Успокаивало то, что с ними находились опытные охотники, Иван и Тимофей. Кривич знал местные леса не хуже Степана. В случае опасности он уведёт группу в другое место, хотя перемещаться с больной Люсей будет непросто. Кривич также высказал мысль, что по возвращении боевого отряда стоит наведаться в колхоз, разыскать его помощника с телятами, которых следует перегнать сюда. В гурте есть годовалые бычки, их можно использовать как тягловую силу для телег, если не удастся добыть ещё лошадей. В колхозе же он возьмёт и так необходимую соль. Выходило – с продуктами в отряде намечается изобилие. Смущало главное – не было безопасности! Словно над шеей всегда висела гильотина. Сорвётся – успевай выдернуть голову.
Бездействовать хозгруппа не будет. Находясь вблизи Широкого, возьмутся заготавливать дрова, срубят второй плот. Не мешает заготовить гусей и уток, поставить в ямах озера сеть, взять и подвялить рыбу. Правда, на это уйдёт весь запас соли, но ведь Кривич обещает привезти пару кулей из колхоза.
– Ваш энтузиазм мне понятен, – сказал командир, по-доброму улыбаясь. – Я не возражаю, трудитесь, но с большой осторожностью, чтоб ушки на макушке были. Мы рассчитываем вернуться через два, максимум через три дня.
– Товарищ лейтенант, разрешите доложить об очередном сеансе связи с Центром, – раздался взволнованный голос радистки.
– Докладывайте!
– Центр выражает личную благодарность за успешные диверсии в тылу врага лейтенанту Белухину и его боевым товарищам! Ура!
– Ура! – дружно воскликнули диверсанты.
– Но это не все! Санинструктор Татьяна Сергеевна Котомкина награждена медалью «За боевые заслуги» по представлению командования 117-го стрелкового полка! Центр поздравляет санинструктора с наградой! Ура!
– Ура! – вновь раздался дружный возглас.
– Какое счастье! – воскликнула Таня. – Я не о себе. Моя наградная была отправлена в штаб дивизии за день до прорыва обороны полка. Она дошла до штаба армии, значит, дивизия наша дерётся!
– Танюша, я поздравляю тебя с наградой, – взволнованно сказал Константин, – жму твою мужественную и такую нежную руку! Ты знала о наградной и молчала! Она, товарищи, за неделю упорных боёв вынесла с поля боя, часто под огнем врага, двадцать одного раненого, среди них одного офицера, которого ночью вместе с командиром полка отвезла в дивизионный госпиталь. Шестнадцать были тяжелораненые парни! Она спасла их – вот за этот подвиг наша санинструктор получила боевую награду!
Первым за командиром бросился поздравлять Таню дед Евграф, за ним Степан и все остальные. Каждый жал руку и целовал в щёку.
– Настоящая героиня! – твердил одну и ту же фразу дед Евграф. – Настоящая героиня!
– Не забывай, дед, что она спасла от смерти твою внучку, меня вылечила и Федю Осинина, думаю, тоже спасла, – сказал сержант Ботагов, пожимая и целуя Тане руку.
– Да как тут забыть! Слава Татьяне!
– Таня, Таня! – раздался звонкий голос Люси. – Подойди ко мне, я тебя поцелую, моя дорогая подруга!
Таня, приняв от всех партизан поздравления, расчувствовалась так, что на глазах выступили слезы счастья, и она, не скрывая их, подошла к Люсе. Та притянула девушку здоровой рукой к себе и поцеловала в губы.
– Огромное тебе спасибо, Танюша, за себя и за тех, кого ты спасла! Я горжусь тобой, и хочу быть такой же отважной, как ты!
– Спасибо, Люся, встанешь, окрепнешь, и мы будем с тобой бить врага!
Эту радость небольшой боевой и мобильной группы, казалось, подхватил легкий утренний ветерок и понёс в кроны могучих деревьев, и давай с ними шептаться. Да, эти исполины были союзниками партизан, надежно укрывая и защищая отважных хозяев своей земли. Во всяком случае, так увидела маленький праздник и ликование боевых товарищей поэтическая натура радистки Валентины.
Боевой отряд вышёл в рейд на рассвете. Стояло на удивление сухое солнечное утро. Длинными нитями тянулись паутины и серебристо колыхались на легком низовом ветерке. Опавший лист лежал красочно, как драгоценная акварель, манящая к отдыху. Дышалось легко, и Тане не хотелось думать о будущей опасности, а вот так ехать, стремя в стремя, с любимым человеком до бесконечности, вздрагивать от вдруг раздавшейся трели дятла, добывающего короеда на завтрак, а не от пулеметных выстрелов.
Отошли всего несколько километров сначала через густой смешенный лес и оказались в массиве спелого соснового бора. Белухин насторожился: с неба долетел гул близкого самолёта. Не иначе «рама»!
– Отряд, стой! Прижаться к соснам под кроны! – раздалась резкая команда командира. – Кажется, по нашу душу самолёт-разведчик.
Он спешился, передал удила встревоженной Татьяне и осторожно вышёл к прогалине, прислушался и увидел в небе «Фокке-Вульф». Он летел на небольшой высоте и тут же скрылся за кронами деревьев, держа направление на восток. Вскоре его гул раздался несколько южнее.
– Товарищ Степан, аллюр три креста, скрытно возвращайтесь к нашим, прикажите не высовываться из чащобника, костра не жечь. Объясните причину и немедленно возвращайтесь сюда.
