[84]. Хайдеггер приписывал Гегелю заслугу возрождения этого утерянного западной традицией знания: «Чистое бытие и чистое ничто есть, следовательно, одно и то же»[85]. Это утверждение Гегеля верно». Гегель дошел до этой мысли, пытаясь вдохнуть новую жизнь в иудеохристианскую историю о сотворении мира, согласно которой Бог сотворил мир из ничто. Как сформулировал Хайдеггер, подтверждая этот иудеохристианский постулат: каждое сущее, если оно «есть само сущее, есть сверх того ничто»[86].
Так, оставив разум и логику, испытав настоящую скуку и бескрайний ужас, мы снимем завесу с величайшей тайны всех тайн – ничто. В конечном счете все это ничто, а ничто это все. С Хайдеггером мы приходим к метафизическому нигилизму.
Хайдеггер и постмодернизм
Философия Хайдеггера – это объединение двух основных линий немецкой философии, спекулятивной метафизики и иррациональной эпистемологии. После Канта континентальная традиция быстро и радостно забыла о разуме, поставив во главу угла безудержные спекуляции, конфликтующие желания и тревожные эмоции. В хайдеггерианском синтезе континентальной традиции мы можем ясно разглядеть многие черты постмодернизма. Хайдеггер предложил своим последователям следующие выводы, все из которых с небольшими изменениями были приняты постмодернистским мейнстримом.
1. Конфликт и противоречия – это глубочайшие принципы реальности.
2. Разум субъективен и не способен познать истинную реальность.
3. Составляющие разума – слова и понятия – это препятствия к познанию, которые должны быть очищены от наслоений, подвержены деструкции или иным образом разоблачены.
4. Логическое противоречие не свидетельствует о неудаче и не имеет никакого особенного значения.
5. Чувства, особенно болезненные чувства тревоги и ужаса, более надежный проводник, чем разум.
6. Западная традиция философии – идет ли она от Платона, Аристотеля, Локка или Декарта, – основанная на законе непротиворечивости и разделении субъекта и объекта, это препятствие, которое необходимо преодолеть.
Пока мы не будем обсуждать устойчивую склонность Хайдеггера к социальному и политическому коллективизму, которую он также унаследовал от основных течений немецкой философии. Также мы пока не будем прояснять его убежденно антинаучные и антитехнологические взгляды[87]. Мы также повременим с обсуждением его антигуманизма[88] и его регулярными призывами быть послушным бытию, чувствовать свою вину перед бытием, чтобы воздать должное бытию и даже «пожертвовать человеком ради истины бытия»[89], что означает, если мы позволим себе логическое заключение, пожертвовать собой во имя ничто. (Мы обратимся к этим составляющим философии Хайдеггера в четвертой главе, в контексте обсуждения политического основания постмодернизма.)
Следующее поколение постмодернистов освободится от остатков метафизики в философии Хайдеггера, а также от эпизодических следов его мистицизма. Хайдеггер все еще занимался метафизикой и говорил, что в ней скрывается истина о мире, которую мы должны искать или которой мы должны позволить найти нас. Постмодернисты, напротив, являются антиреалистами, считая, что бессмысленно говорить о вселенских истинах или о языке, который мог бы выразить их. Будучи антиреалистами, они отвергнут вышеприведенную формулировку (1) как метафизическое утверждение и переформулируют это утверждение о вездесущности конфликта и противоречия всего лишь как описание эмпирического потока феноменов. Также, соглашаясь с вышеприведенным утверждением (3), они откажутся от слабой надежды Хайдеггера на то, что в результате разоблачения понятий мы обнаружим протослова, связывающие нас с реальностью.
Постмодернисты достигнут компромисса между Хайдеггером и Ницше. Общим эпистемологическим принципом у Хайдеггера и Ницше был презрительный отказ от разума. Однако в метафизике постмодернисты откажутся от метафизических поисков бытия Хайдеггера, поставив в центр нашего существования ницшеанскую борьбу за власть. Также большинство постмодернистов, особенно Делез и Деррида, отвергнут веру Ницше в возвышенные возможности человека и примут хайдеггерианскую позицию антигуманизма.
Позитивизм и аналитическая философия: от Европы до Америки
До этого момента мой рассказ об эпистемологических истоках постмодернизма был сосредоточен на достижениях немецкой философии. Эти достижения занимают большую часть предыстории постмодерна. В Европе для получившего философское образование интеллектуала середины XX века основное место в обучении занимали Кант, Гегель, Маркс, Ницше и Хайдеггер. Эти мыслители задавали философские рамки для дискуссии европейских интеллектуалов, и этой базы было достаточно для того, чтобы дать объяснение появлению постмодернизма.
