едущие по щиколотку в воде домой на чашечку чая. Наконец и замок выступил из-за завесы стратегически высаженных деревьев.
Фин тихонько охнул, и во мне поднялось чувство гордости, как будто это был мой собственный дом.
Обсаженный башенками и асимметричный, замок был величаво подсвечен прожекторами, спрятанными в кустах. Выстроен он был из ярко-желтого песчаника, в каждом окне горели огни и висели шторы в тон отделке. Несмотря на масштабы, замок выглядел гостеприимно, как будто в обыкновенном доме кто-то устроил прием и мы были приглашены.
Мы обогнули замок и подъехали к боковой парковке. Она была исключительно для резидентов и на удивление пустовала, не считая пары вместительных автомобилей. Я ни разу не бывала тут в ноябре. Мы вышли, заперли машину и направились по крупному хрусткому гравию к парадной двери. Дверь скрывалась в каменной галерее, достаточно широкой и высокой, чтобы вместить конный экипаж. Распахнутые наружные створки вели в каменный вестибюль с небольшим гардеробом для промокшей одежды и грязной походной обуви.
Нас крайне церемонно поприветствовал швейцар в мундире и открыл стеклянные изящно гравированные внутренние двери, приглашая внутрь.
После чего оставил нас одних бродить в поисках мистера Маккея.
Центральный холл замка Скибо, должна вам сказать, самый до смешного напыщенный ансамбль, какой я только видела в местной архитектуре. Зала была двухэтажная, с изящной резной галереей, опоясывающей второй этаж и ведущей дальше, к спальням. В исполинском камине пылало полено и еле грело комнату. По обе стороны стояли красные диванчики на громадном персидском ковре. Но начиная с лестницы комнату совсем не в ту степь занесло. Прямо напротив дверей развертывалась в виде бабочки громоздкая двухмаршевая лестница, а под ее левым сводом стоял большой церковный орган. Медные трубы поблескивали, отражая ленивое пламя у нас за спиной.
На площадке между пролетами, где лестничные марши разветвлялись, протянулась целая стена витражей, выполненных по заказу Эндрю Карнеги. На них изображались благодеяния Карнеги in vivo[5]. Ни намека на то, что он отдал приказ людям Пинкертона стрелять в забастовщиков или избегал на вечерах Генри Фрика. Не было там и производственных травм на плавильных заводах.
Эндрю Карнеги стоял в сюртуке, улыбаясь, среди восхищенных рабочих, и раздавал направо и налево советы под ликование бедняков. Как-то раз, подвыпивши, я стояла перед витражами, и мы с Адамом Россом добрых пятнадцать минут хохотали над этим нагромождением глупостей.
Холл был доверху напичкан нелепейшим символизмом – хорошо, судьба уберегла и я не оказалась тут на Рождество.
Швейцар вернулся и, точно пастух, загнал нас через узенькую дверцу в темный коридор для прислуги. Большую часть дома отвели под скрытые коридоры, чтобы прислуга сновала по ним и не попадалась на глаза. Мы спустились в кабинет Альберта. Швейцар коротко постучался и отворил дверь.
Кабинет был небольшой; в каминной решетке догорали угли. Полки были заставлены серыми папками на кольцах под документы. Рабочий стол был безупречно чист, на нем лежали только ручка да блокнот, и тот захлопнут. Даже компьютера не было. Альберт Маккей встал из-за стола и слегка поклонился.
– Мисс Маклин, – поздоровался он, как будто я только вышла из комнаты и просто вернулась за шарфиком.
Могу поклясться, он был в точной копии костюма, в котором я его последний раз видела лет девять назад: белая рубашка под жилетку, зеленые атласные брюки и броги.
Мы оба перебороли себя, чтобы не расплыться в улыбке.
– Здравствуйте, мистер Маккей, это мой друг Фин.
Альберт обошел рабочий стол и пожал Фину руку. Я видела, как он смеряет Фина взглядом, сверху вниз, оценивая стоимость его костюма.
– Приятно с вами познакомиться, мистер Коэн.
Ну конечно же он знал, кто такой Фин. По долгу службы Альберт знал каждого потенциального постояльца. Он выказал к нему интерес, а значит, он еще не знает, что у Фина ни гроша за душой.
– Как тут у вас очаровательно, – вежливо заметил Фин.
Альберт поблагодарил.
– Ну что ж, пройдемте в мой дом? – сказал он, причем это был не вопрос, он ведь даже не спросил меня о причинах визита, что уже странно.
Он взял со стула пиджак и провел нас по коридору к черному ходу.
Выйдя на улицу, мы обогнули глухую замковую стену, срезали через зеленый дерн мимо клумб и вышли к широкой дороге, ведущей в любой уголок на территории замка. Подъездную аллею обрамляли исполинские секвойи. Трава по обочинам была такая зеленая и аккуратно подстриженная, что казалась искусственной. Вот это было зрелище, не то что сам замок. Он располагался в Тайди-Вайлдс – сельской местности без вони, кроличьего дерьма и грязищи. Мне такое по душе. Не очень-то люблю сельскую жизнь.
Я обратилась к Альберту:
– Тут так тихо. Не ожидала, что нас впустят через главный вход.
