– Провод, подвёл провод! Пойду проверю, – ответил Белухин, – прикройте, если что. Услышите мой свист, крутаните ручку машинки. Будет ли искра?
Константин нырнул в темноту, перебирая руками провод. Он был цел. Всё ясно, слабая искра не привела в действие взрыватели. Лейтенант вынул тол, отсоединил от взрывателей провода, зачистил концы, достал из рюкзака сопротивление, подключил. Свистнул. Да, искра очень слабая. Надо укорачивать провод. Насиженное место придётся бросить и подыскивать другое, прижиматься к полотну до максимума, иначе можно угодить под падающие вагоны. Вернулся к Степану.
– Ну что? – с нетерпением спросил Степан.
– Провод длинный, сопротивление большое, потому искра слабая. Укоротим. Я переберусь ближе к полотну, вы останетесь здесь и сразу же ударите по вагонам.
– Это же опасно! Давайте поменяемся ролями! – воскликнул Степан. – Командир не должен рисковать, если есть рядовой.
– Но вы не военнообязанный, приказывать не могу.
– Я – партизан вашего отряда и полностью подчиняюсь вашей воле!
– Ладно, сейчас устраним неполадки, решу.
Константин почти наполовину обрезал провод. Снова проверил искру на сопротивлении. Она была яркая, хороший детонатор. Выбрали новую позицию недалеко от полотна под старой березой. Снова проверил искру на втором конце и только тогда подключил провода к взрывателям. Провозился долго. Вернулся назад, осмотрелся.
– Ладно, оставайтесь здесь. Ручку крутите энергично. Как прозвучит взрыв, немедленно уходите, тащите за собой провод. Порвётся – не беда.
– Есть, товарищ командир, – браво отчеканил Степан.
В голосе лейтенанта звучало некоторое раздражение за совершенную оплошку, за то, как легко поверил в новую удачу с подрывом путей, как не хватило времени проверить работу нового провода, как близоруко смотрел на противника. Вспомнил предупреждение полковника-инструктора о том, чтобы не обольщались на первый и даже на второй успех в диверсиях. И мысль, что немцы привезут миномёт, усилилась. Впервые за всё время он занервничал, торопя новый эшелон. И он загудел, словно по расписанию: полтора часа спустя.
Шёл он словно близнец, с такой же платформой и пулемётчиками. На этот раз адская машинка сработала. Взрыв покрыл все звуки. Состав, в два десятка пульманов, потянуло в глубокий кювет. В минуту выросла вагонная чехарда, а последний пульман упал недалеко от Степана. Костя ударил зажигательными по нижним вагонам, надеясь, что подожжет, если там нет взрывоопасного вещества, чехарда разгорится негасимым костром. Был уверен, что Степан быстро уходит от опасного места, сматывая на катушку провод. Пулемётчики молчали, видимо, платформа вместе с паровозами ушла в кювет.
Огня пока не было видно, только чадно задымил колесный мазут. Белухин сменил диск в тот момент, когда появился возбужденный Степан. Он продолжал тянуть провод и сматывать его на катушку.
– Удалось, командир, удалось! – закричал он. – Провод оборвал, но часть смотана. Можно уходить?
– Надо как-то умудриться поджечь вагоны. Что там, скорее всего продовольствие и медикаменты! – ответил лейтенант и снова стал бить из пулемёта бронебойно-зажигательными. И все-таки огонь высек! Он вспыхнул в соседнем вагоне, вырвался наружу синем пламенем. Не иначе – медицинский спирт!
Пламя разрасталось, ахнул взрыв, разнося стены пульмана. Взвился вихрь огня, раздуваемый порывами северного ветра. Он принес к диверсантам специфический запах попавших в огонь медикаментов, муки и какой-то крупы. А следом пахнуло иной гарью.
– Масло, масло горит растительное! А то и сливочное!
– Пожалуй, так!
Степан наладился открыть огонь, но лейтенант, ударив последними в диске зажигательными по заднему вагону, высекая искры, сам прекратил стрельбу.
– Будем экономить драгоценные патроны! Этот гореть не хочет. Отойдём к лошадям, посмотрим на костёр!
Диверсанты бросили последние взгляды на гибнущий в огне эшелон, хвост которого останется, по всей вероятности, цел, углубились в лес, вышли к лошадям. Они, встревоженные выстрелами и взрывами, прядали ушами, готовые сорвать в бег, и ушли бы, не будь Степан предусмотрительным и не повязал передние ноги путами.
– Уходим той же дорогой? – спросил Степан, поднеся каждой лошади сухарики на ладони и сняв путы.
– Лучше бы окольной.
– Тогда пройдём петлю по путям, и там свернём на юг, на лысый косогор, он с железки не виден, сначала лес стоит, а потом открывается и тянется километра два, клубничником, мятликом, пыреем, местами кругами донника порос. След там не шибко приметен будет. Только для глаза опытного. Дальше потянется бортняк. К утру выйдем к своим. – Степан вскочил на мерина, легонько понукнул, тронулся. За ним – Константин.
– Подходить к карателям будем с тыла с большой осторожностью. Могут стоять часовые в секрете, – донеслись до Степана последние слова лейтенанта и потонули в грохоте нового взрыва, прилетевшего от места катастрофы эшелона.
