«Недовольство культурой» (1930) утверждал, что цивилизация – это нестабильный поверхностный феномен, основанный на подавлении инстинктивной энергии. Биопсихологически человек представляет собой совокупность агрессивных и конфликтующих инстинктов, постоянно требующих немедленного удовлетворения. Однако их постоянное немедленное удовлетворение сделало бы социальную жизнь невозможной, поэтому цивилизация развивалась путем постепенного подавления инстинктов и принуждала проявлять их в вежливой, упорядоченной и рациональной форме. Таким образом, цивилизация – это искусственная конструкция, прикрывающая бурлящую массу иррациональных энергий подсознания (Оно). Борьба между подсознанием и цивилизацией продолжается и иногда становится непримиримой. При преобладании подсознания общество стремится к конфликтам и хаосу; а при преобладании цивилизованности подсознание вытесняется. Однако вытеснение подсознания просто загоняет его в психологическое подполье, где его импульсы бессознательно перемещаются и часто вытесняются в иррациональные каналы. Как объяснял Фрейд, эта вытесненная энергия со временем требует разрядки, что часто выливается в невротический срыв в форме истерии, навязчивых идей и фобий[286].
Следовательно, задача психоаналитика состоит в том, чтобы проследить обратный путь невроза по его иррациональным бессознательным каналам к его источнику. Однако пациенты часто вмешиваются в этот процесс: они сопротивляются раскрытию бессознательных и иррациональных элементов их души и цепляются за сознательные формы цивилизованного и рационального поведения, к которым они привыкли. Поэтому психоаналитик должен найти способ обойти такие поверхностные защитные механизмы и снять напускной налет цивилизованности, чтобы нащупать бурлящее под ним подсознание. Здесь, считал Фрейд, не обойтись без использования нерациональных психологических механизмов – гипноза, анализа снов, свободных ассоциаций, оговорок. Такие проявления иррациональности часто являются ключом к разгадке скрытой реальности, так как они обходят сознательные защитные механизмы пациента. Соответственно, хорошо подготовленный психоаналитик – это тот, кто способен разглядеть правду в иррациональном.
Для Франкфуртской школы Фрейд дал возможность использовать психологию, прекрасно подходящую для диагностики патологий капитализма. Как мы знаем от Маркса, капитализм определенно основан на эксплуататорской конкуренции. Но современное капиталистическое общество принимает форму технократии, направляющей свои конфликтные силы на создание машин и корпоративных бюрократий. Эти машины и бюрократии предоставляют среднему члену буржуазии искусственный мир порядка, контроля и благ цивилизации. Дается это за очень высокую плату: люди капитализма все более дистанцируются от природы, становятся все менее непосредственными и креативными. Кроме того, они все меньше догадываются о том, что контролируются машинами и бюрократиями, как в физическом, так и в психологическом смысле, и о том, что кажущийся комфортным мир, в котором они живут, это маска, под которой бурлит пучина безжалостной борьбы и соперничества[287].
Маркузе объяснял, что портрет капитализма, предложенный Франкфуртской школой, отражает ту реальность, которая предельно ярко выражена в наиболее развитой капиталистической стране – Соединенных Штатах Америки.
Рассмотрим пример – среднестатистического американского работягу по имени Джо (Джо с упаковкой из шести банок пива). Джо работает как низкоквалифицированный техник в компании по производству телевизоров, входящей в состав телекоммуникационного конгломерата. Будет ли у него работа завтра, зависит от спекулянтов на Уолл-стрит и от решений корпоративного руководства, находящегося в другом штате. Но Джо не понимает этого: он просто ходит на работу каждое утро с легким чувством неприязни, тянет за рычаги и нажимает кнопки так, как ему было сказано машиной и боссом, занимаясь массовым производством телевизоров до окончания рабочего дня. По дороге домой он покупает упаковку из шести банок пива – Аругой массмаркет продукт капиталистической коммодификации – и после ужина с семьей он плюхается перед телевизором, ощущая наступление легкого наркотического опьянения от пива, в то время как комедийные сериалы и рекламные ролики рассказывают ему, что жизнь прекрасна и невозможно желать чего-либо еще. Завтра будет еще один день.
