Каким-то образом мы очутились в магазине с кучей часов. Молодая девушка попросила Фина сделать с ней селфи. Она сделала фото и ушла, ни спасибо, ни до свидания. Фин, казалось, даже не заметил, как грубо та себя повела.
– Люди такие грубые.
Фин отнесся ко всему этому очень спокойно:
– Они не нарочно. Люди забывают, что ты тоже человек. Так уж сложилось. Я был еще совсем молодой, когда мы прославились, я бы не дал свое согласие, если бы знал, как все обернется, но тут уж ничего не поделаешь. Я продал свое лицо за сущие гроши, – он пожал плечами. – А вообще, сейчас и за бесплатно отдают свои лица.
Мы шли дальше, купаясь в атмосфере роскоши молла.
– У них есть веганский шоколад, – мечтательно произнес Фин, оглянувшись на большой шикарный магазин напротив.
Я прошла за ним в фиолетово-золотой магазин, где из большого стеклянного шкафа можно было выбрать любой шоколад на свой вкус. Тяжело было цепляться за былые обиды, и все из-за паспорта. Я никогда и не мечтала о путешествиях.
– Какой ты хочешь?
Я неопределенно махнула на какую-то маленькую шоколадку с орехами и заметила, как он поймал взгляд продавца. Господи боже. Я опять будто пустилась в бега. Не то чтобы я собиралась. Но сам факт уже пьянил, как будто я захлебывалась в тонущей машине и вдруг нашла воздушный карман.
Когда мы вышли из магазина, Фин держал шоколадку, но ему явно не хотелось ее есть. Она была размером с детский кулачок. Он откусил кусочек, облизнул губы и хмыкнул, и все жевал, и жевал, и жевал.
Я сунула в рот свой кусочек, пожевала и проглотила. Шоколад был отвратительный, маслянистый такой, и это мой еще не был веганским.
– Вкусно, правда? – улыбнулся Фин.
– Я не то чтобы с ума схожу по шоколаду.
Я колебалась, рассказать ему про паспорт или нет, поделиться ли радостью, но история была не из легких, а я уже взяла в привычку об этом помалкивать.
Фин сунул в рот оставшийся кусок шоколадки, и я вдруг заметила, что нас снимает какой-то мужчина на другом конце зала ожидания. Я отвернулась и понаблюдала за мужчиной в отражении. Он снимал и ухмылялся – с полным осознанием, что пресловутый анорексик ест шоколадку. Видимо, считал это забавным. Я оглянулась на Фина. Он видел, что его снимают, и хотел, чтобы другие увидели. Он делал это на благо людей, которых даже никогда не встретит. Людей, которые могли пойти на поправку. Я видела по глазам, как тяжело ему это дается и как он жутко нервничает, но все равно стоит на своем. Он играл на публику, и зрелище это внушало смирение.
– Фин, мне нужно кое в чем тебе признаться.
– Хммммм, – он все еще прикидывался, что с удовольствием ест шоколад, но сам уже чуть ли не плакал.
Мужчина убрал телефон и ушел.
– Меня зовут Софи Букаран – тебе это о чем-нибудь говорит?
– Нет.
– Десять лет назад меня в отеле изнасиловали четверо футболистов. Это было громкое дело. Их признали невиновными.
Он не нашелся что ответить. Он заглядывал мне в рот, как будто ждал анекдотично-пошлой развязки.
– Футбольный клуб принадлежит Гретхен Тайглер. Вскоре после окончания судебного процесса кто-то попытался убить меня в моем собственном доме, и я сбежала. Все решили, что меня тогда кто-то убил. Еще несколько человек погибло в пожарах при подозрительных обстоятельствах. И все они стояли на пути у Гретхен Тайглер.
С виду казалось, что его вот-вот стошнит, но Фин умудрился выдавить из себя:
– Софи Букаран?..
– Та фотография, где мы стоим у меня на пороге, – по ней ведь понятно, что я жива. Они не могут этого допустить, не сейчас. Вот в чем было дело в Скибо.
Фин с усилием сморгнул:
– Слушай, а можно мы куда-нибудь присядем и ты мне заново все это расскажешь?
– Да.
– Анна, меня сейчас вырвет.
– Нет, не вырвет. Мы сейчас потихоньку пойдем, а я потру тебе спинку и расскажу все сначала.
33
В Сен-Мартене погода стояла теплая и солнечная.
Мы вышли к пристани; после полета и поездки на такси тело все затекло. Я ощутила на своей щеке ветерок, едва заметный запах рыбы и мыла примешивался к его теплому прикосновению. Мы словно оказались далеко-далеко от всех этих событий и даже вроде как в безопасности. Никто не знал, где мы.
Пейзаж казался гиперреалистичной картинкой – из-за того, что я была тут дважды: в воображаемом городе из подкаста и городе настоящем – и шла теперь в потоке истории, фантазии и реальности. Все в Сен-Мартене сопоставилось и состыковалось, а потом слилось с картинкой у меня в голове. Вот тут выстраивали в очередь заключенных и сажали на корабли, отплывавшие на остров Дьявола. Вот пятизвездочный отель «Торак». Вот улица, по которой Виолетта с Марком сошли к пристани, и там уже увиделись с отцом.
Буквально здесь вот проходил Леон с детьми, когда они отправились за пивом и фантой.
