Обвиняется в измене — страница 19 из 30

— Интересно, в какой район нас направят? — вс-лух подумал Водовозов и подошел к карте Афганистана.

— А тебе не все равно? — буркнул Читаев. — Куда прикажут — туда и пойдешь.

Водовозов хмыкнул неопределенно. Он понял его выпад по-своему. Читаев, мол, теперь за командира роты, а, им, значит, и соваться нечего.

— Зря ты так, — сказал Водовозов. — Ну и чта из того, что мы меньше тебя здесь служим. Я вот, к примеру, в армии побольше тебя…

— Ладно, отстань.

Читаев отодвинул стакан, взял сигареты и вышел из комнаты.


Шли четвертые сутки поисков. Рота Гогишвили возвратилась, так ничего и не обнаружив.

В полдень Воронцов выехал к начальнику ХАДа полковнику Азизу. Он миновал охрану: двое молодых людей с автоматами узнали и приветствовали его. Воронцов быстро поднялся по каменной лестнице на второй этаж. А наверху уже встречали Азиз и его переводчик Карим. Поздоровались по-европейски, — коротким рукопожатием, без традиционного касания щеками.

— Не уберегли рафик, Воронцов, не уберегли… — Азиз вздохнул и развел руками, мол, что уж тут оправдываться.

— Найдено тело одного из специалистов, Тихова, — мрачно перебил Воронцов.

— Где? — Азиз вскинул брови.

— В трех километрах от города… Саперы обнаружили в кустах. Убит ножом.

Азиз покачал головой, прошелся по кабинету.

— Предположительно мы установили, что акцию осуществляли люди из банды Джелайни.

— Джелайни? — переспросил Воронцов. — Не слышал о таком. Что за человек?

Выслушав переводчика, Азиз как-то странно посмотрел на Воронцова.

— Человек с сильной волей, жестокий, коварный, умный, — неторопливо начал рассказывать он. — Подчиненные уважают его и боятся. В банде пятьдесят — шестьдесят человек — активные штыки. Это — ядро. Кроме того, человек сто — сто пятьдесят из кишлаков в районе Мармуля и Чаркента — резервный слой. Имеют оружие, но участвуют в боевых действиях больше по принуждению… Пленники, скорее всего, увезены в горы.

Азиз подошел к карте и показал своей смуглой рукой три точки.

— Вот предположительно здесь. Горы высокие, много пещер. В ущелье Мармуль создан укрепленный район. Здесь — опорные пункты с позициями автоматчиков, пулеметчиков и минометчиков, наблюдательные посты, есть даже система оповещения. Перед входом в ущелье — контрольно-пропускной пункт. Выдают пропуска на право передвижения по району. Даже есть тюрьма, типография. Печатают антиправительственные и антисоветские листовки. Из допросов пленных нам известно, — продолжал переводчик Карим, — что в бандах есть американские и пакистанские офицеры-инструкторы. Живут и питаются они отдельно. Для них оборудованы комфортабельные подземные укрытия. И еще одно. В Мармуле появился европеец. Говорят, что русский, но не из Советского Союза. Кто он и чем занимается, пока не выяснили.

Воронцов внимательно слушал переводчика, следил за выражением черных глаз Азиза. Говорил он глухим, монотонным голосом. Как и большинство афганцев, Азиз был худощав, смугл, носил усы. Ему было тридцать пять — тридцать семь лет. Еще Воронцов знал, что брат Азиза возглавляет какую-то крупную банду. Братья разошлись по идейным соображениям, даже стали ярыми врагами.

— В Мармуле есть наш человек, — продолжал Азиз. — Правда, с ним трудно поддерживать связь. Будем ждать информации от него.

Раздался телефонный звонок. Азиз снял трубку.

— Алейкум ас салам, рафик Саид Гулям Хейдар, — ответил он.

Воронцов, понял, что звонит первый секретарь провинциального комитета НДПА. Речь шла о специалистах, промелькнуло в разговоре имя Джелайни. И еще одно слово понял Воронцов — «бара-дар» — «брат».

— Первый секретарь интересуется, как идут поиски специалистов, — сказал Азиз, закончив разговор. — А я пока ничего определенного сказать не могу.

Он невесело улыбнулся, пожалуй, впервые за все время разговора.

— Как вы думаете, не переправят ли пленных в Пакистан? — спросил Воронцов, глянул на карту и мысленно отметил расстояние до границы.

— Путь не близкий. Надо идти через Гиндукуш, — заметил Азиз. — Так что пока, думаю, они будут прятать пленников в ущелье, считая, что там их не найдут. Потом, возможно, попытаются переправить специалистов в Пакистан.

— А в случае опасности не уничтожат ли их? — не без чувства тревоги спросил Воронцов.

— Да, операцию мы должны провести быстро и неожиданно, — ответил Азиз. — Иначе возможен и плохой исход.

Воронцов глянул на часы и встал, чтобы попрощаться.

— Может быть, чаю? — вежливо предложил Азиз.

— Нет.

Воронцов направился к выходу. Но тут открылась дверь, на пороге появился директор комбината Джафар. Лицо его лоснилось от пота.

— Вот и Василий Семенович здесь, — по-русски сказал он и тепло обнял сначала Воронцова, потом Азиза.

От Воронцова не укрылось, что Джафар заметно осунулся за последние дни. Глаза его, обычно подвижные, были усталыми, лицо приобрело сероватый нездоровый оттенок. «Переживает», — подумал Воронцов. Джафар почему-то напоминал ему продавцов плова, которых он видел в Ташкенте, — грузных, неторопливых, радушных.

