Как и у постмодернистов, единственным оружием Яго были слова. Единственная разница в том, что постмодернисты действуют не так тонко в отношении намеченных целей.
Современный мир Просвещения гордится своей приверженностью равенству и справедливости, своей непредубежденностью, своей доступностью для всех и своими достижениями в области науки и техники. Мир Просвещения горд, уверен в себе и знает, что за ним будущее. И это невыносимо для того, кто полностью отдался противоположному и бесперспективному мировоззрению. Гордость Просвещения вызывает у такого человека непреодолимое желание ее уничтожить. И лучшая мишень для нападения – это вера Просвещения в собственное нравственное достоинство. Атакуйте Просвещение как сексистскую и расистскую, нетерпимо догматичную и жестоко эксплуататорскую систему. Подорвите его веру в свой разум, науку и технологию. Словам даже не надо быть правдивыми или последовательными, чтобы нанести желанный ущерб.
И, подобно Яго, постмодернизм в конце концов может и не заполучить девушку. Достаточно уничтожить Отелло[334].
Пост-постмодернизм
Демонстрация сближения постмодернизма с нигилизмом важна для понимания этого дискурса, так же как и признание опасности, которую может представлять неудачное и нигилистическое движение. Мы проследили развитие постмодернизма от его корней, простирающихся к Руссо, Канту и Марксу, что позволило объяснить, как разные элементы движения сплелись воедино. Но определение истоков постмодернизма и их пагубных проявлений в современности еще не доказывает несостоятельность этого движения.
Необходимо также дискредитировать его исторические предпосылки, идентифицировать и выступить в защиту других альтернатив. Просвещение базировалось на принципах, противоположных постмодернизму, но хотя Просвещение смогло построить на базе этих принципов великолепный и богатый мир, эти базовые принципы не были достаточно четко сформулированы и защищены. Эта неубедительность была единственным слабым местом, которое было использовано постмодернистами для атаки на Просвещение. Поэтому только всесторонняя репрезентация и реабилитация этих принципов позволит продолжить миссию Просвещения и защитит его от посягательств постмодерна.
Свобода слова и постмодернизм
На заре модерна защита свободы слова одержала победу над традиционным авторитаризмом. Убедительные доводы Галилея[335], Джона Локка[336], Джона Стюарта Милля[337] и других победили в дебатах о свободе слова. Исторически их аргументы принадлежали к разным философским традициям и часто адаптировались к мировоззрению публики, в той или иной степени враждебной свободе слова. В современном дискурсе определенные аргументы в пользу свободы слова все еще имеют важное значение: (1) разум играет фундаментальную роль в процессе познания реальности (Галилей и Локк). (2) Разум это индивидуальная способность (особенно Локк). (3) Для познания реальности разумному индивиду нужна прежде всего свобода – свобода мыслить, критиковать и спорить (Галилей, Локк и Милль). (4) Свобода человека в его стремлении к знанию имеет фундаментальную ценность для других членов общества (особенно Милль).
Следствием такой аргументации является то, что когда мы создаем специализированные социальные институты для поиска и совершенствования нашего знания об истине – научные общества, исследовательские институты, колледжи и университеты, – мы должны прилагать особые усилия для защиты, воспитания и поощрения свободы творчества.
Поэтому удивителен тот факт, что в настоящее время самая большая угроза для свободы слова исходит из наших колледжей и университетов. Традиционно основной карьерной целью большинства ученых было получение высокой должности, чтобы можно было говорить все что угодно, не опасаясь увольнения. В этом и заключается смысл должностных полномочий: защищать свободу мысли и выражения. Тем не менее мы видим, что многие преподаватели, которые много лет работали, чтобы получить должность и связанную с ней академическую свободу, сегодня являются самыми решительными сторонниками ограничения свободы слова для других.
