– Мне кажется, ты сама себе врешь.
– ДА КОГДА ТЫ УЖЕ, НА ХРЕН, ЗАХЛОПНЕШЬСЯ?
Он обернулся на меня и улыбнулся, не такого я ожидала, все-таки прикрикнула я на него неслабо, да еще и матом, в надежде напугать его и утихомирить.
Но не тут-то было. Он мягко возразил:
– Ты слишком рьяно за это взялась, понимаешь? Вы же с ним едва знакомы. Ну правда, в чем дело?
– Забей. – Я завела мотор.
– Что это вообще за замок Скибо?
– Этот замок принадлежал Эндрю Карнеги. Сейчас там элитный курорт. Альберт работает в Скибо управляющим, и он знал Леона. – Я вырулила на шоссе. – Альберт знает всех, он же в элитном секторе. В его обязанности входит знать последние сплетни о людях подобного толка. Он обладает энциклопедическими знаниями о них и знает больше, чем любая желтая пресса. Наверняка он в курсе, что об этом говорят.
– А почему нельзя просто спросить его об этом по телефону?
– Он старомодный и крайне благовоспитанный. Он слишком осмотрительный и не рискнет обсуждать это по телефону.
– Так ты к нему поедешь убедиться, что Леон не убивал своих детей?
– Я еду спросить его про финансовое положение Леона и про Гретхен Тайглер. О ней он точно знает. Не сомневаюсь.
Фин барабанил пальцами по рулю.
– Анна. Ну правда, что мы тут делаем? Просто бежим от реальности? Кстати, я только за, если в этом все дело.
– Я хочу вернуть Леону доброе имя.
– Сейчас? Сегодня? После того, что было утром? Да ладно.
– Слушай, – я свернула на обочину, – я тебя с собой не звала. Может, ты уже свалишь, найдешь себе какой-нибудь отель? Езжай уже домой.
Фин сидел не шелохнувшись, безмятежно глядя в окно. Потом, как будто чуть не забыл, он вытащил кисет с табаком и скрутил две сигареты. Одну предложил мне. Я взяла.
Мы закурили. Я много лет как бросила курить и вот сейчас вспомнила, как это абсолютно омерзительно и невыносимо притягательно и как у меня при затяжке подскакивало давление, а настроение рикошетило в разные стороны.
Он махнул рукой на дорогу:
– Езжай.
– Мне кажется, тебе пора выметаться.
– Я могу сойти когда угодно. Но не сейчас. Ты езжай.
И я поехала, и мы курили, взатяг, и я все думала, не стоит мне курить.
– Серьезно, Фин, я не понимаю, почему ты все еще здесь. Ты мог сойти у ресторана или остановиться где-нибудь в отеле в Форт-Уильяме.
Я-то думала, он заведет шарманку, как он, мол, за меня беспокоится. И никак не ожидала от него такого.
Он выдохнул и пошамкал губами:
– Ладно. Я не мог пойти в отель, потому что я без гроша. Даже картой расплатиться не могу. Так что либо ты везешь меня домой, либо я еду с тобой.
– Могу дать тебе денег на дорогу.
– А ты хочешь, чтобы я уехал?
Я сама не знала. Мне не то чтобы хотелось остаться одной, но пререкаться с ним было нудно, и все-таки ничего другого мне не оставалось.
– Короче, – начал Фин, – я уже давно скрываюсь, но сейчас меня опять заметили. Я попал в поле зрения и не хочу, чтобы меня увидели сломленным. Понимаешь? Мне надо чем-то занять себя, понимаешь, о чем я?
– Нет. – Меня все раздражало, а его – развлекало. Не лучшая комбинация.
– Я это к чему: по-моему, ты понимаешь, к чему я, – давай устроим себе приключение, порасследуем, выясним, кто сделал ту фотографию. Может, даже сделаем об этом свой подкаст. Выложим его в «Фейсбуке» и «Твиттере».
– Нет! – Меня эта затея крайне встревожила. Я вроде как повысила голос и слишком разогналась, пытаясь его припугнуть, но Фин и бровью не повел.
– Ой, да ладно тебе, будет весело. Дело вроде занятное.
– Нет! – Дорога сужалась, а ехала я очень быстро, все быстрей и быстрей, панически быстро.
– Притормози! – Фин указал на знак, предупреждающий о крутых поворотах.
Я все-таки притормозила.
– В смысле а зачем? Все уже сказано.
– Ничего не все, тебе еще есть что сказать. А про фотографию разве кто-нибудь спрашивал? В смысле вдруг у нас хорошо пойдет? Можно делать прямое включение и скидывать ссылки в «Твиттер», будет прикольно.
– Фин, смотри, ты же не слушаешь подкасты. Все может очень далеко зайти. Уличишь не того – и тебя легко засудят, сделаешь малейшую ошибку в аргументации – и на тебя накинутся всем скопом и засмеют. Могут даже за речевой тик затравить…
– За тик? Какой, например?
– Один ведущий каждое второе слово «хмыкал» – «разозлился, хммм», «в дальнейшем, хммм», «другими словами, хммм». У него не было звуковика, чтобы отредактировать запись или указать на ошибку. Ему пришлось уйти из соцсетей, потому что стоило что-то запостить, как в ответ ему прилетало под сотню комментариев «хммм». Это жестокий мир. Подкасты – это как комедийные шоу или футбол: про себя все думают, что тут уметь-то нечего, но они заблуждаются. Ни хрена они не умеют. А еще нужно иметь свое сообщество, чтобы привлечь аудиторию.
