– Его зовут Денис Крушина, старший сержант срочной службы. Его полк стоял во втором эшелоне, оборонял Славгород. В одном из боев сержант был ранен в голову и правый бок. Чудом выжил и вышел к нам. Сохранил свои документы и документы двух погибших бойцов своего отделения.
– Попьём чаю, приведите его сюда. Посмотрим, проверим готовность.
– Есть, товарищ командир, – по-военному отчеканил Никита.
Пехотинец – невысокого роста, но широкий в плечах, выглядел бодрым и вполне здоровым человеком. Только светлые глаза его, затянутые паутиной грусти, казалось, еще не освободились от тягостных картин последнего боя его подразделения.
Старший сержант несколько смутился от долгого изучающего взгляда командира – своего ровесника, хотя предполагал подробный расспрос о себе и о той ситуации, в которой он оказался. Лейтенант ограничился изучением солдатской книжки и комсомольского билета, залитого кровью, спросил, откуда родом? Его больше всего интересовал вопрос: на сколько хорошо старший сержант владеет стрелковым оружием? Получив ответ, Белухин приказал в течение часа провести огневую подготовку. Отряд отправился за деревню, углубился в лес, и командир проверил на деле меткость и скорострельность у сержанта. Точность у него неплохая, а вот скорострельность что из винтовки, что из пулемёта одиночными – была невысокая, значительно ниже Ботагова, Степана и Татьяны. Примерно такая же, что и у товарища Никиты. Снайперской винтовкой Крушина не владел.
– Скорострельность, от которой зависит жизнь бойца и его товарищей, – дело наживное, – подвел черту командир.
– Больше месяца не держал в руках оружия, подтянусь, – попытался оправдаться старший сержант.
– У вас была винтовка, заставляйте себя вести сухой тренаж постоянно. Доводите стрельбу до автоматизма из любого положения. Это касается и товарища Никиты, и всех остальных.
– Подтянусь, – снова пообещал Крушина.
Замечания командира озадачили полевода.
– Вы нас на операцию возьмете? – забеспокоился Никита Иванович.
– Конечно, будете работать в паре с сержантом Ботаговым, старший сержант Крушина с товарищем Степаном.
Возвращаясь в деревню после стрельб, Константин сказал Тане:
– У нас полку прибыло. Старший сержант – комсомолец. Вернёмся на Широкое, создадим комсомольскую ячейку с тобой во главе. Как ты на это смотришь?
– Я об этом думала. Комсомольцев набирается пятеро.
– Решено. Теперь займёмся похоронами Шелестова.
Глава 32
Хоронили рядового Шелестова на кладбище Баранок, расположенном на невысоком лесистом взгорье позади бывшего церковного прихода, от которого теперь остался один фундамент. По просьбе лейтенанта могилу вырыли вчерашние мужики-возчики вместе со Степаном, они же наспех сработали гроб и крест. На этом участие колхозников закончилось. На отдельной доске Степан вырезал имя и фамилию бойца, годы жизни. Табличку приколотил к кресту. Гроб с телом Шелестова привезли на телеге и молчаливо предали земле. Обнажив головы, на свежую могилу возложили хвойный венок, дали троекратный салют, тут же выпили за упокой по сто граммов добытого Никитой Ивановичем самогона, поклялись отомстить за смерть боевого товарища. Первого убитого сельчанина Апанасова решили хоронить на третий день после смерти по православному обычаю.
Таня заметила, как изменилось лицо Кости, когда он отдавал последние почести бойцу, погибшего смертью храбрых. Раньше она видела на нём печать мужества и непреклонной воли в выполнении им же поставленной задачи, нередко благородной строгости, но и нежности чаще в их отношениях, тревожности за жизнь детей-сирот, теперь увидела страдания и злость. Об этом сказала Косте.
– Мы потеряли дорогого нам человека. Хорошего смелого парня, с которым мы почти с первых дней нашей войны. Он родился не для того, чтобы умереть в юности, а для любви и счастливой жизни. Как у нас с тобой. Они пришли и обрывают огнём даже жизни детей. За что? Мама Лёни будет ждать от него писем, будет ждать его самого и не дождётся, – сказал с горечью Константин. – Таких мам уже многие тысячи, и число их растёт.
– Ты, конечно, помнишь письмо того раненого солдата. Его расстреляли Федя и Лёня по твоему приказу. Но я не об этом. Мы читали это паническое письмо, видели его фото в кругу своей семьи с дочерьми. Он – отец, не робот, родил и воспитал двух дочерей, которых любил. Роботом он стал с тех пор, как его погнали на эту бойню. Ему вбили в голову лозунг: «Германия превыше всего». Теперь его оплакивают. Лёня – защитник своей земли – получил пулю от такого же робота. Как это страшно!
Таня своим профессиональным милосердием, женской натурой видела и чувствовала иначе суть страшной коричневой гидры, наползающей на её страну, чем он, лейтенант, специально подготовленный к уничтожению лютого врага, со своей грубой силой и выносливостью, своей задачей бить и бить эту гидру в любое время и в любом месте, где это возможно. Без жалости к себе и к своим бойцам, но с холодной расчетливостью, быстрым маневром, дающим шанс уцелеть и снова идти в атаку.