Глава 7. Свобода слова и постмодернизм
Примеры речевых кодов
Вот два примера того, как некоторые представители академической среды стремятся ограничить свободу слова с помощью так называемых речевых кодов. Предлагаемый речевой код Мичиганского университета запрещал:
«Любое поведение, словесное или физическое, которое стигматизирует или преследует человека по принципу расы, этнической принадлежности, религии, пола, сексуальной ориентации, вероисповедания, национальности, происхождения, возраста, семейного положения, инвалидности или статуса ветерана Вьетнамской войны…»
В Висконсинском университете, другом крупном учебном заведении, горячо обсуждаемый речевой код предупреждал, что дисциплинарные меры будут применены в отношении любого студента за «расистские или дискриминационные комментарии, эпитеты, физические действия или иное вызывающее поведение, направленное на отдельного человека или группы людей, если такие комментарии, эпитеты, физические действия и иное вызывающее поведение намеренно: унижает расу, пол, религию, цвет кожи, вероисповедание, инвалидность, сексуальную ориентацию, национальность, происхождение или возраст человека или группы лиц; и создают запугивающую, враждебную или унизительную среду для образования, университетской работы или другой разрешенной университетом деятельности».
Эти два примера представляют собой речевые коды, которые внедряются во многих университетах и колледжах во всем мире. Основными теоретиками, стоящими за этими речевыми кодами, являются такие выдающиеся ученые, как Мари Дж. Мацуда, выступающая от имени американцев азиатского происхождения[338]; Ричард Дельгадо, выступающий от имени испаноговорящего населения и расовых меньшинств[339]; Катарина А. Маккиннон, которая пишет от лица женщин как угнетенной группы[340]; и Стэнли Фиш, который, будучи белым мужчиной, находится в несколько деликатном положении – но решает эту проблему проявлением особенной чуткости по отношению к любому со статусом жертвы[341].
Почему бы не положиться на Первую поправку?
В ответ на распространение речевых кодов американцы обычно говорят: «Почему Первая поправка не позаботилась обо всем этом? Почему бы не сказать, что мы живем в США и Первая поправка защищает свободу слова и даже свободу выражения тех, кто говорит оскорбительные вещи?» Конечно, мы можем это сказать. Но Первая поправка – это политическое правило, применимое к политическому обществу. Это не социальное правило, применяемое к частным лицам, и не философский принцип, который отражает посягательства философии на свободу слова.
В отношении различия между политической и частной сферами, обратите внимание, что в Первой поправке сказано, что Конгресс США не будет поддерживать какую-либо религию, посягать на свободу слова, ограничивать свободу собрания. Это означает, что Первая поправка относится к действиям правительства и только к действиям правительства. Мы можем распространить эту точку зрения на государственные университеты, такие как Мичиган и Висконсин, на том основании, что они являются государственными школами и, следовательно, частью государства. Таким образом, мы можем сказать, что защита Первой поправкой должна существовать во всех государственных университетах. Это хороший аргумент.
Но по ряду причин мы еще не можем поставить здесь точку. Начнем с того, что Первая поправка не распространяется на частные колледжи. Если частный колледж хочет создать какой-либо речевой код, то в этом не должно быть ничего противоречащего Первой поправке. Второе: защита Первой поправкой противоречит другой лелеемой традиции в академической среде – академической свободе. Вполне возможно, что преподаватель захочет ввести в своем классе речевой код, который по традиции будет защищен принципом академической свободы проводить занятия так, как он хочет. Третье: аппеляция к Первой поправке не затрагивает еще один аргумент, который пользуется широкой популярностью. Образование – это форма общения и дружбы, в некотором смысле довольно интимная, требующая деликатного отношения. Поэтому открытое проявление ненависти, антагонизма или угрозы в аудитории или где-либо еще в университете подрывает социальную атмосферу доброжелательности, необходимую для образования. Это говорит о том, что колледжи и университеты представляют собой особенную форму социальных институтов и являются сообществами, в которых может возникнуть потребность в речевых кодах.
Первая поправка не содержит правил, регулирующих свободу слова в любом из этих случаев. Поэтому мы должны говорить об этих случаях с точки зрения философии, что мы и делаем.
Контекст: почему левые?
Для начала я хотел бы подчеркнуть, что в Америке предложения речевых кодов чаще всего исходят от сторонников крайне левых взглядов, хотя те же самые левые в течение многих лет жаловались на деспотичность университетской администрации и отстаивали свободу от университетских ограничений. Поэтому есть ирония в изменении тактики левых в пользу авторитарных, политически корректных ограничений свободы слова.
Соответственно, возникает вопрос: почему в последние годы левые представители академической среды так резко изменили свою критику и свою тактику? Я уже говорил о некоторых аспектах этой темы раньше в своей книге, посвященной этому вопросу (книга «Объясняя постмодернизм: скептицизм и социализм от Руссо до Фуко