Фин тоже это ощутил, но не в той мере. Он не слушал историю так, будто сам в ней участвовал, а для меня тут еще крылось чудо в виде паспорта и открывавшихся передо мной возможностей. Я впервые выехала за пределы Британии с тех пор, как умерла мама. Я могла отправиться куда угодно. Все было словно в новинку.
Фин спросил:
– По кофейку?
Я взяла его под руку.
– Я проголодалась.
Он сказал, что сможет, наверное, что-нибудь съесть. Хотя бы начал есть. Без удовольствия, через силу. На это тяжело было смотреть.
Мы нашли на оживленной пристани кафе, сели снаружи, и официант принес объемные меню. Я заказала крок-месье и спросила, есть ли у них веганские блюда для моего друга. Официант цыкнул языком и вообще как-то ужасно раздражился при упоминании о веганстве. Он ткнул в меню Фина. Можно взять вот это, это или это. Фактически картошку фри с салатом. Фин ответил, ну и ладно. Официант сгреб меню и унесся, будто мы заказали выселить его мать.
– Бесится что-то, – заметила я.
– Может, он пробовал веганский сыр, – хмыкнул Фин.
Мы огляделись. И вот что заметили: отель на причале оказался перестроенным складом. Такое приземистое трехэтажное здание с винтовой лестницей и плиткой в мавританском стиле, обрамляющей дверь. В комнатах были широкие окна и балконы с видом на пристань.
В моем воображении гавань выглядела совсем иначе. Я представляла себе гавань в строгих прямых линиях, а на деле это оказалась бухта в форме капли. Посредине находился островок, усыпанный скромными рыбацкими домиками, складами, сарайчиками под лодки, – перестроенными под рестораны и коттеджи. Через островок тянулась мощенная кирпичом пешеходная улица и рассекала гавань напополам. Все было сделано со вкусом и с шиком.
Пришвартоваться в гавани могло лишь небольшое судно. Сейчас, во время отлива, в грязи стояли, развалясь, только трех-шестиметровые лодки. В Дане было метров двадцать; она была слишком длинной для пристани и всяко слишком широкой для узкого входа в гавань.
Мы курили и строили догадки. Могла ли Дана тут пришвартоваться? Разве она сюда поместилась бы? В моем воображении она была прямо здесь, в центре города, с кафешками и барами под боком. Мы огляделись в поисках панорамного ресторана на крыше, откуда было видно, как она отплыла, но тоже не смогли его отыскать.
Фин подумал, может, они пришвартовали яхту где-то дальше, а сюда пришли на судне поменьше?
Нет, я ведь помню металлические сходни и как Амила бегом прогремела по ним, так что все на нее оглянулись. Дана должна была стоять где-то здесь.
Фин достал телефон с микрофоном и сказал, что хочет коротенько записать последние новости об угрозах в адрес Трины Кини и о пекарне Амилы. Я размышляла о том, что сказала Трина про другую девушку, а именно что никто ее не искал, кроме тех, для кого она стала угрозой.
– Я думаю, мне стоит заявить о себе, – сказала я. – Так, возможно, будет безопаснее, чем скрываться.
– Уверена?
– Ага, – ответила я, хотя уверенности не было.
Фин вставил специальный микрофончик в телефон, и мы представились. Я просто назвалась Софи Букаран и сказала, что, судя по постам из «Твиттера», кое-кто из вас обо мне уже слышал. После чего Фин на одном дыхании, экспромтом записал десятиминутную сводку. Довольно впечатляющее зрелище. Он дважды переслушал запись.
Потом, когда нам принесли еду, заставил меня сделать фото, как он уплетает картошку фри. И опубликовал, не спросив меня. Я считала, что не стоило выдавать наше местонахождение, но Фин ответил, что через пару часов нас уже все равно здесь не будет. Нельзя же за пару часов добраться сюда из Шотландии.
– У них и самолеты есть, Фин, и вообще. У них повсюду связи.
– Ну и ладно.
В душе Фин не поверил мне, что мы в опасности. Наверное, решил, что Скибо – единичный случай.
«Твиттер» откликнулся мгновенно: под фотографией появлялись комментарии, перепосты, люди выражали сочувствие мне, Фину, женщинам, всем подряд. Фин сидел и ел, наблюдая, как цифры все растут и растут.
– Черт. Они знают, что это Сен-Мартен.
– Надо поскорее отсюда убираться.
– Давай еще два часа посидим и пойдем. Столько твитов о привидениях с видео. Как люди верят в эту чушь?
– Люди просто идиоты, – отозвалась я.
– Ну да. – Мой ответ его, кажется, не убедил. – Но надо будет это упомянуть.
– Нам надо это опровергнуть. По-моему, я поняла, что именно там произошло.
– Серьезно?
– Марк Паркер просто хотел подшутить… – Тут у меня в кармане резко зазвонил телефон.
Пришла эсэмэска от Джессики. У нее все хорошо, там весело. В бассейне было дерево (написала она это смайликами). Они поели (смайлик в виде пиццы). Эстелль стошнило (грустный смайлик).
Я написала в ответ: Люблю вас! (Вставила смайлики-сердечки, как ей нравилось.) Ужас как скучаю по вам! Есть минутка поболтать?
Она не ответила. Не знаю, зачем я спросила. Она даже с друзьями не любила болтать по телефону, но мне отчаянно хотелось услышать ее голосок, услышать хихиканье Лиззи. И вдруг у меня зазвонил телефон. Звонок был от Джесс, и я радостно взяла трубку, но ответил мне Хэмиш. Судя