Он потряс передо мной телефоном:
– Аудитория у нас имеется. Они только и ждут, когда я с ними заговорю.
Дурацкая затея, широкая аудитория мне вообще не сдалась.
– Ты сам не знаешь, о чем говоришь.
Но его мои слова нисколько не смутили. Я подумала, что он, наверное, и не такого от Эстелль натерпелся. Она ведь тоже взрывная особа.
– Фин, это ужасная затея. Такое надо в студии записывать, чтобы звук был хороший.
– Чушь. Никто уже давно не делает студийки. Если вставить этот вот микрофончик в разъем для наушников, то можно выжать очень даже неплохое качество. Смотри, – он вынул из кармана черный замшевый мешочек на тесемке, открыл его и достал микрофончик, размером с мой большой палец, не больше. – Мы в дороге на него писали наброски для песен. Качество звучания такое хорошее, что один мужик с ним записал и выпустил целый альбом.
– Ни в коем случае. Только попробуй, тут же брошу тебя на обочине.
– Брошен дважды за день. – Он смахнул соринку с рукава на твидовом пиджаке.
– Господи, какой же ты самовлюбленный.
– И тебя это раздражает?
– Еще как. Пуговицы наглухо застегнуты, ботинки идеально начищены. Как будто ты целыми днями только и делаешь, что любуешься отражением в зеркале. Серьезно, ты не настолько хорош собой.
– Мода – это же не любование собой, это защита. Броня для повседневной жизни.
– Ну, тогда ты носишь херову тучу брони. – К тому моменту я уже отбросила всякую вежливость. Меня насторожили разговоры о подкасте и то, с какой беспечностью Фин предложил привлечь к нам еще больше внимания. Много ума не надо, чтобы через меня выйти на Фина, через Фина на Эстелль и там уже выяснить, что она поехала навестить родных в Португалию и взяла с собой моих девочек.
Он вздохнул и вдруг спросил, ни с того ни с сего:
– Слышала когда-нибудь про Билла Каннингема?
– Нет.
– Это его слова, что мода – как броня. Я вспомнил о нем, потому что он жил в мансарде над Карнеги-холлом.
– Тем самым Карнеги-холлом?
– Да. Снимал комнату. Прожил там целую вечность. Комнатушки над концертным залом сдавали как квартиры-студии разным художникам, никто еще тогда не рвался жить в Нью-Йорке. Он занимался модной фотографией и первым придумал снимать уличную моду. Делал потрясающие снимки, но так и не поднялся на этом. Он говорил: «Никто не сможет диктовать тебе правила, если ты не берешь у этого кого-то денег». Мне нравится. Я частенько о нем вспоминаю.
– А Эстелль тоже нравилось?
Он посмеялся и отвернулся к окну. Потом опять засмеялся:
– Бедная Эстелль. Она сама не знала, на что подписалась.
То же можно было сказать и про Хэмиша, но я была не такая добрячка, как Фин.
Мы ехали и курили, потом остановились у заправки в Инвернессе купить газировки, потому что изо рта у нас несло куревом. Я вынудила Фина съесть шоколадный батончик, и под моим надзором он все съел. Я пригрозила, что если он опять хлопнется в обморок, то я остановлю машину и спихну его в канаву, а сама поеду дальше. Он ответил, что это довольно сурово, но вполне справедливо.
Мы снова двинулись в путь и добрались до висячего моста через залив Мори-Ферт.
– Далеко мы забрались, – буркнул Фин. – В смысле, что такого может знать какой-то управляющий, ради чего стоит тащиться в такую даль?
Я достала телефон и включила последнюю серию подкаста. Серию про Гретхен.
22
В этой серии я хотела бы поговорить о Гретхен Тайглер и Леоне Паркере.
Убийства совершили на борту. А Леон был на борту. У него были и средства, и навыки, и это он срежиссировал всю ситуацию. Он мог быть виновником. Как по мне, очевидное наблюдение, но следствие Леона не тронуло. И вот вопрос – почему? А ответ: почти наверняка – из-за Гретхен.
Каждое поколение считает, что мир с их смертью просто рухнет. Будь то «черный мор», Судный день или ядерное оружие, что сотрет всех с лица земли, людям тяжело представить, что мир и дальше будет жить после их смерти. Может, потому что если мир грохочет себе дальше, значит, что бы мы ни делали, это не имеет значения. Не такие уж мы важные особы. Зато Гретхен Тайглер, возможно, как раз из таких. Ее состояние, история ее семьи, ее связи настолько внушительны, что с ее смертью мир, вполне возможно, просто опустит руки и схлопнется, ведь Гретхен – это прямое следствие множества эпохальных событий двадцатого века.
Она родилась на перекрестье двух громадных капиталов и в свои двадцать три унаследовала больше, чем ВВП половины всех мировых государств, вместе взятых. В отличие от большинства богатеньких детишек, Гретхен не спускала денежки в свое удовольствие. Наоборот, всего через несколько лет с того момента, как она вступила в наследование, Гретхен утроила состояние благодаря жестким махинациям и сомнительным вложениям, от которых по этическим причинам большинство отмахнулось бы.
Это выдающаяся женщина. Она баснословно богата и никогда, ни разу, не общалась с репортерами. Не было прецедентов. Она даже для школьного альбома отказалась фотографироваться. А выпустившись, вместо своей фотографии она подала фотокарточку Элеоноры Рузвельт, где та была особенно хороша,