– Приходилось изрядно.
– Наладим из сбруи что-то на подобие сёдел, чтоб задницу не сбить, и пойдём.
– Ладно, надо высушиться, – сказал лейтенант, – придётся натягивать трофейные штаны. К кителю я привык. А вот штаны не носил. Противно как-то.
Костя снял мокрые сапоги, галифе. Отжал, раскинул их на валун. Стал, кривясь, натягивать штаны.
– У меня из головы не выходят ребятишки на кордоне. Начинаются холода, а они голодные и раздетые. Как же заведующий безголово поступил – не одел ребятишек. Конечно, август жаркий стоял, но ведь в путь далекий люди шли? Где вот им одежу добыть? А лося – не проблема. Соли надо хотя бы килограмм, чтобы мясо присолить, подвялить.
– У меня о них тоже душа болит. Таня несколько раз за дорогу напоминала. Заведующий говорил – завхоз с багажом потерялся. У каждого ребенка узелки были с едой, а теплая одежда в третьей машине. Оправдывает его? Ответа нет. Если вдуматься – много что в этой войне не укладывается в голове. Нам громить надо врага каждодневно. Не получается. Паузы большие. Рванём железку – займёмся ребятишками. Иначе совесть жить не позволит.
– Вот и я об этом же. Я в молодости, как и многие, настрадался. Гражданская война выбила мне глаз, болел, голодовал, пока не окреп и охотой не занялся. Женился, дочку родили, а мать-то и преставилась. Один растил. Правда, сестра старшая помогала. Вместе загодя ушли от немца из Клинового на моей подводе. Где сейчас – не знаю. Каурый жеребец у меня был. Последние два года на нём всё больше ходил на промысел. Что человек – все понимал. Скучаю по нём.
– Что же вы не ушли с ними?
– Не захотел бросать свой дом и сестры. Сердце не пустило, но подсказывало податься в партизаны, если обнаружатся. И вот видите – я с вами.
– Вы для меня просто золотая находка!
– Спасибо на добром слове.
Из избушки вышла Валентина, направилась к командиру.
– Товарищ лейтенант, пока вы отсутствовали, у меня состоялся сеанс связи с нашим Центром и капитаном. По агентурным данным, через Бобруйск в группу армий «Центр» идут несколько эшелонов с продовольствием, горючим и боеприпасами. В нашем районе будут через сутки. Охрана усиленная. Наш Центр приказывает активизировать диверсии на железной дороге.
– Вы слышали, товарищ Степан! Центр нас подталкивает. Ваша задумка с лошадьми толковая, немедленно приступаем к выполнению.
Решили идти на операцию вдвоём вооруженные пулемётами Дегтярёва (второй получен с грузом самолета). Во-первых, нет третьей лошади, во-вторых, малая группа более мобильна и менее уязвима. Наскоро простившись с Таней, воспринявшей расставание как должное, она горячо поцеловала Костю, пожелала удачи.
– Я надеюсь, ты по-прежнему будешь следовать сберегающей тактике.
– Не сомневайся, любовь моя. Постарайся вернуть Люсю к жизни, Лёня сам не свой. Поправится девушка – воспрянет духом парень!
– Вы надолго?
– Рассчитываем на двое суток. Возможно, заглянем к детям, если сможем добыть соли и одежду. До свидания. Не провожай нас.
Он мягко освободился от цепких рук Тани и направился к ожидающему его Степану, там же суетился дед Евграф, скармливая из торбы лошадям небольшую порцию овса, который он привез из колхоза.
Оказавшись на берегу, когда солнце уже наладилось сесть за макушки сосен, Степан направил свою лошадь на восток. Знание местности, особенно леса, исхоженного и изъезженного им, сослужило великую службу для группы Белухина. Константин прекрасно понимал значение охотника в отряде и ни один его совет не пропал даром. Вот и сейчас Степан уверенно вывел лошадей пока на ту же тропу, по которой шли сюда, обходя немцев, и вскоре вышёл на старую дорогу, проторенную всё тем же барином, что дом на острове ставил. Она пролегала по редколесью, крепко кривя меж прогалин леса, затем тянулась по увалу, едва угадывалась из-за зарослей чертополоха, татарника, пырея. Местами спорыш, вставший густо, не давал пробиться к земле иным семенам растений, главенствовал, местами поднялась поросль березы и осины. Охотник, идущий первым, опустил удила, и мерин сам выбирал дорогу, шёл то широким шагом, то рысью, если не мешали ветви деревьев и подроста. Скорость вполне устраивала наездников. Спину не гнул груз рюкзака, ноги не били в темноте незнакомую тропу, и Белухин подумал, что надо доставать лошадей, фуража и на далекие марш-броски ходить верхами. Лошадь и без дороги пройдёт по лесу, не натыкаясь на деревья, особенно в редколесье. Только сам наездник может головой сшибать ветки, но тут уж не зевай, припадай к шее животного. А сегодня им подфартило: дорога вывела почти к самой железке. Они услышали движение эшелона. Костя взглянул на часы, шел первый час ночи.
Степан остановился.
– Здесь железка даёт большую петлю, обходя этот увал, который тянется к просеке, по которой мы уходили от облавы.
– Что вы предлагаете?
– Нам надо перейти железку, спуститься с увала, там – высокая насыпь, а кюветы глубокие. Вот там – вдарить! – Он энергично взмахнул кулаком.
– Коль увал подходит к знакомой просеке, по ней и отход?
