– Русских вы не покорите, и язык изучить хорошо не успеете. Мы вам не дадим.
– Мы почти под Москва, как же вам не дать?
– Один великий полководец вошёл в Москву, но скоро бежал из неё и бесславно кончил.
– Наполеон стратег дрянь, фюрер – велик! Вы скоро умрете, если не рассказать нам о своей тайне. Сказать не хотеть жить?
– Жить хотят все, и я тоже – только не в неволе.
Таня боковым зрением увидела, как Костя промелькнул меж деревьями, выбирая место для точного выстрела. Она находилась в состоянии аффекта от неожиданной роковой встречи с фашистами и оттого ничего не боялась. Но понимала: ей надо было немного поморочить голову офицеру.
– Удивляюсь, почему русский спешить умирать?
– Мы не спешим, это вы нас торопите.
– Вам можно жить, если сказать, кто вы, кто с вами связан?
– Я – подрывник, разве вы не видите, в моей руке – граната. Стоит сделать вам выстрел, и я взорву вас вместе с собой. Но перед смертью открою военную тайну.
Фашист побледнел.
– Какую?
– Вы напали на нас летом, но вас разобьют зимой!
– Ха-ха! Хотеть держать пари. Я даю возможность вам уйти вон за те куст, и вы не взрывать гранату.
– Поздно. – Таня бросилась на землю, и тут раздался Костин выстрел. Пуля попала офицеру в лоб. Второй выстрел настиг автоматчика, что стоял справа от офицера и держал под прицелом Таню. Третий немец резко развернулся, успел дать очередь в сторону лежащей Тани. Пули вошли в землю рядом. Второю очередь он сделать не успел. Новый снайперский выстрел свалил его с ног.
Таня вскочила, бросилась бежать в заросли. По ней ударили подоспевшие автоматчики. Но Таня успела сбежать в ложбину, и пули прошли веером высоко над головой. Она присела под сосной, где находилась адская машинка, и ждала ответный огонь Костиного «дегтяря». Но он молчал. Таня догадалась, что Костя ждёт появления карателей в заминированной зоне и тогда ударит, а она обязана рвануть тол адской машинкой. Девушка не видела врага, ждала. Наконец раздалась Костина короткая пулемётная очередь – пора! Таня крутанула ручку. Раздался взрыв, за ним от взрывной волны сработали Костины насторожки. Заговорили друг за другом все пятнадцать гранат под ногами фашистов, создавая ошеломляющий эффект, сотрясая воздух и поднимая фонтаны земли и листвы, словно прицельно били пушки-сорокопятки. Как бы внутри этих взрывов раздались вопли пораженных солдат. Это был целый хор, перекрывающий грохот взрывов, леденя кровь у защитников своей земли. В гущу этого рева карателей вновь ударил с фланга пулемёт лейтенанта. Он бил короткими очередями, прицельно по мелькавшим меж деревьями убегающим фигурам. В поддержку, словно спохватившись, рядом с Таней затрещали два автомата бойцов, уплотняя огонь. Скорее всего, не принося немцам вреда. Санинструктор некоторое время лежала замерев, держа холодный рычаг машинки, затем, очнувшись от близкого говора автоматов, принялась торопливо сматывать на катушку провод.
– Таня, уходим! – подхлестнул её голос Константина. – Иди сюда. Быстро. Оставшиеся фрицы могут вернуться и атаковать.
Костя был где-то справа от неё. Там, где она последний раз видела его с винтовкой в руках и висящим на груди пулемётом. Таня, прихрамывая от ушиба ноги при падении, пустилась к лейтенанту. Туда же с автоматами бежали Фёдор и Лёня.
– Мы к вам на помощь, – закричал Осинин, – где немцы?
– Отошли, – ответил лейтенант, – уходим и мы. Что с ногой, Таня?
– Пустяк. Ушибла при падении.
– Товарищ Таня, вы снова нарушили мой приказ. Хорошо, что всё обошлось, – строго выговаривал Константин.
– Товарищ Костя, вы же знаете причину.
– Это не оправдание. Я буду вынужден больше не брать вас на операции.
– Это будет жестоко с вашей стороны.
– Зато справедливо. Законы военного времени диктуют суровую ответственность за невыполнение приказа – трибунал.
Ему бросилось в глаза, что Таня смотрит не униженно, как бы замаливая вину, а даже несколько дерзко. Не за себя боялась, за него. Не приди он на выручку, взорвала бы себя и фашиста, не далась бы надругаться. Костя же не знал, что офицер сам перетрусил и предлагал Тане уйти в кусты, не взрывать гранату. Это она потом ему рассказала, что была уверена – его точные выстрелы спасут. Не будь Кости с винтовкой, пришлось бы отступать задом в кусты. На удачу. Десять спасительных метров. На таком расстоянии стрелять фашист не решился бы, взрыв доставал и его. Если бы он решился на выстрел, окажись она у самой кромки кустов, то все равно бы метнула гранату врагам под ноги.
Такой расклад не устраивал Костю: невыполнение приказа и – смерть по глупости. И кого! Любимого человека. Таня видела, как горели праведным гневом его глаза. Осознав легкомысленность своего поступка, подставив под удар свою жизнь, провал операции, она ужаснулась от последствий и поклялась больше не нарушать приказы.
