Спустился Курилкин, обвязанный веревкой.
— Вверху держат, — тихо сказал он. — Давайте вместе, товарищ лейтенант.
Они ухватили Щекина; сержант — за шиворот, Читаев — за вещмешок.
— Тяни! — приглушенно скомандовал наверх Курилкин.
Щекин отчаянно засучил ногами.
— Ай, камень…
Курилкин уперся в злополучный камень, который вдруг вывернулся и полетел вниз. Спасла веревка. Курилкин, зависнув наполовину над пропастью, продолжал крепко держать воротник Щекина, Читаев же едва-едва не сорвался вниз, потому что так и не выпускал лямку щекинского рюкзака.
— Тяните же, заснули там! — злым шепотом скомандовал он.
Веревка натянулась еще сильнее. Щекин снова заработал ногами, пытаясь найти опору на гладкой скале.
— Не дергайся, свалимся…
Наверху взялись дружнее, и через минуту Щекина вытащили.
— Ну, Щекин, считай, что в рубашке родился, — перевел дух Читаев.
— Если бы сержант Курилкин тот камень не вывернул, до сих пор бы вытаскивали меня.
— Еще шутишь…
Подошла отставшая часть группы. Последним вскарабкался на площадку Водовозов.
— Привал… Все нормально? — равнодушно опросил Читаев, убедившись, что все на месте.
— Люди на пределе, — хмуро ответил Водовозов. — Штанину вот разорвал.
— Ну, ничего. Щекину вот больше повезло.
— А что случилось?
— Чуть в пропасть не свалился.
Читаев встал, потянулся:
— Пойдем, Алексей, людей посмотрим, подбодрим.
Водовозов с готовностью поднялся.
— Пойдем!
Солдаты устроились прямо на земле: кто свернувшись калачиком, кто сидя, поджав колени и прислонившись к каменной скале. Читаев и Водовозов вглядывались в лица, стараясь угадать, кто перед ними, называли по фамилии или просто по имени.
— Ну как Щекин, оправился после падения?
— Если честно, товарищ лейтенант, то только сейчас испугался… А много еще идти?
— Много.
Когда они направились дальше, пошел довольно густой снег. Водовозов, взглянув на Щекина, сказал:
— Заметил, сам мокнет, а пулемет плащ-палаткой накрыл?
— Заметил. Хороший парень. И солдат толковый.
После отдыха первые метры шли трудно: затекшие, истерзанные ноги не повиновались, ломило спину. Снег прекратился, и в разрывах туч поплыла луна. Теперь в ее лучах открылась совсем иная картина. Снег лег на горы, отчего вокруг оставались только две краски: черная и белая. Белая — расплывчатые пятна, островки на фоне гор, словно нерезкая гравюра. Черный хребет казался наклеенным на звездную карту неба.
Читаев снова стал опасаться, что они не успеют занять вершину, что с восходом солнца все может быть намного сложнее. Успокаивало только то, что они не сбились с пути, а это было немудрено в глухой блокаде гор. Особенно радовало, что никто не сорвался вниз и не покалечил себя в кромешной тьме.
— Командир, обрыв.
Это Курилкин.
— Давай вещмешок и автомат. Посмотри, может быть, есть где-то обход.
Курилкин молча снял вещмешок, автомат перевесил за спину. «Толковый парень, — с теплотой подумал вдруг Читаев. — Хоть сейчас лейтенанта присваивай. Жаль, весной уходит в запас».
Курилкин спас ему жизнь. Случилось это прошлым летом. Жара стояла обычная: зашкаливало за сорок в тени. Взвод еле плелся, всю воду давно выпили, последняя фляга — НЗ висела у Читаева на поясе. По пути был кишлак. Возле колодца он объявил привал. Тут же все бросились наполнять фляги, побросали туда, как водится, таблетки пантоцида и стали ждать, тюка растворятся. Самые мучительные минуты… Потом все произошло так быстро и неожиданно, что Читаев не успел ничего толком понять. Курилкин, стоявший рядом с радиостанцией за плечами, вдруг как-то резко и судорожно повернулся, Читаев еще не успел удивиться его сгорбленной позе, гримасе на лице, как грохнул выстрел. Курилкин пошатнулся, но удержался. Тут же раздался крик: «Душманы!», защелкали затворы. Все стали бить очередями по дувалу, по каждому отверстию в нем, пока Читаев наконец не заорал: «Отставить!» Душман-одиночка наверняка давно скрылся в кяризе[5]. А искать его там — дело гиблое.
Пуля застряла в железных внутренностях радиостанции. Ее потом выковыряли. Знатоки определили: из английского карабина.
— Возьми на память, — предложил Читаев, протягивая пулю.
На ладони лежал кусочек сплющенного желтого металла. Мертвая пуля…
Но Курилкин, прищурившись, усмехнулся:
— Оставьте себе. Она ведь вам предназначалась.
Читаев потом размышлял: заслонил ли его Курилкин, если бы радиостанции за спиной не оказалось? И вообще, закрыл он его как командира — как требует соответствующий устав, или же сержант рисковал конкретно ради лейтенанта Читаева? Так и не смог разобраться. Он как-то сказал своему спасителю: «Будем в обращении на «ты». Ведь теперь мы как братья». Курилкин не удивился такому предложению, молча кивнул большой стриженой головой. Но по-прежнему был строго официален и обращался только на «вы».
