– Нет, он молчун, как Силантий. Слово порой из него не вытянешь. Давай пожуём плотно, да в дорогу собираться. Засветло надо подойти и понаблюдать.
– Надо бы хоть Силантия на берег свезти, – подсказал Иван, да и нам мокнуть ни к чему.
– Разумно, принимаю подсказку, – улыбаясь, сказал командир. – Вот ещё что. Где мы находимся – никому не говорить.
– Мой приятель башковитый, догадается, коль сети будем просить, – сказал Степан.
– Надежных людей нам надо заводить всюду. Это опора. Если вы считаете его таковым, скажите, но прежде пусть даст клятву о не разглашении. Кстати, вернетесь, каждый даст клятву в боевом служении Родины перед строем.
– Он надежный, но сдается мне, будет проситься в отряд. Он постарше меня, немного хромоног с Гражданской, потому в армию не призван. Но сыны его в армии. Жена токмо может на месте сдержать, – подытожил Степан.
– Я против хорошего стрелка возражать не стану. Боевую группу надо укреплять, – ответил командир. – Ну, что за дела, коль подкрепили силы и вопросы исчерпаны. Шелестова с Димой надо накормить, пока лошади свободны.
– Товарищ лейтенант, пусть Таня посмотрит рану, перевяжет своими целебными руками, и свезите меня на остров с запасом консервов.
– А если миномёт? Как уходить будешь?
– Диму со мной оставьте. Он уж изучил брод, уйдём с ним. Фрицев и миномёт в прицел снайперский высмотрю, сниму, если подфартит. Шелестов пусть с вами работает. Засиделся боец. Люсю навестит.
– Ладно. Иван, выполните просьбу сержанта. Горячей каши и чаю в немецком термосе отвезите Диме, а Шелестова сюда. Пусть с Люсей пообщается.
– Есть! – по-военному козырнул Иван.
Степан, глядя на него, улыбнулся. Кум Иван был старше на три года, ждал призыв в армию, но не дождался и решил идти добровольцем. Сын у него кадровый военный, служит на Севере. Забраковали Ивана из-за майской операции аппендицита. Сейчас он говорит, что заросло, как на собаке. Была стойкая вера, что фашист до Локтя не дойдёт, потому в эвакуацию не ушёл. Под пятку немцев попал по наводке полицая, что грозился его закопать живьём, как отца сына-офицера и активиста на станции. Иван работал машинистом паровоза на маневровом. Начальник станции частенько использовал его в роли обходчика. Пришли оккупанты, взяли всех железнодорожников на учёт. Иван боялся попасть в команду машинистов. И попал же. Вот там-то его узрел полицай и доложил через переводчика о его неблагонадежности. Ивана выдернули из команды в тот день, когда собирали гражданских для захоронения погибших карателей. Как же он не будет козырять лейтенанту, если Константин спас ему жизнь и теперь видит в нём своего сына. Иван с рвением выполнил приказ командира.
Едва рядовой Шелестов ступил на остров, как был в мокрых штанах и ботинках, которые умудрился замочить, сидя с Иваном на лошади, преодолевая брод, так и вошёл торопливо в дом, присел на топчане. Здесь было тепло, оно исходило от русской печи, в которой Дарья готовила еду, грела воду для чая. Люся, увидев парня, искристо заулыбалась. Протянула правую руку, Лёня подхватил её, легонько сжал, боясь причинить девушке боль.
– Люся, как ты, выздоравливаешь?
– Скажи спасибо Тане, она меня спасает. Первый раз ты спас с командиром, второй раз – она! А ты весь мокрый.
– Успею, высушусь. – Он жадно смотрел на девушку, не выпуская руку из своих, огрубевших от воды и ветра, но горячих, как его чувства.
– Люся, Люся! – шептали его губы. Он готов был вот так сидеть с ней до бесконечности, отправляя девушке свой пеленг любви. Она принимала его, и улыбка не исчезала с губ влюбленных.
– А ты как, не простудился, воюешь?
– Отбили атаку немцев. Трупы до сих пор в воде.
– Небось проголодался, Дарья придёт, накормит. Она и меня кормит, славная, заботливая.
С извиняющейся миной на лице вошла Дарья.
– Командир велел накормить Лёню и идти ему на работу, – сказала Дарья и загремела заслонкой печи, доставая из нее котелок с кашей. – Сиди, сиди возле Люси, я подам.
Лёня смутился, принял котелок с добавленной порцией. Люся подбадривала его взглядом, и он принялся быстро утолять голод.
По полудню группа Степана Сёмкина ушла в колхоз имени Сталина, а командир с Силантием, Шелестовым и с двумя подростками, взяв пилу, два топора, отыскали на берегу две сухостойные под небо лесины, свалили их, обрубили ветки, распилили каждое на равные части, принесли к мыску, который указал Степан. Он был песчаный и вдавался в озеро метров на сто. На нём густо стояли стройные сосны. Работали, чутко прислушиваясь к звукам леса, держа оружие при себе. Лейтенант дважды отправлял Шелестова в дозор, приказывая ему углубиться в лес, полагаясь на отличный слух и чутьё бойца.
Из жердей Силантий вытесал призмаобразные прожилины. По их размеру в бревнах выпилили наискосок пазы в носу и в хвосте будущего плота. С помощью командира, мальчишек Коли и Вити плотник вогнал в пазы прожилины, расклинил их, заострил нос плота. Общими усилиями спихнули посудину на воду. Получился на удивление всех крепкий и устойчивый на воде плот.