Диверсантам больше не было дела на этом участке пути, они спешили выйти к безопасному косогору, чтобы ударом с тыла поддержать обороняющийся отряд. Но выйдя на рассвете с севера к Широкому, не обнаружили немцев. Бивак, с наспех отрытыми окопами, пустовал.
Что бы это значило? Немцы смяли обороняющихся и ушли? От этой мысли диверсанты похолодели.
Генерал-полковник Франц Гальдер в своем дневнике записал: «6 октября. Группа армий центр. 2-я танковая армия Гудериана, наступающая от Орла на Тулу, испытала мощный контрудар противника с северо-востока (в полосе наступления 4-й танковой дивизии. На её правом фланге, против ожидания, совершенно спокойно), поэтому оказалось возможным подтянуть отставшие подвижные дивизии правого фланга и заменить их пехотными дивизиями, переброшенными в направлении Рыльска.
Полковник Хойзинзер сообщил о докладе главкома фюреру. Приняты следующие решения: направить танковую армию Гудериана от Орла на Москву; продвинуть войска танковой группы Гёпнера и 2-й армии на Калугу; провести перегруппировку сил на фронте группы армий “Центр” с целью максимального усиления войск, совершающих фланговый обход. При этом вопрос о захвате Курска пока ещё не поднимался. Он станет актуальным только в дальнейшем».
Глава 28
О записях Гальдера лейтенант Белухин знать, разумеется, не мог и не ведал, что на Московском направлении началась новая перетряска вражеских войск. А это значило, ввод в сражение всех резервных сил, пополняющихся и отдыхающих перед рывком Гудериана на восток. Ибо из дневника Гальдера видно, что Красная Армия, отступая, бежать не собирается, всюду навязывает бои и на эту дату перемолола 532 тысячи офицеров, унтер-офицеров и рядовых.
Обеспокоенные молчанием, диверсанты решили с высоты близ стоящей сосны осмотреть местность в бинокль, как это делали каратели, по словам сержанта. Взобравшись на сосну с помощью верёвки, Костя увидел густые заросли тальника, среди них различил долговязую фигуру Шелестова и одного подростка.
– Товарищ Степан, вижу Шелестова и подростка! – радостно воскликнул Константин. – Выходит, наши целы! Где же тогда немцы?
– Но-о! Слава Тебе, Господи! Ушли фрицы не позднее как нынче раненько. Вот вижу их многочисленные следы.
– Не будем терять бдительности, товарищ Степан, может быть, это хитрость фрицев. И нас ждёт внезапная атака? Я спускаюсь, и проведём разведку.
Командир спрыгнул на землю, подхватил пулемёт, и они оба, ведя на поводу лошадей, направились по свежему следу. Он уходил на восток. Пройдя с километр, диверсанты остановились.
– Армейская часть отозвана на передовую. Значит, наши армии хорошо перемалывают живую силу. Надо теперь ждать оккупационные войска? Место, где укрылись партизаны, врагу известно. Возвращаемся, и обсудим оперативную обстановку.
Они вернулись к первому броду, и Степан уверенно направлял своего мерина то вправо, то влево, по ему известным ориентирам, одновременно указывая и говоря о них лейтенанту. Вскоре с островка раздался выстрел в воздух и радостные приглушенные расстоянием и водой крики. Но разобрать, о чем кричат, можно.
– Наши, наши! Командир едет!
В ответ Костя выстрелил из винтовки. Встреча была горячая. Посыпались вопросы с обеих сторон.
– Товарищ командир, вам удалось грохнуть эшелон? – спросил Шелестов.
– Удалось!
– Поэтому немцы ушли? – спросил Иван.
– Не знаю.
– Как? – Шелестов недоумевал.
– Мы сами хотели спросить у вас: почему немцы утекли? – сказал Степан.
– Скорее всего, остатки армейцев отозвали, чтобы не просиживали штаны в тылу, и в месте с дивизией бросили на передовую? – высказал свою точку зрения сержант.
– Похоже, я тоже так подумал. Как у вас нога?
– Заживает. Но рано или поздно враг снова нагрянет.
– Не сомневаюсь, поэтому надо во всём разобраться. Как Люся?
– Рана запущенная, но Таня смогла сбить температуру, – сказал Иван.
– Ладно, раненого – на лошадь, здесь остаётся в секрете рядовой Шелестов и доброволец из гражданских до полудня. Остальные идут на второй остров, подкрепим силы, обсудим наши проблемы. Их накопилось много.
Подросток Дима вызвался остаться с Шелестовым. Парни быстро сдружились и расставаться не хотелось, тем более сам командир ждёт решения.
Сержанту помогли усесться на мерина впереди Степана, Иван подсадил к командиру Силантия, сам взял под уздцы кобылу и повёл отряд с острова.
– Даже жаль оставлять свою лежанку. Хорошая позиция меж валунами и прикрытая тальником, – сказал сержант Ботагов, – снайпера выслеживал. Хитёр гад, сам сидит за стволом дерева, винтовка только видна. Но все же можно было подкараулить. Ушли.
– Дай, Господь, не пригодилась бы позиция снова, – откликнулся Иван, заходя в воду по колено. – А-а, студёное стало Широкое! Скоро забереги начнутся. По шуге не шибко-то походишь. Плот бы срубить!
– Подумаем, – отозвался командир.
На берегу острова «Барин», так окрестили его новые постояльцы, отряд с нетерпением ожидали Таня, Валентина и дед Евграф. Дарье оторваться от приготовления завтрака некогда.