От паровоза снова застрочили автоматы. Младший лейтенант рванулся и съехал в овраг. Петляя, как заяц, понесся вдоль ручья. У высокого песчаного карьера бросился ничком на землю. И тотчас ухнул взрыв.
Лавиной посыпалось сверху, придавило. Одинцов на миг потерял сознание, но пришел в себя быстро. По горло его засыпал песок. Судорожно дергаясь, разгреб и выбрался на гребень выемки. Вокруг грохот, деревья точно пустились в пляс. Там, где был мост, словно развергся кратер вулкана.
Командир, продираясь через запутанные ветви, устремился вниз по течению реки. Сколько он бежал — не помнит, остановился уже далеко, хотя были видны отсветы зарева. Забравшись в густой кустарник, без сил рухнул на прелые листья, словно провалился во что-то бездонное, тягучее и косматое…
Очнулся младший лейтенант ранним утром. В вышине виднелись розоватые в отсветах зари облака. С севера тянулись, словно грозовые тучи, клубы дыма.
С кряхтеньем Одинцов поднялся на ноги. Чувствовал себя никудышно: в горле першило, затылок разрывало от боли. «Надо уйти как можно дальше», — подумал он и огляделся.
Место оказалось знакомым. Это было рядом с теми развалинами, куда их привел Лунев. Тут же ударило, как током: «А где ребята? Они же бежали впереди. Значит, если уцелели, должны быть поблизости, приказ был общим для всех — собраться в развалинах. Вот и пойду туда».
Прежде чем пойти в сторону руин, Одинцов оглядел себя. Вид был — хуже не придумаешь. Куртка висела клочьями, брюки на коленях порваны. Ладони в крови, автомат перепачкан глиной. Младший лейтенант снял магазин — в нем осталось всего десять патронов. Обойма вальтера, который всегда носил под мышкой, оказалась полной. Среди камней Одинцов заметил узкий ход. Протиснулся по нему и стал пробираться по каменному коридорчику. Опустился вниз, в равелин с проломанным куполом, свалился на землю. Отдышался и поднял голову.
Перед глазами, метрах в трех, возникли сначала лаковые туфли со сломанными каблуками, ноги в изодранных тонких чулках. Затем синяя, в мелкую складку юбка и… Он вздрогнул — в лицо уперся черный зрачок парабеллума. Пистолет держала в руке молодая женщина. На плечи наброшена вязаная кофта, из-под нее видна шелковая блузка. Волосы растрепаны, в глазах что-то безумное.
— Не шевелись, — не произнесла, а прошелестела.
Теперь он различил — она совсем юная. Облегченно выдохнул:
— О, господи, видно только этого мне и не хватало для полного счастья.
Она прищурилась, спросила резковато:
— Кто ты? Почему от своих скрываешься?
— От каких это своих?
Незнакомка кивнула на болтающуюся на рукаве повязку. Заметив, что он намеревается встать, истерично прикрикнула:
— Не шевелись! Пристрелю, как собаку!
Младший лейтенант окинул ее взглядом, усмехнулся и сел.
— Не двигайся! Стреляю!
— Да бросьте вы, хватит, — он безразлично махнул рукой. — Свой я. Советский разведчик. Да и вы не из тех, — большим пальцем Одинцов указал за спину. — Иначе не прятались бы здесь. Да еще в нарядной блузке и лакировках. Попить не найдется?
Девушка не отвела от него пистолета, но, видимо, засомневалась.
— Водички нет? — посмотрел на нее и воскликнул удивленно — Да вы просто красавица! Только в лохмотьях, как Золушка, правда, та, по сказке, блондинка. Уберите оружие. Одинцов меня звать, Олег, младший лейтенант. А вы?
— Лунгу, — она опустила парабеллум и вздохнула, как ему показалось, облегченно. — Виорика.
— Румынка? — вздернул брови младший лейтенант.
— Вот еще, молдаванка.
— Пить, значит, нечего?
— Река под боком, сейчас достану. Но вы все-таки…
— Да будет вам. Вы тут одна?
— Одна, — ответила тихо. И снова настороженно —. А почему тебя это интересует?
— Договорились с ребятами здесь встретиться. Никто, выходит, не появлялся?
— Нет.
Он встал. Ноги дрожали от усталости, тело ныло. Спросил почти безразлично:
— Сами-то откуда? Почему здесь уединились?
— Не твое дело, — ответила грубовато, но затем заговорила мягче — Догадываюсь, если тебя фашисты поймают, плохо придется, ну а с меня живой кожу опустят.
— Лихо, — взглянул с уважением в ее странного темно-вишневого цвета глаза. — Знать, кому-то не потрафили. Ну, ваше дело — не желаете, не рассказывайте, я не любопытный.
Чуть сморщив точеный носик, Виорика подняла блузку, сунула за пояс юбки оружие. Бросила отрывисто, но уже без дерзости:
— Вон там вода. — Указала на глиняный, потрескавшийся кувшин — Пейте, — перешла на «вы».
Потом взглянула исподлобья и прибавила:
— А вы храбрый… Даже не вздрогнули под револьвером.
— Во-первых, не револьвером, а пистолетом. Револьвер с барабаном, пистолет с обоймой. Во-вторых, еще как вздрогнул, аж скулы свело. Потом успокоился, заметив, что вы, наверное впопыхах, забыли поднять предохранитель. А потому, жми не жми на курок — выстрела не получится.
— И вежливый. — Но тотчас встрепенулась — То есть как не получится?