– Готово, – сказал Силантий, – можно носить дрова. Я вырублю два шеста.
– Надо встать всем на плот, выдержит?
– Пробуйте, – ответил плотник, смеясь одними глазами.
Встали вчетвером. Плот слегка осел и только.
– Где науку такую обрели, товарищ Силантий?
– В молодости плоты по Днепру водил.
– Вот как! Вам и управлять посудиной! Я с шестом по воде не ходил.
– Покажу. Вдвоём груз сподручней гнать.
– Ладно, теперь по дрова.
– Пусть парни все ветки стаскают, а мы сухостой пошукаем.
К вечеру наготовили дров кубометра два. Лесины распилили по ширине и по длине плота.
– Становитесь, товарищ командир, слева, а я – справа. Шестом надо плавно толкать и вынимать его из воды придерживая, вместо руля.
– Товарищ лейтенант, разрешите мне поучиться, – высказал просьбу Лёня. – Вы и так все умеете.
– Не возражаю.
Встали на плот, Силантий показал, как надо отталкиваться и вести шест по воде. У Леонида получалось неплохо. Коля и Витя, одетые в форменки железнодорожного училища, из-под которых видны свитера, выданные командиром, с завистью смотрели на Шелестова.
– В следующий раз товарищ Силантий обучит и вас этому искусству, – сказал Константин, поглядывая на парней с веселой искоркой в глазах.
– Парень хваткий, – похвалил Силантий Лёню, причалив к берегу. – Можно грузить дрова поленницей. Время будет – прирублю поручни по бокам.
Поленница получилась солидная. Белухин достал из рюкзака свою незаменимую веревку, увязали верхний поперечный настил.
– Похоже, все не уместимся, – сказал Силантий, оглядывая осадку плота, – до сумерек успеем сходить дважды.
– Ладно, остаёмся втроём. Разгрузить помогут девчата.
Силантий быстро скрылся за стеной рогоза и камыша. Где-то впереди загагачили гуси. Константин окинул взглядом небо и увидел, как табун крякв садится на воду.
– Утки! – воскликнул Витя. – Гуси тут кругом табунятся. Только мы их распугали стрельбой.
– Пролёт пернатых! На юга, в теплые края подались, – удовлетворенно сказал Константин, – будем добывать, пополнять запасы на зиму.
Силантий с Леонидом вернулись скоро. Вот-вот наплывут сумерки, вода в озере потемнела, отдавая свинцовой тяжестью. С запада тянул свежий ветер, поднимая легкую волну, которая глохла в зарослях, наполняя воздух озерными запахами.
– Товарищ лейтенант, видели, как гуси на воду плюхнулись, а за ними утки недалеко от нас? – возбужденным голосом спросил Шелестов.
– Гусей не видели, но слышали, а табун уток не пропустили. Будем охотиться.
– Приварок нам нужен. Подъели запасы.
Не мешкая, командир и парни встали на плот, Силантий развернул его, и плотогоны в такт друг другу заработали шестами, роняя с них капли.
Глава 29
Степан с товарищами вернулся по полудню спустя следующий день и ночь. Вышли к мыску пешком, где охотник предполагал найти встречающих с плотом. Он не ошибся – его ждали с нетерпением сам командир с Шелестовым. Опираясь на палку, возле деда Евграфа стоял конюх-завхоз Тимофей Кривич – приятель Сёмкина. На его лице не было живого места: оно вздулось и посинело от побоев.
– Что случилось, товарищ Сёмкин, нарвались на немцев?
– Как вам сказать, и да и нет. Мы напали на караван врага. Тимофея вот освободили.
– Расскажите подробнее, где и как?
– Пусть кум сказывает, он мастер на слово.
– Я слушаю!
– Мы вышли к колхозу засветло. Затаились. Степан в бинокль видит, у конторы правления стоят пять подвод, гружённые мешками с зерном. Немецкий мотоциклет с пулемётом, но солдат нет. Два полицая у подвод ошиваются. Двое тащат Тимофея в контору. Он связан, упирается. Мы обмерли: что делать? Спускались сумерки. Полицаи стали распрягать лошадей. Значит, будут ночевать. Евграф сказал, что хата его зятя с краю, до неё рукой подать. Там Клава и сватья. Решили сходить и расспросить. И сходили в сумерках.
Из рассказа Ивана и сбивчивого дополнения деда Евграфа выяснилось, что скот и часть лошадей колхозники угнали в глубь страны до оккупации. А вот часть зерна не успели вывезти. Немцы на мотоциклах и броневике нагрянули в деревню на следующий день, после того как там побывал Евграф и оставил Клавдию на попечение сватьи. Враги согнали всех жителей к конторе колхоза, спрашивали, где прячутся партизаны? Никто ничего не мог сказать. Немцы стали угрожать расстрелом десяти человек, которых без разбору тут же схватили. И угрозу бы выполнили. Тут к ним вышел Тимофей Кривич и стал толмачить, что они мирные труженики и он как член правления колхоза и завхоз поручается за каждого и клянется, что никто связей с партизанами не имеет. Чтобы ему поверили, он предложил свои услуги старосты и готов заплатить за жизнь своих людей зерном с колхозного амбара. Такое заявление понравилось немцам, и они назначили его старостой. Кривич потом нам пояснил, что немцы всё равно бы всю деревню протрясли, что и случилось – сразу же пошли по дворам грабить живность. Тимофею приказали снарядить обоз, погрузить в него зерно, составить список людей, у кого есть мука, коровы и зерно. Кривич артачиться не стал, веле