– Как я тебе? – Он выставил напоказ свои тощие руки, точно какой-нибудь бодибилдер.
– Шикарно, Адам, как всегда, ну а по правде, довольно херово.
– О, я знаю. Но спасибо. Давай, заходи. – Он отступил и пропустил меня вперед, потом заметил на лестнице Фина и при виде его лихорадочно заморгал. – Это же Фин Коэн?
Коэн совсем растерялся. Он вопросительно посмотрел на меня, но я сама не знала, что сказать. И зашла в квартиру.
Раньше, когда мы с Адамом тесно общались, с ним жила его девушка, и я навещала их в свои выходные, но теперь все ее вещи исчезли. Я хотела спросить о ней, но забыла, как ее звали. В квартире было очень опрятно, вещи лежали аккуратными стопками, а по следам на ковре было видно, что его пылесосили.
Мы с Фином прошли в ярко-рыжую гостиную и сели рядышком на диван. Адам стоял в проходе, потирая руки и делая вид, что это вовсе не Фин Коэн пришел к нему в гости.
– Могу я предложить вам чашечку чая с печеньем, что скажете?
– Нет, Адам, я пришла спросить тебя кое о чем по делу.
– Отлично, – ответил он, – потому что у меня ни печенья нет, ни чая с кофе.
Он встал напротив нас, скрестил ноги и плюхнулся в позе лотоса на пол.
– Помнишь Леона Паркера?
– Он работал с нами в замке?
– Нет, он был из гостей, приехал с членом клуба, ее звали Лилли Харкен. Голландка. Очень хороша собой. Хамка.
– Не помню таких. Они ходили на яхте со мной?
– Сомневаюсь.
– Ох, ну тогда я их точно не знаю. А Маккей случайно не в курсе?
– Альберт Маккей?
– Он справлялся о тебе, когда ты уволилась. Разнюхивал по мелочи. Даже как-то спросил меня, не объявлялась ли ты, что с его стороны, ну, сама понимаешь… щедро.
Альберт Маккей слыл человеком не слишком чувствительным, но во мне он почему-то принимал особое участие. В замке он работал управляющим. Увольнял меня он крайне неохотно. Сказал, характер у меня «неподходящий для работы в сфере услуг», что я сочла за большой комплимент. Сказал, что с гостями нужно вести себя дружелюбно, намекая, что не стоит их бить. И все же он потом писал рекомендательные письма, причем многие настолько хвалебные, что от них буквально несло враньем.
– Я думала съездить к нему, повидаться.
– Он был бы страшно рад, – кивнул Адам. – Так что ты хотела про яхты спросить?
Я рассказала Адаму про яхту Леона, двадцатиметровую шхуну, и как он, по идее, сам отдал швартовы. Тот ответил:
– Да, это можно сделать в одиночку. Не так уж это и сложно.
Я сказала, что Леон отплыл без навигационных огней и отключил радиосвязь, хотя вышел из Бискайского залива ночью. Адам ответил, а вот это опасно. Я сказала, знаю, они все погибли. Спросила, видел ли Адам съемки с места крушения на видео страховой компании. Все три тела обнаружили в гостиной. Господи, нет, сказал он, морякам такую жуть смотреть незачем. Это все для гражданских. Я ответила, ладно, но меня волнует вот что: Леон заплатил экипажу наличными, еще в начале круиза.
Адам обождал, потом резко мотнул головой и наклонил ухо ко мне поближе, как бы требуя продолжения.
– Чего? – хихикнул он.
– Он заплатил им наличными в начале круиза.
– Адам прыснул со смеху и затряс головой:
– Нет, быть не может.
– Так и было.
Адам тряс головой, наморщив нос:
– Что?
– Он заплатил им всю сумму, вперед.
Адам рассмеялся:
– Никто так никогда не делает. Нам платят раз в месяц, а деньги перечисляют на счет с офшорного банка. Знаешь, кто обслуживает все эти яхты? Люди навроде меня. Вот ты бы мне дала наличные в полной уверенности, что я не сбегу?
– Но, Адам, ты же… – Я не знала, как это сказать, чтобы не прозвучало уничижительно. Наркоман? Или торчок – терпеть не могу это слово. Терпеть не могу, когда так говорят.
Адам понимал, почему я запнулась. Он кивнул на свои тощие ноги, скрестил руки. Между двумя костяшками зияла дыра – ему там вырезали целый кусок, когда случился абсцесс. Шрам был глубокий и туго стягивал кожу. Фин переводил взгляд с него на меня.
– У меня тут вроде как небольшая зависимость, – пояснил Адам. – А в таких делах это не очень-то располагает к добропорядочности.
Коэн понимающе кивнул. Он глазел по сторонам, оглядывая бедную комнатушку, пытаясь понять, что к чему.
– Анна, никто заранее не платит экипажу наличными. Люди в любой момент могут свинтить. Работа тяжелая, сплошные переработки.
– Только он им правда заплатил, и вот в чем вопрос: зачем это ему было надо?
Адам рассмеялся.
– «Вот в чем вопрос»? Какого черта ты тут удумала?
Фин был крайне взбудоражен:
– Мы тут слушали подкаст, и я увидел фотку, когда на борту, по идее, никого больше не было, но это не селфи. Значит, на борту был кто-то еще.
– А-а-а-а-а-а, – осклабился Адам, – так вы расследуете это дело? Типа, как детективы?
– Ага, – ответил Фин.
– Ну развлекайтесь. – Он отвесил Фину снисходительный кивок, а после глянул на меня и рассмеялся: – В чем дело, Софи?