— А так. Предохранитель необходимо поднять, тогда оружие готово к бою.
— Значит, если бы меня схватили, то я бы?… — Щеки ее побледнели.
— Точно, — кивнул Одинцов. — И застрелиться бы не смогли. Вы вообще-то стреляли когда-нибудь?
Она отрицательно покачала головой, волосы метнулись по лицу. Поправила их ладонью и устало опустилась на что-то свернутое рулоном.
— С постелью путешествуете?
Виорика медленно поднялась, взяла тючок за край и тряхнула. Развернулось черное кожаное пальто — такие обычно носили офицеры СС.
— Ого, — удивленно протянул Одинцов. — Где разжились столь ценной вещью? Подарок?
— Где взяла, там нет. — Она швырнула пальто на землю. — Присаживайтесь.
Он сел, прислонившись спиной к шершавому камню. Потянул носом, спросил озадаченно:
— Знакомый запах. Что за духи?
— «Красная Москва».
— То-то, чувствую, что-то родное, будто домом пахнуло, надо же. Кажется, и уехал оттуда недавно, а словно век не видел.
— А вы москвич? — Не дожидаясь ответа, добавила — Все вы столичные — воображалы.
— Скажите пожалуйста, — неожиданно ответил Одинцов и замолк, думая о чем-то своем.
— Что дальше делать намерены? — вишнево взглянула Виорика из-под густых ресниц.
— Буду ждать. Мне уходить отсюда пока нельзя. Вдруг подойдут друзья. Договорились встретиться, если кто жив останется. Денька три подожду, а там отправлюсь восвояси.
— Куда?
— Разумеется, в Севастополь.
— Кругом немцы и румыны. Как пробьетесь? Убьют.
— Это как получится. Одно знаю точно — в плен не сдамся. Если уж, как вы выразились, с вас кожу спустят, то меня-то на ленточки изрежут и поджарят на костре как отпетого еретика. Видите, какие мы с вами для фрицев лакомые. Знать, оба насолили изрядно. А?
— Видно, так, — она усмехнулась.
Одинцов ободряюще улыбнулся и сказал:
— Вообще-то подкрепиться не мешало бы. Здорово проголодались?
Виорика смущенно кивнула.
Младший лейтенант постоял, пошевелил бровями, что-то решая в уме, и направился в угол равелина. Отодвинул плиту ракушечника, опустился на колени и стал шарить руками, словно пытался вытащить из норы какого-то зверька.
— Клад ищете? Или за змеей охотитесь?
— Нашел, — воскликнул он радостно. — Какой же умница Шкута, молодец. Как чувствовал, пригодится.
— Что там? — она приподнялась на цыпочки и заглянула через его плечо.
— Провиант. Прошлый раз не доели, запрятали на черный день. Будем считать — он наступил. Не жирно, но лучше чем ничего. — Одинцов положил перед ней две банки тушенки, четыре сухаря и плитку шоколада «Золотой якорь».
Взглянув на ее озарившееся радостью лицо, сказал заботливо:
— Размочите в водичке и ешьте.
— А вы?
— Недавно обедал.
— Тогда и я не буду, — она сглотнула слюну.
— Реверансы со мной совершенно излишни. Слушайтесь старших и не пререкайтесь.
— А сколько вам лет?
— Двадцать два. Пардон, а нам?
— Четырьмя годами меньше, — Виорика вздохнула и принялась за еду.
Затем они уселись рядышком, накинув на себя пальто. Пряди ее волос щекотали ему шею. Одинцов покрутил головой.
— Мешают? — не открывая глаз, Виорика попыталась убрать волосы за ворот блузки.
— Оставьте. Спите и ничего не бойтесь, я посторожу.
Девушка прижалась щекой к его плечу и уже сквозь сон прошептала:
— А я и не боюсь… С вами…
Виорика рассказала, что с ней произошло и как она оказалась в этих развалинах.
— Ну-у, — удивился Одинцов. — Вылитая Флория Тоска. Лихо. Значит, финкой и полоснули подлеца?
Она опустила веки, потом взглянула на него и спросила с любопытством школьницы:
— А кто эта ваша Флория Тоска?
— Героиня оперы итальянского композитора Джакомо Пуччини. Для того чтобы спасти возлюбленного от смерти, она согласилась, пардон, разделить ложе с вельможей, от которого и зависела судьба близкого ей человека.
— Ну?
— Так же, как и вы, ответила на его домогательства ударом кинжала. Почти полная аналогия.
— И спасла?
— К сожалению, нет. Негодяй ухитрился ее обжулить. Он и не собирался щадить узника, заранее отдал приказ расстрелять несчастного. Обманул, прохвост, но и сам поплатился. И вам не страшно было? Это же не из пистолета, щелк и все.
— Честно?
— Конечно.
— Еще как страшно. До ужаса боялась… Он хоть и гестаповец, но живой ведь. Как только не заметил, что вся трясусь, видно, пьяный был сильно.
Виорика тряхнула головой, словно отбросила воспоминания. Одинцов взирал на девушку с восхищением. С каждой минутой она нравилась ему все больше. Заметив на ее лице необычный румянец, участливо спросил:
— Вам нездоровится?
— Лихорадит что-то. Промокла до нитки, когда речку переходила, видно, простыла.
Младший лейтенант тыльной стороной ладони дотронулся до ее щеки. Как от огня» отдернул руку, воскликнул в тревоге:
— Да у вас сильный жар!
— Пройдет, — она благодарно подняла на него глаза.