Согласно афганскому этикету Джафар при встрече обязательно подолгу расспрашивал о делах, здоровье, семье. Это получалось у него совершенно ненавязчиво и естественно. Но сейчас он изменил своему правилу.

— Плохо, командир, — стал жаловаться он, — совсем не знаю, что делать. Без советских товарищей работа не идет. Ой, да какая работа — работа подождет, — всплеснул он руками. — На таких хороших людей руку подняли, бандиты, шакалы подлые. Тихова убили, дома семья ждет…

«Откуда он знает? — удивился Воронцов. — Ведь труп обнаружили наши…». Но опрашивать не стал.

— Ничего нового? — задал наконец Джафар вопрос, который его больше всего волновал.

— Пока нет, — коротко ответил Азиз и, подумав, добавил — Предполагаем, что это дело рук Джелайнм.

— А-а, — протянул Джафар то ли сочувственно, то ли испуганно.

— Только разговор остается между нами, — предупредил Азиз.

Джафар обсудил несколько вопросов с Азизом и попрощался. Вышли вместе. Джафар, взяв Воронцова под руку, вдруг предложил:

— Поехали, Василий Семенович, ко мне. Вместе пообедаем.

Воронцов стал отказываться, мол, время слишком напряженное. Но Джафар мягко, упорно настаивал, и тогда он согласился.

— Только позвоню сперва в батальон, окажу, что нахожусь у тебя.

Джафар жил в небольшом двухэтажном особнячке недалеко от центра города. Рядом протекал арык, рукава его ответвлялись во двор. Благодаря этому возле дома прижились несколько тополей. Вышла встречать хозяйка — женщина средних лет в темно-синем платье. Пока она готовила угощение, мужчины прошли в комнату, которая, по всей видимости, служила кабинетом. На стеллажах покоились книги, в углу — письменный стол, рядом — телевизор. На полках Воронцов увидел несколько книг на русском языке: труды Ленина, два томика Шолохова, русско-пушту словарь. Джафар постелил тушак[4] и широким жестом пригласил гостя усаживаться. Воронцов стянул пыльные сапоги, оставил их у входа и сел, подложив под локоть маленькую подушечку. Хозяин дома скинул свой рабочий пиджак, снял галстук и надел поверх белой рубашки ярко расшитый халат.

Жена Джафара накрыла дастархан, принесла большое блюдо с рисом, лепешки, холодную баранину и какое-то темно-зеленое пюре. «Каша из маша», — вспомнил Василий Семенович слышанную где-то складушку. Закончив приготовления, жена Джафара с неизменной улыбкой тихо вышла.

Они неторопливо ¡принялись за еду.

— Что пишет старший сын, как учеба идет? — спросил Воронцов. Он знал, что Сулейман вот уже несколько месяцев учился в Ташкенте.

Джафар расцвел:

— Вчера письмо получил, — и он, кряхтя, поднялся, взял со стола конверт. — Вот, слушай. — Он пробормотал несколько фраз по-пуштунски и начал переводить: — Учеба — трудно очень. Русский язык учу. Много друзей — русские, узбеки. Ташкент красивый, как сказка, сильно нравится. Цветные фонтаны… А, Василий Семенович, есть такое в Ташкенте?

— Не знаю, может быть, и есть. Я в Ташкенте один раз был, и то недолго.

— Вот. Пишет, что у нас тоже будут большие города, колхозы, фабрики, цветные фонтаны. А ты как думаешь, будут? — оторвался от письма Джафар.

— Будут, — ответил Воронцов задумчиво, — если народ сумеете накормить. Будет хлеб у народа — тогда и он пойдет за вами…

— Тяжелое время, — вздохнул Джафар. — Ты, конечно, знаешь, что Джелайни — родной брат Азиза?

— Так это его брат? — изумился Воронцов. — Я знал, что его брат — главарь банды, но не знал имени.

— Да, брат… До этого он был в районе Баглана, а вот теперь у нас объявился.

— Тяжело будет Азизу…

— Ты расскажи, как дочка твоя? — решил сменить тему разговора Джафар.

— Учится на втором курсе медицинского института. Детей лечить будет.

— Хорошая специальность…

Оба замолчали. Воронцов взглянул на часы.

— Торопишься? — понял Джафар.

— Пора.

Воронцов встал, Вместе с директором вышел во двор, к машине. Они тепло распрощались, а Василий Семенович еще раз подумал: «Все же откуда ему известно про Тихова?».


Едва Воронцов переступил порог штаба, как его чуть не сбил с ног дежурный.

— Важные новости. Вот только что прибыл товарищ из ХАДа.

Навстречу шагнул переводчик Карим — помощник Азиза. Воронцов жестом пригласил гостя в кабинет и плотно прикрыл дверь.

— Слушаю вас.

— Несколько часов назад в районе Навруза прошла группа людей. Человек пять или шесть — с оружием, остальные — безоружные. Дехканин из кишлака говорил, что те, кто был с оружием, гнали остальных в горы. Говорит, что это, наверное, пленные.

— Сколько пленных? — быстро спросил Воронцов.

— Человек десять, может быть, пятнадцать, он не считал.

— А в какой одежде: афганцы, русские?

— Говорит, что в нашей афганской одежде.

— Так, — Воронцов выхватил сигарету из пачки, нервно затеребил ее. — Больше ничего не известно?