– Я тебя дополню. Не укладывается в голове, не поддаётся никакой логике: зачем понадобилось оберу избивать Варвару, стрелять стариков? Она действительно не знала, где мы находимся. Чем больше мы будем уничтожать это зверское отродье, тем меньше прольётся слёз русских мам.
– Только так, командир, – подчеркнул сержант Ботагов, идущий с кладбища чуть впереди, слегка прихрамывая. – Только так. У меня к тебе просьба, личная: оставь меня в отряде. Он мне стал родным.
– Я же обещал отправить тебя к капитану.
– Попроси его, он поймёт. У него Катерина неплохо шпрехает.
– Ладно, сделаю запрос.
– Спасибо тебе!
До жителей села долетали звуки утренней стрельбы из лесу, потом залпы с кладбища, усиливая тревожное ожидание событий. Они старались без надобности не появляться на улице, отсиживались в домах. Жизнь же брала своё. На южной стороне деревни, где временно пристроились беженцы, наблюдалось оживление: люди несли детям пищу, одежду. Белухин отправил к ним Таню и полевода с трофейной пищей, заодно предлагая прийти в школу и там разместиться. Анна Андреевна решила пока воздержаться. На окраине они заняли пустую избу, принадлежащую многодетной женщине, которая ушла в тыл с потоком беженцев. Жилье пригодное для зимовки, а в случае опасности, можно быстро с детьми скрыться в лесу. Аргументы воспитательницы звучали убедительно, и посыльные не стали возражать.
После полудня на объявленный лейтенантом сход колхозников пришли только старые люди. Через них Белухин передал свою просьбу – по возможности уходить из Баранок к родственникам в другие поселения, в леса к партизанам. Они же будут драться с карателями на подступах к селу.
Тут же его поймали на слове желающие влиться в отряд. Это были мужчины за пятьдесят, те, кто вчера был на кукурузном поле и рыл могилу. Выяснилось, что несколько семей ушли в лес в надежде пересидеть ожидаемую фашистскую расправу. Через час к мужикам присоединились несколько девушек и молодых женщин с детьми, мужья которых по призыву дрались на фронте почти с первых дней войны. Группу возглавила мужественная Варвара. Она была слаба, с жуткими кровоподтеками на лице, хромала, но нашла в себе силы прийти к командиру в дом полевода. С ней же была старшая воспитательница Анна Андреевна и просила взять под своё крыло несчастных детей, коль развернулись такие ужасные события. Фашисты, как показала практика, в холодной злобе не пощадят никого.
Это были не только просьбы, но и требования людей, нуждающихся в защите, а также движимых ненавистью к захватчикам и горячим желанием драться, не желая находиться в плену у обстоятельств.
– У нас нет пока постоянной базы, маневрируем по лесам. Будет очень тяжело, особенно детям, – поведал нелегкую правду Белухин.
– Товарищ командир, здесь нас уничтожат, в лесах есть шанс выжить, – сказала Варвара. – О тяжести жизни говорить не стоит. Мы всё понимаем. И ждём ваше решение.
– Моё решение – защитить вас и дать возможность драться тому, кто может носить оружие. Пока отряд будет отбивать атаку карателей, остальным надо быстро собраться и уйти в какое-то безопасное место.
– Несколько суток можно в безопасности находиться на Заячьем хуторе. Место глухое. Там будем ждать вас.
– Где он, есть ли туда дорога, чтобы увести обоз?
– День пешего перехода на юг, – пояснил полевод, – дорога лесная, трудная. Местами тянется вдоль болота.
– Хорошо, что трудная. Вечер и ночь на сборы. Подумайте, куда разгрузить початки про запас, чтобы ваш скарб и детей разместить на подводы. Утром выступаем. Вы – на хутор, отряд – на боевую операцию.
– Нас изрядно ограбили фашисты. Кукурузу разберут жители, спрячут в подполье. Постепенно истолкут на муку.
– Выполняйте, – по-военному отдал команду лейтенант.
После схода, отряд на лошадях ознакомился с будущей боевой позицией. Она очень понравилась Белухину. Взлобок был довольно крутой и тянулся от ручья почти на километр. Справа, как и говорил Степан, стоял довольно густой смешенный лес. Слева вставал разнообразный кустарник. Ближе к роднику дорога тянулась почти без кюветов. Зажатая между косогорами грунтовая лента была как на ладони. Лучшего места для огневой атаки не найти. Кроме огня пулемётов почти в упор, можно забросать противника гранатами. Благо, их запас пополнился в результате сбора оружия разгромленного взвода грабителей.
Диверсанты, спешившись, стояли в лесу, обозревая место будущей схватки.
– Нас шестеро. Определим каждой паре место для засады, и посвятим этот бой нашему товарищу по оружию рядовому Леониду Шелестову, – сказал лейтенант. – Немцы пойдут излюбленной колонной: впереди мотоциклы, за ними бронемашина, если таковая будет, затем грузовики с пехотой. Дистанция известна, на спуске они её выдержат…
Вернувшись в дом полевода и выставив караул, командир принялся колдовать над гранатами и толом. Бойцы чистили оружие и присматривались к командиру.