— Из-за вашей жены, — уточнил Дронго.
Он заметил боковым зрением, как покачал головой Некрасов. Очевидно, он считал подобное утверждение слишком провокационным.
— Какая разница, — зло ответил заключенный, — из-за этой суки или из-за себя? Вы ради этого сюда приехали? Только там у меня тоже ничего не получилось. Наш сержант какого-то араба пристрелил и пачку долларов себе взял. А я пристрелил араба и нашел у него две пачки презервативов. Вот и весь мой капитал.
— Такой правоверный мусульманин, — в тон ему, зло ответил Дронго. — Пошел убивать своих братьев по вере из-за двух пачек презервативов. Какой сознательный и благородный человек. Ты дерьмо, а не мусульманин, идешь на войну ради наживы.
— А ты кто такой, чтобы меня осуждать? — окончательно разозлился Шовдыгов.
— Тоже мусульманин. Только не такой, как ты. Я ведь совершил паломничество в Мекку, был в Кербеле и Мешхеде. И знаю, какой страшный грех — убивать невиновных людей, тем более своих собратьев по вере, из-за денег.
— Сам тоже работаешь на них, — кивнул Шовдыгов в сторону обоих офицеров, — а смеешь меня осуждать.
— Ты сказал, что пошел в армию заработать. А потом решил, что можно заработать еще более легким путем. И все из-за этой дряни, твоей первой жены.
— Ты не знаешь…
— Знаю, — перебил его Дронго, повышая голос, — я ее видел. И из-за нее ты готов был умереть! Какой ты мужчина, если терпел ее столько лет?!
Наира изумленно переглянулась с Некрасовым. Она не понимала, что происходит. Почему эксперт позволяет себе разговаривать с осужденным в таком тоне и почему разговор пошел совсем в другом направлении? Но она понимала, что у Дронго всегда есть свои методы ведения любой беседы. Шовдыгов опустил голову, и плечи его неожиданно дернулись. Кажется, он заплакал. Некрасов решительно поднялся со своего места и гневно заявил:
— Вам никто не разрешает унижать осужденного! Я вынужден прекратить вашу беседу.
— Сядьте на место, подполковник, и не вмешивайтесь! — рявкнул Дронго.
Наира незаметно дернула Некрасова за рукав. Она уже поняла, что беседу специально поднимают до такого накала.
— А потом ты ездил в Турцию и получал инструкции, — продолжил Дронго. — Успокойся, не дергайся!
— Я все рассказал, — выдавил Шовдыгов.
— Там еще было издательство, о котором ты забыл рассказать.
— Нет, не забыл. Я рассказал им про «Звезду», так переводится «Улдуз». Я им все рассказал, не мог ничего скрыть. Они меня все время допрашивали.
— Давай немного успокоимся, — снова предложил Дронго. — Мне неинтересно, с кем и зачем ты встречался. Ты и так все успел рассказать. Я приехал сюда не из-за этого. Мне нужно знать, когда ты уговорил своих товарищей, как вы решили выбрать место и время.
Шовдыгов молчал, опустив голову.
— Вспоминай, кроме тебя, там были еще двое — Захохов и Хаджиров. Почему именно они?
— Я все сказал, — поднял голову Шовдыгов. — Что еще вы хотите? Я все рассказал следователям. Отстаньте от меня!
— Как ты с ними познакомился? — настойчиво спросил Дронго.
— Захохова и Хаджирова мне посоветовали взять наши друзья из Турции. Я их не знал. Шамаил был незаменимым человеком в любом деле. Мог все, что угодно, достать и организовать. Он был знаком со всеми нашими друзьями с Северного Кавказа. А Хаджирова я даже немного опасался. Он готов был умереть ради нашего дела. И мы решили его использовать.
— А Исмаил Ламиев?
— Мы напрасно с ним связались. Ему все время нужны были деньги на очередные дозы. Он был наркоманом. И мне сказали, что он умер от передозировки.
— Ты выбирал место для взрыва?
— Нет. Нам нашли это место. Сказали, что там бывают иностранцы. Нужно было взорвать бомбу в тот момент, когда там будут люди. На связи был Шамаил, и они с Асхатом решили устроить там взрыв.
— Ты рассказывал о своих связях в Турции?
— Из меня вытащили все, — выдохнул Шовдыгов, — все, что я знал. Они меня допрашивали все время. Я больше ничего не могу сказать. Вы напрасно сюда притащились. И еще эту женщину привезли. Сюда женщин нельзя пускать. Очень опасно, живой отсюда может не уйти.
— О твоем отношении к женщинам мы знаем, — сбавил тон Дронго, — но все это так глупо и пошло. Из-за этой неудачливой актрисы начал ломать свою жизнь. А потом решил отомстить всему человечеству. Если бы ты был обычным фанатиком, я бы тебя больше уважал. А так — ты рядовой мерзавец, который за счет крови других готов был разбогатеть. Ты никогда не верил в Аллаха, ни когда пошел в армию, ни когда организовывал взрывы, ни сейчас. И поэтому рая тебе не будет. Ни в этой жизни, ни в иной.
— Не говори так! — закричал Шовдыгов. — Я честно исполнял свой долг!
— Какой долг?
— Наша борьба с неверными. Наш джихад…
— В Чечне убивают чеченцев, ты тоже боролся с неверными? — издевательски спросил Дронго.
— Хватит! — снова не выдержал Некрасов. — Вы не смеете так говорить!