Не будь рядом рядовых бойцов, лейтенант Белухин вряд ли бы так разговаривал с любимой девушкой. Скорее всего, он бы бросился её целовать от счастья, что остались живы, целы и невредимы, что продолжат борьбу и будут дальше любить друг друга. Да, Костя страшно перепугался за жизнь подруги, боялся, что дрогнет рука. Но рука не дрогнула, и теперь, сколько есть сил, они уходили от опасного места, слыша редкую трескотню автоматов в стороне. Группа шла бесшумно, стараясь не оставлять следов, и мелкий дождь, как бы в их спасение, заметал поступь во мшистой постели родного леса.
Дождь прекратился, когда группа подошла к роднику. Более быстрый марш сдерживали рядовые бойцы. Груз явно не был им по силам, они задыхались от слабости, пот градом катил по их лицам, в лесу держалась назойливая мошка, она лезла в глаза, слепила, надо было постоянно отмахиваться, по лошадиному фыркать, сдувая её из-под носа, что слабо помогало. Лейтенант был неумолим, гнал и гнал группу вперёд, лишь дважды дал передохнуть по десять минут. Наконец, окончательно запалившись, все припали к студеной воде родника.
В кристально чистой воде был виден ключ. Он вырывался из гранитного плена и там, внизу, бурлил, а поднимаясь к поверхности, успокаивался, устремляясь на волю по узкому руслу, одетому в пышное, но уже тронутое осенью разнотравье. Свежие родниковые запахи быстро сняли усталость.
– У нас под Калугой много таких родников. Некоторые серебряные и до того вкусны, что с трудом оторвёшься, – сказал отдуваясь словоохотливый Фёдор, – этот тоже такой, серебряный.
– Всё может быть, – ответил лейтенант, вставая, – вот здесь и будем строить базу с землянками.
– Я по плотницким делам мастер, – сказал Шелестов, – с отцом себе дом срубили из кругляка и контору колхозную на берегу Угры. Только у нас инструмента никакого, кроме лопат.
– Придётся добывать, впереди холода, – сказал Костя. – Сейчас поужинаем и облюбуем место для землянок. Рядовым развести костёр, как учил, приготовить ужин: банка каши на двоих и одна банка тушёнки.
– Товарищ лейтенант, вы думаете, немцы сюда не сунутся?
– Сунутся со временем. Но сегодня исключаю. Разве мы напрасно оставили многочисленные следы на дороге в западном направлении. Вот туда и пойдут остатки карателей. Но их немного, а ночью они пугливы. Мы же шли на юго-восток.
Лейтенант достал из рюкзака планшетку летчика, развернул на коленях карту. Всмотрелся. Таня рядом.
– До станции все двадцать километров, до посёлка Клинового пятнадцать по прямой. На пути есть болото. Если оно не проходимое – кругаля придётся давать прилично. А нам в поселок наведаться ой как надо! Топоры, пилу, одежду, постель – придётся там добывать. А дальше нужно изучить расположение врага и совершить диверсию. Как, товарищ Таня, план мой годится?
– Мы за вами, товарищ Костя, как нитка за иголкой!
– Хотел бы я знать, топкое ли наше болото? Камыши закрывают обзор и открытой воды почти не видно.
– Это важно?
– Очень. Вдруг придётся отбиваться и уходить в глубь болота. А там топь. Вот на эту топь нам бы не мешало в будущем плоты бросить.
– Как же мы всё успеем сделать? – усомнилась Таня. – Поселок Клиновой пока трогать не советую.
– Ни дня покоя захватчикам, товарищ Таня! Завтра – разведка посёлка.
Глава 11
Родник находился на самой высшей точке опушки леса с западной стороны. Группа пришла с северной стороны, уклоняясь на юго-восток. Так же шли сюда впервые лейтенант и Таня. Если всё же каратели выйдут к их лагерю, то именно с севера, где болото тянулось на восток, искривляясь потом на юг. Потому лейтенант сразу прикинул, где можно протянуть «музыкальную» линию. Гранат было достаточно, тол же только для запалки. Его следует беречь для подрыва эшелонов на обеих ветках станции. Северная, не изученная ветка для группы более безопасна, поскольку выходить к ней придётся, огибая станцию либо с запада, либо с востока. Уходить же придется подальше на север, оставляя следы, чтобы пустить облаву в ином направлении. И лишь повернув в свою сторону, надо идти как по воздуху, без следов. Лейтенант прикидывал, взвешивал все за и против, но это было делом будущего, а сейчас он и рядовой Шелестов осторожно подходили к посёлку Клиновому.
Санинструктор и рядовой Фёдор Осинин остались на базе копать ложе для землянки. Перед уходом возник короткий спор. Почему идёт Лёха, а не он, Фёдор, более вёрткий и менее приметный. И конечно, возражение санинструктора, поскольку она хорошо освоила снайперскую винтовку.
– Разведка дело мужское, – остановил пререкания лейтенант, – Шелестов хорошо владеет холодным оружием. Поражает цель за пятнадцать метров. Учитесь!
Замолчали с недовольными гримасами. К тому же Таня расположение посёлка не знала. Бывала в нем только на южной окраине, в санбате.
– Костя, обещай мне по-прежнему следовать сберегающей тактике, – и, не таясь рядовых, поцеловала лейтенанта.
– Таня, будь спокойна. Эта тактика у меня в крови.
Как раз на расположение бывшего санбата и выходили разведчики. Дул северный ветер, гнал рваные белесые облака, меж ними выныривало полуденное солнце. Деревянные бараки, приспособленные для раненых, сгорели. Рядом возвышалось полуразрушенное кирпичное здание, очевидно, бывший склад. На месте палатки, где Таня перевязывала лейтенанта, – пусто. Видно, успели вовремя сняться и уйти от наседающего противника.