…Тяжелым шагом подтягивались отставшие. От Читаева не укрылось, что коренастый Цыпленков с длинными, как весла, руками нес уже два автомата, а Братусь, хоть и был теперь налегке, едва волочил ноги.
— Привал пять минут, — объявил Читаев.
Братусь тут же повалился. Цыпленков же не спеша снял с себя автоматы, вещмешок, после чего аккуратно уселся.
Подошел Водовозов, молча опустился рядом с Читаевым.
— Как самочувствие?
— Порядок. — не открывая глаз, ответил тот.
Курилкин вернулся с плохими новостями: пропасть обойти невозможно, выше — отвесные скалы. А возвращаться, чтобы искать обходной путь, — значит терять время.
— Скала высокая?
— То ли три, то ли четыре метра, а может быть, еще больше. В темноте не разберешь.
— Возьми веревку. Пойдем посмотрим. Цыпленков, за мной.
Картина открылась неутешительная. Внизу чернела пропасть. Вверху — почти отвесная стена. В темноте было неясно: можно или нет зацепиться за нее, чтобы забраться выше.
— Вот тебе и бабушкин компот, — ощупывая скалу, удрученно пробормотал Читаев. — Придется посветить.
Яркий луч выхватил сырой сланец скалы. Читаев посветил выше. Там виднелся уступ, а еще выше — площадка.
— Надо попробовать. Ты меня подсаживаешь, я становлюсь тебе на плечи. Потом подтолкнешь руками. В случае чего — Цыпленков поможет.
— Может быть, я полезу? — предложил Курилкин.
— Нет, я полегче.
Читаев скинул бушлат, быстро обвязался альпинистским узлом. Курилкин, опустив руки, сцепил пальцы между собой, чтобы лейтенанту сподручнее было забраться ему на плечи.
— Погоди, ботинки сниму.
Читаев решительно стащил ботинки, затем — шерстяные носки и перчатки.
— Ну, все. Теперь как снежный человек.
Сержант довольно легко подкинул его, в следующую секунду Читаев был на его плечах. Нащупав какой-то выступ на скале, он ухватился за него. В этот момент Курилкин подставил ладони, Читаев встал на них и подтянулся. Сержант выпрямил руки, Читаев почувствовал, как они дрожали. В следующую секунду он уже нашел выступ для ноги, оторвался от ладоней сержанта. В этом положении и замер, стоя на левой ноге и держась за выступ одной рукой. Мучительно долго он пытался найти опору для второй ноги, но лишь скользил по сланцевым морщинам. В какой-то миг Читаеву показалось, что он теряет опору. Внутри захолонуло. Если сейчас рухнет, то не удержится на узкой тропке, полетит вниз.
Из последних сил Читаев подтянулся и тут же нащупал ногой выступ, который находился выше. Страх прошел, только сердце еще напоминало о нем учащенным ритмом. Распластавшись по стене, он прошел чуть вправо и здесь влез на ровную площадку.
— Ну как? — услышал он тревожный шепот снизу.
— Давай, — сказал Читаев, дернув свой конец веревки.
— Держите крепче, лезу.
— Да нет, сначала ботинки, автомат и бушлат…
Читаев закрепил веревку. Первым залез Курилкин. Вдвоем они быстро вытащили наверх сначала снаряжение, затем всю группу. Читаев пересчитал людей и объявил краткий привал, а сам связался по рации с Хижняком. У него все было в порядке.
Поднимались трудно, и Читаев, подгоняя солдат, не сдерживал злости. «Пусть обозлятся, хотя бы на меня, — думал он. — Со злостью идти легче». Хуже всего было то, что промокли бушлаты. Они стали тяжелыми, и тело в них неприятно прело. Читаев изредка светил фонариком в карту. Только бы не сбиться с пути. «Кажется, все правильно. Идем вдоль хребта. И скоро должен быть еще один подъем».
Читаев подсчитал. Они шли уже целых восемь часов! Странно, но это открытие не только не расслабило, а, наоборот, подстегнуло Читаева, он почувствовал прилив новых сил.
Все чаще приходится останавливаться: надо ждать отставших. Щекин — тот сразу же падает на камни. Кроме Цыпленкова два автомата несет Мдиванов — невысокий стройный кавказец. Братусь идет предпоследним, покачивается на полусогнутых ногах, цепляется руками за выступы, словно пьяный. Каждый шаг ему дается с огромным трудом. Сзади идет Водовозов и время от времени подталкивает Братуся в спину. Эти толчки сотрясают его, и кажется, что вот-вот он потеряет равновесие и рухнет плашмя. Но Братусь делает более широкий шаг вперед и падает. С мученическими усилиями он встает на колени, затем выпрямляется.
— Полностью деморализован, — сообщает Братусь таким тоном, что не ясно, к кому это относится.
— Братусь, ты почему в конце? Ты же был в середине колонны.
— Отстал, — хрипло выдавливает солдат.
— Зря. Иди вперед. Будешь вести колонну.
Братусь останавливается, надеясь на передышку, но лейтенант безжалостно командует «Вперед». Минут десять солдат идет, спотыкается и беспрестанно падает, и, наконец, валится замертво.
— Вставай, черт бы тебя побрал, — Читаев зло ругается, хватает Братуся за шиворот.
— Все, не могу больше, лучше оставьте меня, — хрипит он.
— Ты что надумал, негодяй! — Читаев резко дергает Братуся за воротник, рискуя оторвать его. — Остаться