Степан вернулся быстро и прервал размышления командира. Тот был задумчив: «Коль на поиски неуловимых диверсантов отправляют с фронта “раму”, значит, их в избытке и дела на фронте для фашистов успешны. Тем не менее его группа при поддержке группы капитана так насолила врагу, что он не может смириться с действиями партизан и собирается во что бы то ни стало найти отряд и уничтожить. Надо продолжать активные действия!»
– Слава богу, не успели ни костёр запалить, ни выйти к Широкому на заготовку дров. Только я всё обсказал, как слышим – рокочет над нами. Летел на запад. Не беспокойтесь, товарищ лейтенант, Иван – ушлый, предупреждён, «раме» на глаза не попадётся, – доложил Степан.
– Ладно, по коням. Товарищ Степан – вперёд!
Степан вывел отряд к полям колхоза Кирова. Всадники, прижимаясь к кромке редкого леса, пустили лошадей рысью, внимательно наблюдая за открывшемся под пашнями пространством, сенокосами и выпасами. Ближе к полудню подошли к кукурузному полю. От него тянуло сладковатым запахом перестоявшего на корню урожая початков. Широкое и длинное, оно вдруг насторожило. Резко свернули в лес. Вдалеке на поле среди пожухлых высоких стеблей кукурузы, местами согнутых ветровалом, угадывались многочисленные тёмно-пестрые точки. Белухин дал команду – «стоп» и припал к окулярам бинокля, Татьяна и сержант – к прицелам винтовок. Так и есть – люди собирают початки метрах в ста от леса, на самых урожайных участках, и складывают на телеги, которые вереницей растянулись по кукурузе. Их лейтенант насчитал около десятка. На дороге, наискось пересекающей поле, стояли три мотоцикла с солдатами.
– На поле женщины убирают початки, – сообщил он своим спутникам. – Есть охрана: немцы на трёх мотоциклах и несколько полицаев видны среди стеблей кукурузы.
– Солдаты курят, – доложил Шелестов.
– Колхозники из Баранок, – высказал предположение Степан.
– Не только. Мальчишки с кордона! С ними две воспитательницы, – сказала Татьяна, – где же девочки и заведующий?
– Ты права, товарищ Таня. Подходим ближе лесом и определим: сколько человек охраны? Тогда решим, как действовать.
– Товарищ лейтенант, разрешите высказать своё мнение, – через паузу сказал Степан.
– Я слушаю.
– Я за то, чтобы врага бить всюду. Но здесь люди из колхоза. Как это отразится на них? – с волнением сказал Степан, которого командир раньше за ним не замечал.
– Товарищ Степан, пожалуй, мы бы не стали трогать фашистов, если бы на поле не было детей с кордона и воспитательниц. Где, вы думаете, их заведующий? Убит при оказании сопротивления? Не исключено. Где девочки, что с ними? Враг не щадит никого. Разбомбили под Витебском в первые дни войны пассажирский поезд. Погибли мои родные. На моих глазах расстреляли с воздуха санитарные машины с красными крестами на крышах, уничтожили машину с детьми, обстреляли вторую, хотя на них тоже были нанесены оберегающие знаки. Это зверье надо отстреливать всюду, где возможно.
– Верно, товарищ командир, верно, я только подумал о последствиях. Враг жесток, людей могут расстрелять.
– Ладно, товарищ Степан, прислушаюсь к вашему мнению. Сходим вдвоём на кордон, выясним, что с заведующим, с девочками. Решу, как поступить дальше.
– Товарищ командир, возьмите меня. Девочки голодные, перепуганные, им потребуется моя помощь.
– Хорошо, идём втроём. Сержанту и Шелестову вести наблюдение за немцами. Полтора часа нам хватит. По коням!
Диверсанты быстро преодолели овраг, вышли на дорогу лесника со свежими следами мотоцикла и пустили лошадей рысью. Ехали молча, говорить не хотелось, на душе тревога за малышей. Особенно переживала Татьяна, строя различные догадки, и все порывалась обогнать командира, идущего первым. Только раз он бросил подруге: «Не рви сердце, всё уже свершилось. Придём – увидим».
Вскоре показался кордон: высокий из жердей навес, за ним сарай с полыми дверями… Пахнуло гарью, и в следующий миг на месте дома диверсанты увидели пепелище!
Теряя всякую осторожность, Белухин ударил лошадь обеими пятками, она рванула в намёт. Константин услышал сдавленный крик Тани и вмиг очутился перед остовом русской печи. Лошадь как вкопанная встала перед трупом заведующего. Лейтенант спрыгнул с кобылы, бросился к пожарищу, больно ударив правое колено о свой пулемёт, и стал искать трупы детей, разгребая уже остывшие головешки. Но тщетно – трупов не было.
– Девочки спаслись! Они, наверное, в лесу? – раздался рядом надрывный голос Тани.
Константин не ответил, а только бросился к посиневшему от большого жара кольцу на обгорелой крышке, ведущей в подполье. Лихорадочно рванул, с крышки, как облако, посыпалась гарь. Открылся лаз в подполье с обгорелой лестницей.
– Дети там?! – услышал хриплый голос Степана над своим плечом.
Белухин сбросил с себя пулемёт, стремительно спустился в подпол с полками по стенам. Едва не наступил в темноте на сгрудившиеся в углу тела девочек.