тократа.
Ну что ж, все так и есть, вздохнула Анхела. И если мой внешний вид не вгонит в гроб всех чопорных ханжей, то значит, я ничего не смыслю в этой жизни.
— Получу ли я оплеуху, если подойду слишком близко? — прозвучал насмешливый мужской голос.
Анхела завороженно уставилась на его отражение в зеркале. Нет, нельзя быть таким красавцем, никак нельзя! Широкоплечий и стройный Клайв смотрелся великолепно в традиционном смокинге с галстуком-бабочкой. И смотрел он на свою даму так, точно лучше ее не было никого на свете!
— Интересно, сколько сомнительных предложений я получу за вечер? — не могла не съязвить она, от рукоприкладства, впрочем, воздерживаясь.
Подойдя ближе, Клайв обнял ее за талию и ласково провел ладонями вниз, к бедрам. Анхела затрепетала всем телом. Где-то внизу живота всколыхнулась жаркая волна.
Кажется, это называется вожделением, но сейчас Анхеле было не до чувственных наслаждений. Во взгляде ее мелькнула чуть ли не боль. Клайв безошибочно угадал ее настроение и поспешил ободрить молодую женщину.
— Пусть попробуют, любимая. Но мы-то с тобой знаем, кому ты принадлежишь, верно?
Да уж, подумала Анхела, проклиная несносное самомнение любимого. И, всегда готовая отплатить Клайву его же монетой, повернулась к нему лицом — и вот уже длинные чуткие пальцы пробежали от впадинки у основания шеи к уху. Да, этот мужчина знает ее наизусть, но и она читает любимого как открытую книгу. Самого легкого прикосновения хватало, чтобы Клайв задрожал всем телом.
— И ты тоже знаешь, чей ты?
Клайв сжал в руке хрупкие пальцы, с полунасмешливым поклоном поднес к губам и снова выпрямился. И только тогда Анхела заметила, что смокинг его подбит алым шелком — ослепительно ярким, точно плащ матадора.
С замирающим сердцем молодая женщина поняла: сегодня вечером Клайв собирается объявить о чем-то крайне важном.
— Куда мы едем? — нахмурилась она.
— А, наконец-то спросила! — улыбнулся он. — Подожди и увидишь. Это сюрприз.
Анхела уже приоткрыла напомаженные губы, дабы сказать ему, что терпеть не может сюрпризы. Но в зеленых глазах сверкнул вызов — и она вспомнила злосчастное слово «доверие» и прикусила язычок.
Клайв вознаградил ее поцелуем, после которого ей вновь пришлось красить губы, а ему — приводить в порядок галстук.
Молодые люди вышли из апартаментов, спустились вниз и уселись в роскошный лимузин. За рулем сидел шофер; стало быть, сегодня Клайв не откажет себе в удовольствии осушить бокал-другой.
Было еще совсем рано, не больше трех, и это показалось Анхеле немного странным. Ведь вечеринки в Барселоне обычно начинаются около девяти. А лимузин, вместо того чтобы вырулить на центральную магистраль, вдруг свернул на дорогу, ведущую в аэропорт…
— Так куда же мы все-таки едем? — взмолилась молодая женщина, не в силах сдержать любопытства.
И только когда, рука об руку, они проследовали на посадку туда, где на табло высвечивались буквы «Барселона — Лондон», в голову Анхелы впервые закралось подозрение. Словно прочитав ее мысли, Клайв небрежно обронил:
— Мы едем в гости к моим родителям…
Анхела побледнела как полотно. Она не произнесла ни слова, даже не вздохнула — точно на автомате поднялась по трапу, безвольно позволила усадить себя в кресло и пристегнула ремень безопасности. Самолет поднялся в воздух, а она все молчала, в воображении своем переживая тысячу смертей.
Клайву отчаянно хотелось сказать ей что-нибудь, успокоить и ободрить свою спутницу: дескать, сегодня все будет хорошо. Однако слова «безоговорочное доверие» исключали любые компромиссы. Здесь была затронута его гордость. Да, он простил Анхелу за то, что она утаила от него столь значимую часть своей души… и все-таки до сих пор не примирился с этим досадным фактом.
Анхела считала его поверхностным, ограниченным пошляком! Самодовольным снобом, который в постели способен свести женщину с ума, при этом презирая ее за то, что она с ним близка! Ну что ж, сегодня ей предстоит усвоить несколько непростых уроков. Но прежде ближайшие несколько часов Анхела проведет, изнывая от тревоги и страха. В конце концов она это заслужила.
Однако и сам Клайв сидел как на иголках. Сегодня — день решающего объяснения, причем не только с родителями и друзьями, но и с Анхелой. Так что он молчал всю дорогу, кожей чувствуя, как с каждой минутой напряжение нарастает и ожидание становится невыносимым.
Когда взятое в аэропорту такси наконец-то затормозило у тяжелых, ажурных ворот, уже стемнело. Лучшего момента для того, чтобы показать Анхеле «Риджмонт-хаус», свое родовое гнездо, невозможно было и представить. К особняку вела освещенная тисовая аллея, а сама усадьба переливалась огнями, точно рождественская елка.
Клайв открыл для своей спутницы дверцу машины и помог выйти. Анхела покорно позволила взять себя под руку. В вечерних сумерках она казалась невесомым, бесплотным воплощением прелести и красоты, прекрасным скорбным призраком, что вот-вот растает в воздухе. У молодого человека сжалось сердце.