Я тоже засмеялась, но заметила, что Фин нахмурился, услышав это имя. Случайно с языка сорвалось. Я попыталась выкрутиться из положения блефом:
– Мне нравился Леон! А тут говорят, что он убил своих детей, но я так не думаю. Я тут пытаюсь выяснить правду.
– Хммммммм. Ну-ну, – Адам ухмыльнулся. – Сладкий вкус правосудия.
Но уж он-то понимал, что дело тут не только в этом. Он понимал, что все гораздо серьезнее, и ждал от меня разъяснений, поощрительно кивая. Даже не заметил, что назвал меня Софи. Зато Фин заметил и поглядывал на нас, дожидаясь разъяснений.
Брови у Адама то вздымались, то хмурились.
Оба ждали от меня того, чего я не могла рассказать. Я не хотела рассказывать Адаму про Гретхен Тайглер. Я не хотела говорить ему еще об одной девушке. Я не хотела рассказывать Фину, кто такая Софи.
Адам все кивал, и я кивала в ответ, думая про себя, скорее бы закончился этот неловкий момент. А потом мы хором рассмеялись.
– Ну вот, такие дела, – я решила соврать, – а чем еще заняться в понедельник вечером?
Он тоже усмехнулся.
Пока мы топтались на месте и заговорщицки хихикали, Фин просто сидел в растерянности, робко улыбаясь, крепко задумавшись. Адам вдруг резко оборвал смешок, глянул на Фина и предостерегающе на меня посмотрел, мол, не обижай его и не втягивай в неприятности. По нему сразу видно, что он вообще не в курсе. Адам хоть и потрепанный жизнью, но человек порядочный.
– Ну что ж, – Адам обдумал ситуацию. Глубокомысленно кивнул. Помычал. – Ладно. Экипаж не ступит на борт, если учует хоть малейший намек, что может остаться без оплаты. Тут есть о чем подумать. Два-три месяца жизни. А иногда, если хозяин дрянь, переживаешь, что зарплату могут урезать за всякие, ну знаешь, оплошности.
– Например? – спросил Фин.
– Если припозднишься на берегу. Или откажешься от дежурства, или сломаешь что. Всякое бывает, – он пожал плечами. – Дело может обернуться так, что платить в итоге будешь ты.
– А если он хотел покончить с собой, но симпатизировал экипажу, – сказал Фин, – поэтому и заплатил вперед?
– Нет, – упорствовала я, – не собирался он покончить с собой.
Но он меня поправил:
– Этого мы не знаем. Вы были едва знакомы.
Адам покачал головой и нахмурился.
– Ой, ладно вам, все мы когда-нибудь об этом задумывались.
– Члены экипажа говорили, что он вел себя очень спокойно.
– Да, – печально отозвался Адам. – Так бывает, ну знаешь, когда человек уже все решил, прямо перед этим он совершенно спокоен. По-мученически, что ли. Мне как-то доводилось это пару раз наблюдать.
Мы посмотрели на помятое живое безобразие, сидевшее на полу. Я задумалась, какой же рискованный образ жизни вел Адам. Я видела, как он отдавал дань памяти друзьям в «Фейсбуке», неизменно молодым, улыбчивым на смазанных фотографиях. Когда-то он спас мне жизнь. И наверняка не мне одной.
Он вопросительно вскинул брови:
– А Леон случайно не разорился? Банк ведь замораживает счета. Может, он хотел убедиться, что точно рассчитался с экипажем, потому что не был уверен, что по возвращении будет располагать деньгами?
– Я не знаю, разорился он тогда или нет.
– Альберт точно знает, – сказал он. – У Альберта чутье на банкротство, как у меня – на барыг.
Тут он был прав. Альберт Маккей наверняка был в курсе, но я не знала, расскажет он мне или нет. Человек он был патологически скрытный. Придется что-нибудь придумать, чтобы разговорить его.
21
Машина еще не успела остыть, когда мы вернулись. Из-за затхлого запаха сигаретного дыма и лопнувшей подушки безопасности складывалось ощущение, будто ты вернулся на вечеринку, где случилось и было сказано много неприятных вещей.
Мы захлопнули двери и устремили взгляд на Бен-Невис, горделиво возвышавшийся вдали.
– Почему он назвал тебя Софи?
– Адам-то?
– Да.
– А он меня так назвал?
– Сама знаешь.
– Я не заметила.
– Он назвал тебя Софи.
– А! Так звали его бывшую девушку.
Фин хмыкнул и помолчал.
– Если честно, я бы и не подумал, что вы друзья. Он больше… Не знаю, – Фин немного смутился, подтягивая ремень безопасности. – Ты больше похожа на женщину из среднего класса…
Я засмеялась.
– Да неужели?
Мне хотелось поскорей сменить тему, так что я пристегнула ремень и сказала:
– В общем, сомневаюсь, что Леон разорился. У него жена – одна из самых состоятельных женщин в мире.
– Но они ведь подписали брачный договор.
– Даже если бы Леон разорился, я точно знаю, он бы не покончил с собой.
– Ты не можешь знать наверняка. – Фин говорил свысока, но он не знал Леона.
– Я знаю. – Мои слова звучали непреклонно, хотя откуда мне было знать. Еще пару часов назад я сама чуть не покончила с собой. Что я, наверное, хотела сказать, так это что Леон – хороший человек. Мне нужно было в это верить, но, возможно, раньше мне это было нужней, когда я прозябала в страхе и без единого друга. Я уже было настроилась на свою волну, как вдруг меня сбил Фин: