– Куда мне деваться, буду терпеть.
– Вот и хорошо. Утром я удалю пулю, вам станет легче, – сказала Таня.
– Укройте меня каким-нибудь тряпьём.
Константин двинулся вдоль стены, ощупью отыскивая что-нибудь. Наткнулся на что-то мягкое. Оказалась старая изорванная телогрейка. Ею и укрыл раненого.
У барака раздалась немецкая речь, послышалось движение. Диверсанты прислушались, вскидывая оружие наизготовку. Лейтенант осторожно прошёл к калитке, всмотрелся. По подводам заскользил слабый луч фонаря. Услышал рядом дыхание Тани.
– Меняют и усиливают караул. Перетрусили. В окне по-прежнему горит керосинка. Осторожно возвращайся к Никите, если что – поддержишь нас огнём. Я двину за бойцами, будем снимать часовых.
– Костя, ничего не видно, – возразила Таня, – рискуешь.
– Темень – нам на руку. Подберемся к часовым на бросок кинжала.
Диверсанты бесшумно вернулись к лестнице, Таня осторожно поднялась и растворилась в кромешной темноте чердака. Лейтенант двинул через огороды недавно хоженым маршрутом к школе, где засели его ребята.
Белухин вернулся с бойцами во двор через полчаса. Казалось, мрак сгустился. Небо заволокло низкими тучами, стал подувать северо-западный ветер, слегка шуметь в кронах елей, растущих в полисадах домов. Где-то недалеко, скорее всего на крыше барака, при порывах ветра дребезжал плохо пришитый кусок железа. Эти звуки не раздражали, напротив, скрадывали движение и краткие разговоры при подготовке атаки. Ждали смены караула. И она последовала в двенадцать ночи.
Таня извелась в затянувшемся ожидании, борясь со сном. Она боялась, как бы раненый не стал беспокоиться, звать на помощь, что могло всполошить врага. Она на свой страх и риск навестила Глеба, прихватив какую-то дерюгу, валяющуюся на чердаке в общем хламе, плотнее укрыла раненого. Он крепился, не спал, тихо постанывая. Таня ободрила его, перевалила с живота на правый здоровый бок, ощупала рану. Она больше не кровоточила. Практика оказания первой помощи и перевязок у неё солидная. Неслышно к ней подошёл Константин, и Таня вздрогнула от его тихого голоса:
– Таня, возвращайся на крышу и приготовься к ведению огня по обстановке, будем атаковать врукопашную. Как поняла?
– Поддержать атаку огнем по обстановке, – ответила девушка, прижимаясь к лейтенанту. – Костя, прошу тебя, будь осторожнее.
– Не волнуйся, сама говорила: наш козырь – внезапность. Используем на все сто, иначе нам грош цена. Двигай на чердак.
Таня оторвалась от дорогого человека, гася приступ отчаяния и убеждая себя в благополучном исходе атаки. До этой минуты они удавались действительно на все сто! Почему же сейчас удача изменит. Костя бьет только наверняка. Она слышала в глубине двора какую-то работу, едва различимую в ночном мраке.
Это командир отошёл в глубь двора, к бане, приказав имитировать атаку, показать, как будут, возможно, не вставая, поражать часовых. Цель – дверь приземистой бани. Пластуны двинулись. Поравнялись с командиром – до двери десять метров.
«Огонь!» – выдохнул лейтенант.
Сержант первым метнул кинжал, и он, глухо щелкнув, вонзился в доску. Топорик Степана на секунду отстав, угодил рядом. Следом прилетел штык Шелестова. Командир приказал несколько раз повторить упражнение и действовать решительно и дружнее, а сам чутко прислушивался к звукам у подвод, где темными пятнами двигались часовые.
Вернулись к калитке, от которой трое пойдут в атаку по-пластунски, каждый к своей цели. Их четверо – часовых столько же. Обер подстраховался. Как не темна ночь, а диверсантам удалось засечь, у каких подвод притаились дополнительные двое часовых. Это фигуранты Степана и Шелестова. Сразу после развода они находились у четвёртой и пятой подводы, затем лейтенант отчетливо слышал, как один из них позвал соседа к себе, к пятой телеге. Ночь и страх сейчас руководили сознанием солдат.
«Вайс, иди сюда, нам надо держаться вместе».
«Да, здесь негде укрыться, только слиться с телегами и наблюдать за улицей, хотя не видно ни зги».
«Надо двигаться и держать винтовки на взводе. Откуда могут вывалить эти чёртовы партизаны, не угадаешь».
Часовые сошлись. Их тёмные, едва различимые силуэты стали двигаться взад-вперёд вдоль двух подвод. Смотрели они, скорее всего, не на противоположную сторону, на тёмные пятна домов, а туда, где начиналась улица, откуда, по их мнению, могла прийти опасность. Хорош или плох для бойцов спаренный наряд, покажет дело.
– Степан и Лёня, двигайтесь к пятой телеге, выжидайте, – давал распоряжения командир. – Первым начнёт сержант – с часового на крыльце. И сразу бейте одновременно вы. Если повезёт – ударите сзади. Часовые держат винтовки на взводе.
– Опасаюсь лошадей, они чуткие, могут забеспокоиться от нашего появления, – ответил Степан. – Имейте это в виду и вы, и сержант.
Лейтенант и сержант согласились. Да, надо быть предельно осторожными. Малейшая оплошка сорвёт внезапный налёт, бой затянется и обойдётся дорого.