— Я люблю тебя, — прошептал Клайв, целуя ее в лоб.
Так он впервые произнес вслух заветные слова. Да, всесильный Риджмонт собирался произвести впечатление и преуспел в этом. Фиалковые глаза увлажнились, да и сам Клайв с трудом сдержал слезы.
— Я просто хотел, чтобы ты об этом узнала прежде, чем мы войдем внутрь, — хрипло произнес он, не узнавая собственного голоса.
Анхела опять промолчала. Держа ее под руку, Клайв повел свою спутницу к дому. Вместе поднялись они по мраморным ступеням и вступили под высокие своды. Побелевшие пальцы Анхелы так крепко вцепились в его рукав, что Клайв знал: эта женщина, эта ослепительная красавица принадлежит ему отныне и навсегда.
Первыми навстречу им вышли его отец и мать. Клайв решительно шагнул им навстречу. Итак, решающий час пробил… Шоу начинается, азартно произнес про себя он.
Элегантная миссис Риджмонт, с ног до головы одетая в черное, выступила вперед. Боже, да она улыбается! — растерялась Анхела. В улыбке этой ощущалась некоторая настороженность, но фальши в ней не было. Молодая женщина попыталась улыбнуться в ответ.
— Добро пожаловать в «Риджмонт-хаус», — приветствовала ее мать Клайва и, наклонившись, расцеловала вновь прибывшую в обе щеки на испанский манер.
— Gracias, — пролепетала Анхела по-испански, крепче сжимая руку Клайва. Она вряд ли сумела бы объяснить, почему вдруг перешла на родной язык, но прозвучало это вполне уместно. — С вашей стороны было очень любезно меня пригласить.
— Вздор! — решительно объявила миссис Риджмонт, отбросив светские условности. — По-хорошему, мне следовало это сделать давным-давно. Я вела себя непростительно; от души надеюсь, что когда-нибудь вы сможете меня простить. Мы, Риджмонты, чересчур надменны, порой себе во вред, знаете ли.
Как великодушно, как тепло это прозвучало! На глаза Анхелы снова навернулись слезы.
— Я все понимаю, — срывающимся голосом заверила она хозяйку дома.
Клайв Риджмонт-старший решительно выступил вперед.
— Вот, значит, чего ради этот негодник угрожает больному старику, — с усмешкой произнес он. — И я его не виню. — Эта неспешная, широкая улыбка — в точности как у Клайва — лишила Анхелу последних остатков самообладания.
Мистер Риджмонт был высок и светловолос. Даже изнуренный тяжелой болезнью, держался он уверенно и властно. Похоже, сын унаследовал от отца не только эффектную внешность, но и несгибаемый характер. Анхела уже открыла рот, собираясь осведомиться о здоровье хозяина, но тот опередил ее.
— Только не надо со мной сюсюкать, — пророкотал мистер Риджмонт. — И никаких вопросов о моем самочувствии! — Затем в свою очередь расцеловал гостью в обе щеки и, отстранившись, улыбнулся все той же неотразимой улыбкой. — Ваш приезд — большая честь для меня, сеньорита Веласко.
Потом он вновь обратился к сыну:
— Сегодня — твой великий день, Клайв. Гости ждут. Так что давай начинай!
По-прежнему крепко сжимая руку Анхелы, Риджмонт-младший почувствовал, как его спутница мгновенно напряглась, осознав, что официальным знакомством с родителями Клайва дело не ограничится.
Глаза главы семейства лукаво поблескивали. Миссис Риджмонт сохраняла невозмутимое спокойствие. Не то чтобы она возражала против затеи Клайва, просто ей казалось, что уладить вопрос можно и иным, менее радикальным способом.
«Если своим спектаклем ты ее обидишь, она никогда тебя не простит», — предупреждала она сына по телефону не далее как вчера.
«Ты не знаешь Анхелу так хорошо, как я, — отвечал на это Клайв. — Я в нее верю. Я не сомневаюсь: она все поймет!»
Доверие. Господи, кажется, отныне и впредь этому слову суждено играть ключевую роль в его жизни! С этими мыслями Клайв направился к дверям парадной гостиной.
Анхела льнула к нему. Мистер и миссис Риджмонт отстали на полшага. Вышколенный слуга распахнул перед ними двери — и взгляду открылась просторная, залитая светом комната. Да что там комната, целый зал! Огромная хрустальная люстра переливалась всеми цветами радуги, на стенах красовались старинные светильники, в которых вместо свечей горели крохотные электрические лампы. Клайв задержался на пороге, давая Анхеле возможность привыкнуть к ослепляющему великолепию зала — и к выжидательно застывшей толпе гостей.
Гул разговоров стих. Все взгляды обратились в их сторону. Пульс Анхелы участился. Сколько народу собралось! А Клайв, ничего ровным счетом не предпринимая, стоял на месте, дожидаясь, чтобы она заметила и оценила подготовленный им «сюрприз».
И вот, наконец Анхела увидела. Это… это равносильно было заявлению. Дерзкому, безапелляционному публичному заявлению, исключающему любой намек на смущение и неловкость. Нежные, подведенные алым губы приоткрылись, с них сорвался легкий вздох — расслышать его мог лишь стоящий рядом Клайв. Затем дыхание ее прервалось — и он на мгновение испугался, а не совершил ли непоправимой ошибки…