Стюардесса принесла вторую порцию спиртного.
— Все! — решительно произнес Дронго. — Сеанс душевной исповеди закончен. Ваше здоровье! И постарайтесь уснуть. Нам еще долго лететь. Спокойной ночи, майор Рахимова.
Она улыбнулась и, раскрыв одеяло, натянула его на лицо. Он задумчиво посмотрел на нее, положил недопитый стакан на поднос и тоже закрыл глаза.
«Джил, — подумал он, — я ведь действительно далеко не самый идеальный муж. И я это хорошо понимаю. Спасибо тебе, что ты меня терпишь».
Глава пятнадцатая
В аэропорту Читы их встречали. Высокий мужчина неопределенного возраста. У него был чисто выбритый череп, немного обветренное красноватое лицо, тонкие черты, нос с горбинкой, узкие азиатские глаза. Ему можно было дать и тридцать, и сорок, и все пятьдесят.
— Подполковник Некрасов, — представился он, пожимая руки обоим гостям. — Вы устали? Давайте сначала позавтракаем, а потом поедем в гостиницу.
— Хотелось бы сразу отправиться в колонию, — попросил Дронго, — мы уже успели позавтракать в самолете.
— Это очень далеко и неудобно, — предупредил Некрасов, — туда сложно добираться. Может, сначала один день отдохнете? Дорога будет дальней и не совсем простой.
— Именно поэтому лучше отправиться прямо сейчас, — настойчиво произнес Дронго.
— Как хотите, — пожал плечами Некрасов. — Тогда разместим вас в нашей гостинице и сразу поедем в колонию.
Они уселись в машину, и она направилась в центр города. Некрасов сидел на переднем сиденье рядом с водителем. Двое спутников устроились сзади.
— Едем в отель «Монблан», — пояснил Некрасов, — очень хороший отель, два ресторана. Есть еще ресторан японской и китайской кухни и украинский ресторан «Хуторок». Отель находится почти рядом с железнодорожным вокзалом.
— Когда мы сможем выехать в колонию? — спросил Дронго.
— Когда хотите. Насколько я понял, у вас есть разрешение на свидание с осужденным?
— Есть, — ответила майор Рахимова.
— Очень хорошо, — кивнул Некрасов. — И еще один несколько щекотливый момент. Отель «Монблан» — один из лучших в городе, если не самый лучший. Мне сказали, что платить будете вы сами. В нашем управлении нет таких свободных средств, а вам, наверное, выплатят в Москве командировочные.
— Безусловно, — улыбнулся Дронго, — мы оплатим оба номера. Неужели такие дорогие?
— По местным меркам очень дорогие, порядка ста долларов, но завтраки включены. Московские цены, наверное, другие.
— Нет. Там цены гораздо ниже, — не выдержав, пошутил Дронго.
Некрасов обернулся и внимательно посмотрел на него:
— Меня предупреждали, что вы сложный человек. Если это шутка, то не очень удачная. У нас сто долларов — достаточно высокая цена для такого богатого человека, как вы, господин эксперт.
Дронго промолчал. Шутка получилась действительно неудачной.
Они приехали в отель, и им дали два соседних, но не смежных номера. Через двадцать минут оба были внизу. Некрасов все это время терпеливо ждал.
— Нам нужно доехать до Карымского района, а оттуда до села Тыргатуй, — пояснил он, — и еще тринадцать километров до места, которое называют Шара-Горохон. Там и расположена вторая колония, для особо опасных преступников. Хочу предупредить, что будет очень жесткий досмотр. Часть колонии предназначена для пожизненно осужденных. Туда входить не разрешается никому. Вам отчасти повезло, что ваш «подопечный» получил только двадцать два года. Если бы он попал в другой блок, где сидят пожизненно осужденные, вас бы к нему не пустили.
— Странно, что он не получил такого срока, — заметил Дронго.
— Вы бывали в колониях особого режима? — уточнил Некрасов.
— Бывал.
— Тогда должны понимать, что представляет собой такая колония. Из тех, кого осуждают на пожизненное, больше десяти лет не выживает никто. Ни одного случая, господин эксперт. Из тех, кто получает больше пятнадцати лет, выживают единицы. Больше двадцати — практически никто. Неужели вы этого не знаете? В условиях той колонии выжить очень сложно. Нет, их никто не мучает и не пытает. Люди умирают от безысходности. Сложно жить, понимая, что никогда не выйдешь из этой колонии. И сложно сознавать, что лучшую часть жизни проведешь там.
— Не нужно мне рассказывать, — мрачно произнес Дронго, — там находятся далеко не ангелы. Я просто не тот человек, который умеет прощать. Понимать — да, но не прощать.
— Дорога будет дальней, — устраиваясь на переднем сиденье «Мицубиси», повторил Некрасов, — напрасно вы не захотели отдохнуть и поесть. Мы положили в багажник ящик воды и бутерброды. Сможете подкрепиться, если захотите, или поспать, ехать нам далеко.
Они выехали из города, когда солнце уже поднималось над горизонтом. Первые полчаса все молчали. Дронго закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, когда услышал голос подполковника:
— Вы не спите?
— Нет, — открыл он глаза.