– Мистер Росс звонил предупредить, что вы с мистером Коэном скоро приедете, и я сказал вас пропустить.
– Мне нужно с вами кое о чем посоветоваться.
Альберт кивнул:
– Я так и думал… Давайте сперва доберемся до дома.
Мы свернули с главной дороги налево и пошли по тропинке, с которой открывался вид на застекленный купол над бассейном. Мы оглянулись, и я толкнула Фина, чтобы он не пропустил такую картину.
Свет под куполом не горел. Словно космический корабль в стиле стимпанк приземлился на берегу озера.
– Как там Адам?
– Все еще жив.
Альберт покачал головой.
– Ни дать ни взять святой Лазарь этот мальчишка. Передоз за передозом, каждый раз с того света вытаскивают. Ужасно жаль его матушку.
– Боже, сколько она от него натерпелась! – воскликнула я, но мы уже на пару ухмылялись.
Адам был такой славный малый, что даже слухи про его передозы звучали как забавный анекдот.
Мы уже прошли значительную часть пути, и тут я вспомнила, что припарковались мы у входа в замок.
– Может, лучше переставить машину?
Альберт на секунду задумался.
– А что за машина?
– БМВ.
– Какого года?
– Прошлого. Икс-5.
– Тогда не страшно, пусть стоит. У нас сейчас тихо.
Машина Хэмиша была достаточно люксовой для гостевой парковки Скибо. Он был бы польщен.
Альберт провел нас еще немного вперед, а потом мы срезали через газон. Мерзлая трава хрустела под ногами. Фин поднял глаза и одобрительно присвистнул.
Домик строился как один из роскошных коттеджей для членов клуба, но достался Альберту ввиду какой-то неисправности в сауне, которую никто не удосужился устранить.
Стены были обшиты красными деревянными панелями, необтесанными по краям, что придавало облицовке естественную шершавую текстуру. Крыльцо шло по всему фасаду, а навес над ним опирался на столбы из стволов зеленой окраски – на них отчетливо проступали сучки на месте спила ветвей.
Альберт поднялся на крыльцо и остановился у входной двери. Взялся за дверную ручку, но не сразу за нее потянул. У меня мелькнула мысль, а может, он живет вместе с парнем или у него какой-нибудь пони вместо жены, и вот он думает, как бы нам это преподнести, пока мы не переступили порог. Но он помолчал и отворил дверь.
Я снова судорожно насторожилась. Такого не было с тех самых пор, как я ушла из Скибо. Возможно, эти чувства захлестнули меня как раз по возвращении сюда, спустя столько лет. Мне стало очень неспокойно. Все вокруг как будто таило угрозу. Стало тяжело отсеивать звуки и образы.
Внутри никого не было. Все было без изысков, никаких личных вещей, ни фотографий. Как будто мы попали в дом напоказ, но это было в стиле Альберта. Прагматизм класса люкс.
Он закрыл за нами дверь и спросил:
– Шерри кто-нибудь будет?
Я решила подтрунить над ним:
– Кто вообще пьет шерри?
– Я пью, – он улыбнулся. – Значит, чаю?
На том и порешили, после чего мы увязались за ним на кухню, но ему это, похоже, не понравилось. На столешнице стоял и размораживался обед на одного из замкового буфета. На этикетке была указана энергетическая ценность продукта, и я подумала, что, может, из-за этого он и смутился.
Мы сели за кухонный стол.
– Что ж, Анна, о чем вы хотели со мной посоветоваться?
– Вы помните голландку из клуба по имени Лилли Харкен?
Он вдруг запел густым баритоном:
– Лилли Харкен, моя милая Лилли Харкен, – на мелодию «Лили Марлен».
Я подхватила, а Фин стушевался.
Альберт пояснил:
Мисс Харкен была не слишком положительной дамой…
А я дополнила:
– Та еще брюзгливая сучка.
Альберт закатил глаза все в той же, до боли знакомой манере и обратился к Фину:
– Не слишком положительной и, к несчастью, не лучшим образом воспитанной дамой. Большая редкость, чтобы разговор с персоналом не заканчивался колкостями с ее стороны. А потому на обратном пути в комнаты для персонала за какой-нибудь очередной подушкой помягче мы пели «Лили Марлен».
– Нет чтобы назвать ее свиньей, по заслугам.
– Это только испортит тебе настроение и помешает обслужить следующего гостя.
– Но она ведь правда та еще свинья сварливая. В смысле, все ей не так…
Одним взмахом пальца Альберт призвал меня умолкнуть.
– Хватит.
Он не потерпел бы грубостей в адрес гостей, даже самых ужасных. Он обожал богатых и власть имущих, обожал королевскую семью и звезд кино, он считал, у них над нами есть привилегии, потому что они лучше нас. Он перенял весь их снобизм и одевался так же, как они. Идеальный прислужник. Точь-в-точь рабочая модель стокгольмского синдрома. Мы с Адамом ни за что не смогли бы так жить. В сфере услуг у нас не было будущего, Альберт это в нас обоих подметил.
– Так что там? Насчет мисс Харкен.
– Когда я тут еще работала, она приезжала со своим кавалером, Леоном Паркером, помните такого?
Он кинул на меня предостерегающий взгляд. В молодости я бы тут же прикусила язык. Но я повзрослела.