Итак, задание получено, цели определены. Сам же лейтенант уничтожит того, что дежурит у правого крыла барака, изредка маяча перед окном. По словам Никиты, там самая большая комната – красный уголок, в котором проходили собрания колхозников, ну а теперь в ней отдыхают оккупанты. Чтобы долго не ползти к голове обоза и выйти как раз напротив цели, командир решил задворками отойти вправо к соседнему двору. Там, в заборе, по свету Константин приметил довольно глубокий собачий лаз и теперь им воспользуется. Атакует.
Томительная длинная паузу, чтобы часовые после развода несколько потеряли бдительность, как это бывает в караулах в темноте и тишине, заканчивалась.
– Сигнал к одновременной атаке не подашь. Придётся ориентироваться по времени простым способом – на счет. Пять минут мне хватит, чтобы обогнуть двор и выйти к цели. Считайте не торопясь, до трехсот и – в атаку по-пластунски. Время пошло, – сказал командир и растворился в темноте.
Подводы стояли плотно. Лошади сначала доставали початки и грызли, гремя удилами. Теперь, склонив головы, они чутко замерли. То в голове обоза, то в центре, то в хвосте его раздавался резкий лошадиный храп. Улица в ширину – пятнадцать метров. Дорога и того уже. У конторы отсыпана гравием. Обочины поросли травой, которую косил в течение лета каждый хозяин дома, но она упорно всякий раз поднималась. Вот по ней и скользил командир, уверенный, что двинулась и его гвардия. Хмурое небо, не пропускающее на землю ни лунный свет, ни звездный блеск, ни шелест ветра, – союзники. Подобрался к углу барака быстро. Стал ждать броска сержанта.
Одновременной атаки не получилось. Лошадь, что была выпряжена и привязана к телеге, лежала. Вспугнутая приближением сержанта, который выходил на часового на крыльце, дернулась и вскочила. Часовой на крыльце всполошился, но ни крикнуть, ни вскинуть винтовку не успел. Кинжал, брошенный Ботаговым от телеги, впился солдату в грудь. Издав предсмертный стон, тот глухо рухнул на пол.
Это заметил часовой у окна с винтовкой наперевес, готовый в любую секунду передёрнуть затвор и выстрелить. Однако неожиданность и страх сковали все его члены, секунды для тревоги были упущены. Лейтенант барсом бросился к часовому и, полоснув того по горлу кинжалом, отшвырнул от себя. Падение часового на крыльце насторожило немцев. Одновременно лейтенанта встревожил вскрик, долетевший с противоположного крыла атаки, где действовали Степан и Шелестов, и хлесткий винтовочный выстрел. Стрелял враг, у его бойцов пулемёты и холодное оружие. Выяснять не приходится: главные силы в бараке, и с ними надо быстрее кончать, тогда можно вернуться на улицу, чтобы разобраться с часовыми. Однако оттуда больше никаких звуков. А элемент внезапности утерян, что может превратиться в ответные пули.
Двинув прикладом пулемёта по оконному стеклу, Белухин метнул в комнату гранату, затем саданул прикладом по второму окну, и туда полетела вторая «лимонка». Он видел, ещё до взрыва, что сержант ворвался в коридор барака со слабым отсветом огня керосиновой лампы, и тотчас там раздался хлопок его пистолета, а затем ахнули одна за другой гранаты. Лейтенант бросился за Ботаговым и ураганом влетел в коридор. В его руках вспыхнул трофейный фонарик, и Костя увидел, как Ботагов, опираясь спиной о стену, медленно сползает на пол, у его ног лежал с простреленной головой обер.
– Ну, ты даешь, командир, чуть меня не угробил, – с трудом произнёс сержант.
Константин направил луч на товарища, по его лицу текла кровь.
– Чем тебя?
– Взрывной волной и штукатуркой.
В красном уголке через распахнутую взрывом дверь послышалась возня. Лейтенант бросился в дальнюю комнату, освещая коридор фонариком. Двое окровавленных солдат пытались встать. В руках у одного была винтовка. Белухин не мешкая всадил во врагов короткую очередь. Осветил фонариком комнату. На полу лежало несколько трупов. Движения больше не наблюдалось.
Неожиданно в разбитое окно брызнул отсвет луча фар. Донесся гул мотора грузовика, раздался глухой удар в деревянные ворота конторского двора.
– Сержант, уходят машины, атакуй!
Ботагов с пулемётом наперевес, шатаясь, бросился на улицу. Он не успел ничего сделать – его упредила хлесткая очередь пулемёта и резкие хлопки снайперской винтовки с крыши. Били Никита и Татьяна. Брызнули осколками фары и лобовое стекло. Грузовик, не успевший выскочить на улицу, заглох, загородив дорогу второй машине. Огонь пулемёта и винтовки переметнулся к ней. Пули защелкали по кабине, фарам. Вторая машина ткнулась носом в борт первой машины, и её мотор тут же замолчал. И в тот же миг взорвался бензобак, выбрасывая высокое пламя и освещая улицу, барак, дома напротив и обоз со стоящими встрепенувшимися лошадьми.
Лейтенант выглянул из окна и все понял. Но что там на фланге атаки Степана? Как там у него, всё ли сладилось?
– Товарищ командир, Таня с Никитой постарались! – услышал он голос Ботагова, и дальше: – Таня, не стреляйте, я проверю кабины. Есть ли там покойники!