологией, то я считаю сам термин «ревизионизм» неправомерным, и поэтому в моей книге он всюду фигурирует в кавычках. Одно дело ревизия, пересмотр или, как уточняет акад. В.Л. Макаров, корректировка научной теории, и совершенно другое дело, как справедливо подчеркивают академики В.С. Степин и А.А. Гусейнов, ревизия как партийный, политический феномен, получивший наименование «ревизионизм». Это наименование имманентно заключало в себе осуждение, предание анафеме. И если Э. Бернштейн, несмотря на свою критику ряда основоположений марксизма, не был исключен из партии, то это объяснялось лишь тем, что многие члены германской социал-демократии (в том числе и весьма влиятельные, такие как Г. Фольмар, И. Ауэр, Э. Давид) активно поддерж