– Можно и так, но я бы свернул раньше, на дорогу к колхозу Кирова, о котором я говорил заведующему. Смотришь, разживёмся солью и одеждой.
– Ладно, посветите мне берестой, гляну на карту, определим точки и расстояние.
Они спешились, давая возможность лошадям пощипать спорыш, дикую гречиху, невесть откуда занесенную. Степан запалил бересту, Костя, вытащив карту из планшета, развернул.
– Петля эта? – ткнул командир в карту карандашом.
– Эта.
– До просеки все двадцать километров. Где же колхоз Кирова?
– Деревня называется Баранки. Там жил тот самый барин. У него была хлебопекарня, он пёк вкусные баранки.
– Далековато же он ездил на охоту!
– А что ему, куда время девать. Зато там и дичь пернатая, и рыбалка отменная, купайся летом сколько влезет. Баньку срубил, парься. Но кто-то спалил баньку!
– Ладно, где кордон? Посадка была вот здесь. До неё расстояние меньше, чем до просеки. Тут лес кончается – поля колхоза пошли. Вот и овраг обозначен на карте. От него пять километров – и кордон с детьми.
– Верно, вы, товарищ командир, по карте, как по букварю, читаете.
– Наука несложная, пару раз глянете на нее внимательно, и вы освоите. Ну что, все уяснили, тронули!
Вышли к железке, остановились за деревьями. Тишина, безлюдье. По рельсам скользят лунные блики. Живо перемахнули насыпь, углубились в лес. С востока послышался шум идущего состава.
– Небось раненых да покалеченных назад в логово прут! – съязвил Степан.
– Или разбитую свою и нашу технику на переплавку.
Шли пешком, ведя лошадей на поводу, слушая, как надсаживаются на подъеме паровозы.
– Как нам угадать ценный эшелон? А вдруг не пойдут по нашей ветке?
– Пойдут, им тоже не выгодно кругаля давать. Капитан говорил, активизировались и партизаны, и диверсионные группы, вроде нашей.
– Поджилки трясутся, коль кругом усиленная охрана. Но тут тихо.
– Глушь.
– По первости и мне казалось, а потом свыкся, как со своим двором.
Привязали лошадей к дереву возле могучей разлапистой сосны. Она приметна своей величиной и впопыхах, при отходе, не проскочишь. Пошли дальше. Впереди темнела густым кустарником балка. Пути лежали рядом. На дне балки – огромные бетонные кольца для пропуска талой воды. Балка глубокая, кювет дороги крутой в несколько метров.
– Прекрасное место для атаки, – сказал командир, – выбрать только точки обстрела и можно закладывать тол.
– Для обстрела больше подходяща та сторона, она выше.
– Согласен, но тогда уходить придется через пути. Мы не знаем, как всё сложится. Возможно, за составом идёт дрезина с пулемётчиками и с собакой. А отсюда мы к лошадям вернемся незамеченными. А там лови ветер в поле!
– Расчет правильный. Давайте устраиваться, – согласился Степан.
– Провода нам подбросили, размотаем до максимума.
Они отыскали в потёмках удобное место для обстрела эшелона и пошли минировать дорогу. Возле насыпи залегли, прислушиваясь. Тихо. Броском поднялись к полотну, стали рыть кинжалами ямку для тола.
Белухин присмотрелся: угадали хорошо. В нескольких метрах плавный поворот пути влево. Можно ставить тол под одну рельсу. Взрывом она будет перебита, и голова эшелона пойдёт под откос. Дело знакомое. Управились быстро, замаскировали тол с запалами и провод. Вернулись на исходную.
Чтобы скоротать время и не заснуть, Костя рассказывал Степану об увлечении пиротехникой, об устройстве мин и о работе минёра.
– Немцы аккуратисты и консерваторы. Однажды заведенный порядок для них закон. Как я уже говорил, коль будет усиленная охрана, то пройдёт сначала порожняк с открытыми платформами, на передней тридцать, а то и больше тонн бетонных плит. Они считают, что партизаны закладывают контактные мины, типа пехотных или противотанковых, наступишь на взрыватель – бахнет! Потому фрицы вперед пускают тяжело нагруженные платформы. Рельса прогибается, нажимает на взрыватель. Такой вариант безопаснее для диверсантов. Люди могут загодя уйти. Но и эшелон может остаться цел. У нас с вами управляемая мина. Мы её взрываем, когда нам надо.
– В этом я убедился лично. Лучшего не придумаешь!
– Пока – да. Но я, как любитель пиротехники, мечтаю о радиоуправляемой мине или с часовым механизмом. Поставил на определенное время и жди взрыва.
– Но-о! – не поверил Степан.
– Да-да, дорогой Степан Викторович, такие варианты разрабатываются и в скором времени пойдут к нам. Слышите, идет состав.
– Но какой! Валентина говорила, что у нас, те самые, появятся через сутки. Утром ей передали, а сейчас – ночь.
– Два ночи. Давайте пропустим этот состав и вздремнем по два часа.
– А не проспим?
– Вы охотник и думаю, у вас чутье на зверя есть?
– А как же, без него не моги ходить на крупного зверя.
– Вот и у меня чутье на эшелоны вырабатывается. Я вам уже говорил: перед ценнейшим составом пройдёт обязательно ложный с бетонными плитами, за ним, возможно, дрезина с прожекторами. Следующий – наш. Если я буду спать и вам посчастливится увидеть ложный состав, будите меня, а если мне, я – вас. Подождём! Утром будут наши. Утром! Убедил?