— Именно поэтому и спрашиваю. Значит, вы вышли на связи Шовдыгова и сознательно их обрубили?
— Конечно нет. Просто теперь их связями занимаются турецкие спецслужбы. Мы передали им дальнейшее расследование этой цепочки.
— А сами устранились? — не скрывал своей иронии Дронго.
— Не совсем. Мы продолжаем наше параллельное расследование. Слишком велика опасность, чтобы ее игнорировать. Предыдущие два взрыва должны были произойти в Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде. В первом случае собирались взорвать бомбу в театре, во втором — в институте. Жертв могло быть гораздо больше.
— Значит, неплохо сработали ваши службы, — заметил эксперт. — Но, предотвратив эти акты, вы не смогли обезвредить их руководителей и теперь делаете все, чтобы выйти на возможных «кукловодов», которые управляли этими смертниками.
— Мы работаем уже два года, а вы влезаете в наше расследование и считаете, что можно все решить за два дня, — покачал головой Богдановский. Он обнаружил, что выпил весь кофе, но не стал никого вызывать, чтобы получить еще одну порцию. Вместо этого просто отодвинул чашку от себя.
— Мы не сможем объяснить Блехерману, что вы продолжаете расследование, — сказал Дронго, — поэтому вы решили, что можно использовать нас с Вейдеманисом в вашей игре.
— Вы хватаете просто на лету, — одобрительно кивнул Богдановский. — Нам необязательно сообщать вашему заказчику о том, какой интерес мы к вам проявили. Можете по-прежнему контактировать и встречаться с этим Штаркманом, который беспрерывно сидит в номере «Ритц-Карлтона». Мы иногда даже опасаемся, что он нас пытается одурачить, регулярно исчезая из отеля. Но он никуда не исчезает. Просто сидит и ждет ваших звонков. Подобная аккуратность и дисциплинированность от офицера Шабак вызывает у нас удивление. И заинтересованность. Неужели они так вам доверяют? Или это тоже игра? Тогда в чем она состоит? И для чего привезли сюда Гилада Штаркмана?
— Нашли ответы?
— Пока нет. Но хотим найти их с вашей помощью.
— Я вас понял. Каждая сторона играет в свою игру.
— Как и вы, — строго сказал генерал. — Просто мы предлагаем объединить наши усилия.
— В таком случае мне нужно будет срочно встретиться с самим Шовдыговым. И желательно с Захоховым.
— Первый сидит в Сибири. Он получил очень большой срок, — напомнил Богдановский, — второй — на Алтае. Он обычный пособник. Ничего особенного, испуганный, жалкий, несчастный человек. Его семья переехала в Нальчик. Он вам ничего нового не скажет. Насчет Шовдыгова согласен. Хотя я полагал, что вы захотите в первую очередь отправиться в Турцию. С вашими знаниями турецкого языка и их обычаев вам будет легко там ориентироваться. Мы готовы оказать вам всяческую поддержку.
— Извините, но у каждого свои методы расследования. Вам нужны связи Шовдыгова, Блехерману нужны заказчики этого преступления…
— А вам? — невежливо осведомился генерал. — Что вам нужно? Деньги Меира Блехермана?
— Если вы будете меня оскорблять, у нас с вами не получится совместная работа, — парировал Дронго.
— Я не хотел вас обидеть. Просто задал вопрос.
— Не совсем корректный. Будем считать, что вы таким своеобразным способом извинились. А мне нужна истина, генерал. Везде и всегда. И еще я в ответе за все, что здесь творится.
— Какое отношение вы имеете к Москве? Вы имеете в виду наш город или нашу страну?
— Я имею в виду человечество, — ответил Дронго. Мы все в ответе за каждого человека на этой земле, за слезы каждой матери, за жизнь каждого ребенка, как бы пафосно это ни звучало.
Богдановский посмотрел на свою пустую чашку и нажал кнопку вызова, попросив офицера принести еще кофе.
— Хотите чаю? — спросил он у своего визави.
— Да, — кивнул тот.
— Принесите мне кофе, а ему чай, — приказал генерал.
— Я должен буду сначала поговорить с семьями обоих осужденных, — предложил Дронго.
— Это так обязательно?
— Иначе все теряет смысл.
— Можете встречаться, — пожал плечами Богдановский.
— И, конечно, встречи с Шовдыговым и Захоховым, — настойчиво произнес Дронго. — Мне нужно понять их психотипы. Вы ведь не можете отправить туда Семена Абрамовича, ему будет тяжело добираться.
— Я попытаюсь добиться для вас разрешения, — согласился генерал, — хотя это очень сложно, особенно в случае с Захоховым. Что еще?
— И одного из ваших офицеров для связи, — сказал Дронго, стараясь не выдавать своего волнения. Он понимал, что разговор записывается и даже тембр его голоса будет подвергнут внимательному анализу. И здесь Богдановский невольно подыграл ему.
— Нужен человек, который уже знает о нашей встрече, — сказал он. — Я думаю, подполковник Лопашов и майор Рахимова подойдут лучше остальных.
— Первого я не знаю. А майор, кажется, была тем самым офицером, которая обнаружила меня в Воронеже. — Так сложно не выдавать себя ни одним движением руки, ни выражением лица, ни изменившимся голосом. Дронго смотрел на генерала, понимая, как важно выглядеть естественно, и напряженно ожидая ответа.