Джо – это продукт. Он – сконструированная часть принудительной и дисфункциональной конкурентной системы, которая покрыта лоском порядка и комфорта[288]. Он не подозревает о разрыве между видимостью комфорта и реальностью принуждения, не понимает, что он винтик в искусственной технологической системе, – не понимает оттого, что плоды капитализма, которые он производит и, как ему кажется, с удовольствием потребляет, вытягивают из него жизненную энергию инстинктов, делая его физически и психологически инертным.
Итак, Маркузе предложил новому поколению будущих революционеров объяснение того, почему капитализм в 1950-е и начале 1960-х казался миролюбивым, толерантным и прогрессивным, хотя, как точно знал каждый хороший социалист, он не может таким быть, и почему рабочие были такими неутешительно нереволюционными. Капитализм не просто повергает массы в состояние угнетения, он также подавляет людей в психологическом, а точнее, в психоаналитическом смысле.
Но все еще хуже, так как в той степени, в которой Джо способен думать о своей ситуации, он слышит, что его мир описывается в терминах свободы, демократии и прогресса – словами, которые имеют для него лишь призрачное значение и которые были искусно изготовлены и скормлены ему апологетами капитализма, чтобы удерживать его от глубоких мыслей о своем истинном существовании. Джо – это «одномерный человек», запертый в «тоталитарной вселенной технологической рациональности»[289], позабывший второе реальное измерение человеческого существования, где находятся истинные свобода, демократия и прогресс[290].
При достижении капитализмом этой циничной стадии развития, на которой капиталистическое угнетение замаскировано благочестивым лицемерием, разглагольствующим о свободе и прогрессе, капитализм становится еще более циничным в силу того, что он может нейтрализовать и даже ассимилировать любое инакомыслие и критицизм. Создав монолитную технократию – машины и бюрократии и массового человека и корыстную идеологию, – капитализм может притвориться, что он открыт критике, позволяя некоторым радикальным интеллектуалам мыслить иначе. Во имя «толерантности», «широты взглядов» и «свободы слова» некоторым одиноким голосам будет позволено возражать и бросать вызов Левиафану капитализма[291]. Но все прекрасно знают, что из критики ничего не выйдет. Даже хуже, видимость открытости и толерантности будет служить только на руку капитализму. Следовательно, капиталистическая толерантность – это вовсе не настоящая толерантность, это «репрессивная толерантность»[292].
Так был ли ранний пессимизм Хоркхаймера обоснованным? Был ли урок, преподанный тридцать лет назад, все еще актуальным и перспектива наступления социализма совершенно безнадежной? Если капиталистический контроль способен переварить даже возражения своих самых непреклонных критиков, какое оружие остается для революционера?
Если у социализма есть шанс, ему нужна более экстремальная тактика.
Психология Фрейда снова дает нам ключ. Как и в случае подавления бессознательного механизмами цивилизации, придавливание капитализмом человеческой природы не может проходить совершенно гладко. Фрейд объяснил, что подавленные импульсы подсознания иногда вырываются в форме иррациональных неврозов, угрожая стабильности и безопасности цивилизации. Франкфуртская школа научила нас тому, что организованная технократия капитализма подавила большую часть человечества, вытесняя значительную долю его энергии в подполье, но эта вытесненная энергия все еще существует и потенциально может взорваться.
Итак, заключил Маркузе, подавление капитализмом человеческой природы может быть спасением социализма. Рациональная технократия капитализма придавливает человеческую природу до такого предела, где она вырывается наружу в иррациональных проявлениях – в насилии, криминале, расизме и всех прочих патологиях общества. Но, провоцируя эти иррациональные вспышки агрессии, новые революционеры могут уничтожить систему. Поэтому первоочередной задачей революционера является поиск таких личностей и энергий на обочине общества – среди маргиналов, непослушных и запрещенных, – всего и всех, кого властная структура капитализма еще не смогла коммодифицировать и покорить полностью. Все такие маргинальные элементы будут «иррациональными», «аморальными» и даже «криминальными», особенно по определению капитализма, но это как раз то, что нужно революционерам. Любой такой маргинальный элемент может «стать трещиной в ложном сознании и создать Архимедову точку опоры для усиления эмансипации»[293].
Маркузе обращал особенное внимание на маргинализированных и отверженных интеллектуальных лидеров левой идеологии – особенно тех, кто обучался критической теории[294]. Учитывая повсеместность капиталистического господства, революционный авангард может появиться только из кругов этих отверженных интеллектуалов – особенно среди молодых студентов[295], – тех, кто способен «связать освобождение с распадом обычного и упорядоченного восприятия»[296]