— Я не совсем понимаю, зачем вам туда ехать. Такой изнурительный путь. Ради чего? Что можно узнать от человека, который уже два года находится в колонии? Какие секреты он может знать?
— Может, он что-то вспомнит, — пояснил Дронго.
— Через два года? — не скрывая сарказма, хмыкнул Некрасов. Вам не кажется, что это несколько наивно? А вы ведь не наивный человек, судя по вашей репутации. Тогда почему вы туда едете? Неужели действительно думаете, что можно узнать новые подробности?
— Нет, не думаю. Мне кажется важным пообщаться с этим осужденным, чтобы понять его мотивы. Его психотип, если хотите.
— Что это вам даст? Неужели вы едете только для того, чтобы поставить очередной психологический эксперимент? Простите, но я вам не верю. Должна быть более конкретная цель.
— А разве вам самому неинтересно, — возразил Дронго, — каким образом бывший военнослужащий российских войск, который храбро и честно воевал в Чечне, оказался организатором подобного акта, унесшего жизни стольких людей? Если даже такой человек мог столь разительно измениться, разве вы все не обязаны искать причины такого поведения, понимать истоки его поступков, чтобы предотвратить подобные случаи?
Некрасов молча отвернулся.
Путешествие действительно оказалось долгим и тяжелым. Уже у села Тыргатуй выяснилось, что проселочная дорога до колонии просто размыта, даже на внедорожнике ехать пришлось достаточно осторожно, чтобы не опрокинуться и не попасть в яму. Наконец в пятом часу дня они прибыли в лагерь. Еще около сорока минут ушло на различные формальности, пока проверяли и перепроверяли документы. Начальник колонии готов был допустить к осужденному подполковника Некрасова и майора Рахимову, но никак не подозрительного иностранца, даже несмотря на указание руководителя областного управления. Вопросы согласования заняли еще некоторое время. Наконец им разрешили пройти в комнату, куда должны были привести Джумшуда Шовдыгова.
— Может, вам лучше не присутствовать на этой беседе? — предложил Некрасов, обращаясь к Рахимовой. — Вы можете все услышать из соседней комнаты. Понимаете, осужденные годами не видят женщин.
— Я должна находиться рядом, — упрямо сказала Наира.
— Это может помешать беседе, — предупредил Некрасов, — и выбить заключенного из обычного состояния.
— Вы тоже так считаете? — спросила она, обращаясь к Дронго.
— Я думаю, господин подполковник прав, — ответил тот, — ваше присутствие скажется на его эмоциональном состоянии. К тому же он не должен особо любить представителей женского пола, после того как его бросила первая супруга. Но именно поэтому вам нужно остаться. Я хочу, чтобы у него было определенное психическое состояние, которое может мне помочь.
— Видимо, у вас свои методы, — разозлился Некрасов. — Как хотите, мое дело было вас предупредить. Если он вообще не захочет с вами разговаривать, то вы сами пожалеете, что меня не послушали.
Все трое остались в комнате. Дронго уселся за стол, офицерам принесли два стула, чтобы они могли устроиться у стены, практически с правой стороны от его спины. Он мог их видеть, чуть повернув голову. Через несколько минут привели Джумшуда Шовдыгова в наручниках. Это был сильно исхудавший, высокий мужчина, с помятым, плохо выбритым лицом, сильно запавшими глазами, коротко остриженный и с трудом передвигавшийся. Он был одет в темную тюремную робу. Его посадили на стул.
— Снимите наручники, — попросил Дронго.
Конвоир вопросительно взглянул на Некрасова, очевидно, он уже знал, кто был здесь старшим офицером.
— Снимайте, — разрешил подполковник.
Конвоир снял наручники и вышел. Шовдыгов оглядел всех троих, находившихся в комнате, потер свои отекшие запястья и криво усмехнулся:
— Много человек, и все в штатском. Здесь давно не было чужих людей в штатском. И женщины не было. Все трое приехали на встречу со мной?
— Правильно, — кивнул Дронго и добавил: — Это хорошо, что вы не потеряли своей наблюдательности.
— Кто вы такие? — спросил заключенный. — Если добрались до этого лагеря, значит, у вас важное дело. И сразу трое.
— Вам что-нибудь скажут наши фамилии? — пожал плечами Дронго. — Считайте, что мы все трое из службы безопасности и совершили такой долгий путь, чтобы уточнить некоторые детали вашей прежней жизни.
— Я ничего не помню и ничего не знаю, — устало признался Шовдыгов. — Вы напрасно сюда приехали, ничего не узнаете. Или опять будете меня колоть?
— Не будем, — пообещал Дронго. — Я не думаю, что это снова пригодится.
— Вам должны были сказать. Меня целых два месяца кололи и вводили ваши проклятые лекарства. А потом допрашивали. В таком состоянии я вспоминал даже то, чего не мог вспомнить в обычной жизни. Все, что мог рассказать, я уже рассказал. Даже не помню, что именно я говорил. Наверное, из меня все вытащили. Выпотрошили, как говорят у нас в колонии.
— Нас интересует ваша прежняя жизнь, — повторил Дронго. — Вы ведь воевали в Чечне?
— Дураком был, — сразу ответил Шовдыгов, — поэтому и воевал. Пошел контрактником, деньги думал заработать. Ничего не получилось. Что сейчас вспоминать?