— Сам знаешь, почему я туда пошел, — зло произнес в ответ Шовдыгов. — Все проклятье из-за женщин. Всегда так было и будет. Поэтому их всех нужно спрятать от наших взглядов. Это они нас искушают, они служат Иблису.
Он неожиданно вскочил со своего стула и метнулся в сторону Рахимовой. Непонятно было, что именно он собирался сделать, но реакция Дронго оказалась мгновенной. Он тоже вскочил со своего стула и толкнул осужденного в левое плечо. Тот отлетел к стене.
— Не нужно, — попросил Дронго уже более спокойным и участливым тоном, — не нужно дергаться. Эта женщина не виновата в твоих страданиях.
— Напрасно мы сняли с него наручники, — сказал Некрасов, поднимаясь со своего места.
Дронго подошел и неожиданно обнял заключенного:
— Успокойся! Я понимаю, как это больно и тяжело. Понимаю, как долго все это будет продолжаться. Но ты можешь выдержать. Ты должен быть сильным. А потом вернуться домой. У твоих братьев большие семьи. Они будут тебя ждать.
Шовдыгов уткнулся ему в плечо и снова беззвучно заплакал. Потрясенная всем происшедшим, Наира смотрела на эту сцену, не веря своим глазам.
— Я думал, что тоже погибну, — выдавил осужденный. — Лучше бы я умер! Почему я остался жить?
Дронго молчал, стараясь не смотреть в сторону офицеров. Некрасов осуждающе качал головой, Наира молчала, никак не комментируя эту сцену. Через несколько минут Шовдыгова увели.
— Ну, и чего вы добились? — хмуро спросил подполковник. — Только наорали на человека и вывели его из состояния равновесия. Зачем вы это сделали? И не задали ему ни одного толкового вопроса. Я вообще не понимаю, почему вас сюда пустили.
— Все что мне нужно, я узнал, — спокойно ответил Дронго.
— Каким образом? Он же вам ничего не сказал. Не нужно делать вид, что вы такой умный, — раздраженно заметил Некрасов. — Я сидел рядом и все слышал. Вы его все время провоцировали. И кончилась ваша беседа его нападением на майора Рахимову. А я ведь вас предупреждал. Теперь вот обязан подать рапорт.
— Напишите, что это моя вина, — предложил Дронго, — это я его спровоцировал, чтобы его лишний раз не наказывать.
— Что вы сумели узнать? — не унимался подполковник.
— Почти все, — признался Дронго, — остались только небольшие детали.
— Я совсем не понимаю, о чем вы говорите, — махнул рукой Некрасов, вызывая охрану.
Когда они выходили из комнаты, Наира посмотрела на Дронго и глухо произнесла:
— Вы бываете жестоким и бессердечным. С этой стороны я вас еще не знала. Даже не представляла, что вы можете быть таким.
Дронго промолчал. Он уже знал слишком много. И собирался завершить свое расследование, возможно, самым невероятным и невозможным признанием, какое только могло произойти в его жизни.
Интерлюдия
За окнами был поздний вечер, когда полковник Савченко вошел к генералу. У обоих были усталые лица. Богдановский показал на стул у приставного столика и, не дожидаясь, пока полковник сядет, спросил:
— Как прошла встреча?
— Три часа назад завершилась, — доложил Савченко. — Всю беседу записали, и я уже прослушал. Непонятно, как вел себя наш эксперт. Мы таким его еще не слышали. Кричал на осужденного, оскорблял его, вспоминал первую жену, которую тоже ругал, позволял себе такие вещи, словно сорвался с катушек. Сейчас мы позвонили Семену Абрамовичу и попросили его приехать и прослушать разговор. Наши специалисты-аналитики считают, что Дронго нарочно провоцировал Шовдыгова, пытаясь достичь каких-то своих целей.
— А наши офицеры сидели и молчали?
— Подполковник Некрасов пытался вмешаться, но Дронго даже ему не дал говорить. Он кричал и вел себя не совсем адекватно.
— Тогда получается, что он настоящий идиот. Полететь на край света, чтобы наорать на осужденного и ничего у него не узнать. Вы верите, что он идиот?
— Нет, — ответил полковник.
— В который раз жалею, что мы пошли на контакт с этим экспертом, — признался генерал, — куда спокойнее было бы просто его проигнорировать.
— Наш аналитический отдел считал это неправильным, — напомнил Савченко, — нельзя было оставлять его без плотного наблюдения.
— Я помню, помню, — кивнул Богдановский и поинтересовался: — Где они сейчас?
— Остановились в читинском отеле «Монблан». Завтра утром вылетают обратно.
— Что с остальными?
— Вейдеманис был дома, два раза выходил — один раз за хлебом, во второй раз пошел в кино.
— Куда пошел?!
— В кинотеатр. Там он ни с кем не встречался. Посмотрел фильм и вернулся домой.
— Он что, ребенок? Ему нечего делать? Зачем он пошел в кино?
— За ним следил наш сотрудник. Вейдеманис ни с кем не встречался и ни с кем не разговаривал.
— Вейдеманис — бывший полковник Первого главного управления, — напомнил Богдановский. — Он прекрасно умеет работать при плотном наблюдении. А один сотрудник мог и не справиться. Хотя сейчас наш главный объект — это Дронго. Давайте дальше.
— Гилад Штаркман сегодня утром поехал в израильское посольство, где пробыл около трех часов. Вернулся в отель и заказал себе обед в номер. Больше никуда не выходил.