Однако мой рассказ о постмодернизме пока не полон. Основные силы постмодернизма сосредоточены в американской, а не европейской академии. Рорти, конечно, американец, и хотя Фуко, Деррида и Лиотар французы, у них гораздо больше последователей в Америке, чем во Франции или даже в Европе. Этот пробел нужно восполнить. Каким образом Контрпросвещение смогло получить признание в англоговорящем мире, особенно в Соединенных Штатах Америки?
В интеллектуальном отношении этот разрыв еще больше, чем в географическом. Долгое время американская академия совсем не занималась Гегелем, Кьеркегором и Ницше. Англо-американская традиция видела себя лидером Просвещения. Она ассоциировала себя с наукой, строгостью, разумом, объективностью, и с презрением отметала спекулятивные блуждания Гегеля и стенания Кьеркегора. Эта традиция восхищалась наукой и видела науку альтернативой дискредитированной религиозной и спекулятивной философии. Она хотела сделать философию научной и обосновать научный метод. Этот дух позитивизма, выступавший в защиту науки и логики, господствовал в англоамериканских интеллектуальных кругах большую часть XIX и XX веков.
Поэтому кризис позитивизма в англо-американской философии является частью истории развития постмодернизма.
Как бы ни были сильны традиции Просвещения в Британии и Америке, эти культуры никогда не были обособленными островами Просвещения. Европейская и особенно немецкая философия стала приобретать влияние в этих странах вскоре после Французской революции. Английские романтики хорошо известны тем, что они первые обратились к Германии в поисках философского и литературного вдохновения. Сэмюэль Тэйлор Кольридж и Уильям Вордсворт, например, проводили время в Германии именно с этой целью[90]. Знаменитые строки Вордсворта свидетельствуют о новом умонастроении, презирающем разум:
Ведь наш безжизненный язык,
Наш разум в суете напрасной
Природы искажают лик,
Разъяв на части мир прекрасный.
Строки Джона Китса продолжают эту мысль:
Не все ли чары поникают разом,
Едва холодный их коснется разум?
Томас де Куинси, наверное, наиболее яркий представитель среди прозаиков, демонстрирующий, что английские романтики восприняли от немецкой философии:
«Остановлюсь на минуту, дабы горячо призвать читателя оставлять без внимания голос рассудка, коль скоро он вступает в противоречие с другими свойствами сознания. Рассудок сам по себе, при всей своей полезности и даже незаменимости, представляет собой низшую способность человеческого сознания и менее всего заслуживает доверия. Между тем большинство доверяет только ему, в повседневном обиходе это, пожалуй, уместно, но для философских целей никоим образом не пригодно»[93].
О взлете немецкой культуры также свидетельствует популярность книги «Германия» Жермены де Сталь (1813) – публикации, которая серьезно повлияла на интеллектуальную жизнь во Франции, Англии и Америке.
В Соединенных Штатах книга мадам де Сталь вдохновила многих молодых интеллектуалов на изучение немецкого языка и литературы. Молодой Ральф Уолдо Эмерсон, позднее ставший одним из известнейших писателей Америки, был хорошо знаком с немецкой литературой. На фоне популярности книги мадам де Сталь, в 1810-1820-х годах, среди интеллектуалов появилась мода уезжать на обучение в Германию. Многие из них позже стали значительными фигурами американской интеллектуальной сцены. Эдвард Эверетт был одним из профессоров Эмерсона в Гарварде. Брат Ральфа, Уильям Эмерсон, изучал вдохновленные трудами Шлейермахера и Гегеля подходы к теологии и библейской критике в Гейдельберге. Джордж Тикнор стал профессором литературы в Гарварде. А Джордж Банкрофт, известный как «отец американской истории», посещал несколько немецких университетов и слушал лекции Гегеля в Берлине.
Как писал историк Томас Нипперди, «до 1830 года молодые и талантливые умы, как правило, тяготели к Парижу, но затем многие (американские студенты, например) все чаще переезжали из Парижа в Германию, в Берлин»[94]. Оттуда они привозили с собой кантианскую и гегельянскую философию. К середине XIX века немецкие идеи стали широко распространены в Америке. Свидетельством этого служит тот факт, что наиболее влиятельный американский журнал по философии с 1867 по 1893 год, «Журнал спекулятивной философии», был основан в 1867 году группой гегельянцев из Философского общества в Сент-Луисе