Богдановский молчал. В этот момент внесли кофе и чай. Дронго с некоторым испугом подумал, что, возможно, несколько перестарался и генерал сумел его переиграть. Или Штейман сообщил, о чем они разговаривали друг с другом. Хотя Семен Абрамович не стал бы этого делать из уважения к своему коллеге. Значит, здесь его переиграл сам генерал. Пока офицер не вышел из комнаты, Богдановский продолжал молчать. И только потом наконец сказал:
— Я думаю, будет лучше, если с вами начнет работать майор Рахимова. Вы уже с ней беседовали. Она неплохой специалист, к тому же не простит вам свою ошибку и будет стараться изо всех сил, что тоже неплохо. Хотя свой реванш она уже взяла, — улыбнулся генерал, довольный своей последней фразой.
«Так сыграть невозможно», — подумал Дронго.
— Мне будет сложно, но я думаю, вы приняли правильное решение, — осторожно произнес он. — А теперь нам вместе нужно придумать общую «легенду», чтобы объяснить Блехерману и Штаркману, каким образом я сумел попасть в колонии особого режима к обоим осужденным.
Уже взяв свою чашку кофе, генерал согласно кивнул головой.
Интерлюдия
Домой Дронго приехал уже в восьмом часу вечера. Вейдеманис беспрерывно звонил на его городской телефон. Он волновался из-за отсутствия своего друга, уже твердо решив утром отправиться в управление, чтобы попытаться найти напарника. Самые неприятные мысли лезли ему в голову. Когда Дронго наконец ответил, он буквально заорал:
— Где ты был все это время?
— Мог бы догадаться, — пробормотал тот.
— Каким образом, если тебя не было двое суток! Я уже собирался начать твои поиски. Почему так долго? Они не могли тебя найти? — спросил Эдгар, чуть успокаиваясь.
Оба понимали, что разговор прослушивается.
— Нашли вчера вечером в Воронеже, — пояснил Дронго, — и сразу привезли в Москву. А потом мы переговорили. Ты можешь ко мне приехать прямо сейчас?
— Конечно. Через полчаса буду.
— Не торопись. Я думаю, что мне полезно немного пройтись.
Оба сознавали, что, несмотря на все предосторожности и аппаратуру, находившуюся в квартире, которую Дронго включал во время разговоров, их беседу все равно могут прослушать. Именно поэтому они решили встретиться на улице. Вейдеманис приехал через сорок минут. Он вышел из своего автомобиля, сразу увидел своего напарника, прогуливавшегося по тротуару, и подошел к нему:
— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Я беспокоился, что на этот раз мы явно переоценили свои возможности.
— Не совсем. Все получилось так, как мы и планировали. Я остался в воронежском отеле, и меня достаточно быстро вычислили. Причем та самая особа, которую нам подставляли вместо сестры Шовдыгова. Затем меня привезли в Москву, где состоялась моя встреча с легендарным Штейманом.
— Неужели он жив? — изумился Эдгар. — Я помню, как он готовил нелегалов для работы за рубежом. Это было тридцать лет назад. Уже тогда он был стариком. Сколько лет сейчас Семену Абрамовичу? Сто десять или больше?
— За девяносто, — улыбнулся Дронго, — и старик не потерял своей привычной формы. Разговаривать с ним настоящее удовольствие для профессионалов. Можно многому научиться. Он фиксирует образ целиком: движение бровей, глаз, лицевые мускулы, тембр голоса, поведение конечностей, умение вести разговор, поза, слова. В общем, полное считывание психотипа любого человека, который сидит рядом с ним. Даже у профессионалов практически нет никаких шансов.
— Не повезло. Он тебя разоблачил.
— Во всяком случае, его обмануть было сложно. Нет, не так. Практически невозможно.
— И после этого ты вышел оттуда живым?
— Представь себе. Он нарисовал нам три варианта. В первом случае прекращались всякие контакты со мной. Второй вариант предполагал мою ликвидацию. А третий — наше сотрудничество.
— Второй вариант мне совсем не нравится.
— Мне тоже. Они остановились на третьем. Решили, что мы и так слишком много знаем. Хотя, думаю, роль сыграли не альтруистические мотивы и не осознание нашей с тобой ценности. Они очень четко поняли, что наша ликвидация может вызвать ненужные вопросы у Блехермана и его друзей. А им хочется избежать этих вопросов при любом варианте.
— Разумно, — согласился Вейдеманис. — Что еще?
— Как мы и предполагали, следователь Поляков сознательно обрубил все концы этого расследования, понимая, что затягивать с передачей дела в суд ему просто не позволят. К тому же при допросах погиб Исмаил Ламиев. Он уже перешел на героин, и большая доза пентатола его просто убила. Поэтому остались двое обвиняемых: организатор Шовдыгов и пособник Захохов, которых суд приговорил к длительным срокам. А еще послали следователя ФСБ в Турцию, куда часто ездил Шовдыгов. Но никаких следов он якобы не нашел.
— Тебе пояснили почему?
— Речь идет о сотрудничестве с турецкой разведкой. Я понял, что это была совместная операция, при которой нельзя было «засвечивать» связи Шовдыгова.