– Второй бой – такая штука… Иногда даже хуже, чем первый. Потому что теперь точно знаешь, ЧТО именно тебя ожидает…
– Я правда в норме, Икари, – устало произнесла девушка. – Пожалуйста, не нужно лезть ко мне в душу – у меня там всё в порядке. Не лезь ко мне – я сейчас не в том настроении.
Дай-то Бог, дай-то Бог…
– Даже и не собирался, – хмыкнул я, отворачиваясь и приваливаясь спиной к борту броневика. Тепло нагретого на солнце металла чувствовалось даже сквозь плотную ткань контактного комбинезона, из которых мы теперь почти не вылезали на всякий случай. – Просто спросил в норме ли ты, и всё – дальше я спокоен, как удав.
Спустя секунду в дверном проёме показалась Аска, пристроилась рядом со мной и свесила ноги.
Я стоял, оперевшись на машину, немка сидела внутри неё, но в то же время и рядом. Мы смотрели, как закатившееся за склон холма солнце откуда-то из-за горизонта исполинским прожектором подсвечивает вершины гор.
Мы молчали, но я знал, что долго это продлиться не сможет. Аске был нужен наш будущий разговор. Не Рей – Аске. В названной сестре я был уверен – она справится. Она больше не рассуждает зря и не терзает себя сомнениями – Рей видит свой путь, каким его понимает…
А вот Аска – ещё нет. И не в моих силах указывать ей или тем паче – подталкивать, но подсказать я ей могу…
– Как ты жил раньше, Синдзи? – неожиданно спрашивает Лэнгли. – До того, как… До войны.
– Скучно. Спокойно, – я прикрыл глаза, уже привычно погружаясь в прохладную глубину чужих воспоминаний. – Без потрясений. Без тревог. В ожидании того, что я когда-нибудь смогу совершить что-то важное. В ожидании того, что всё это – не просто так.
– Я всегда знала, что я – особенная, – Аска смотрела куда-то вдаль. Не на меня. Ни на что конкретно. Просто смотрела. – Что только я способна сделать… что-то сделать. Может быть – защитить целый мир. Может быть – спасти его. Может быть – уничтожить, если захочу… И поэтому должна быть готова ко всему. Должна быть самой лучшей. Во всём.
– Кому должна?
– Не знаю, – легко пожала плечами девушка. – Всем. Никому. Себе. Скажи, тебе нравится пилотировать Еву, Синдзи?
– У меня нет выбора.
– Выбор есть всегда… Поэтому мне нравится моё дело.
Мы снова молчим.
– А как ты жила раньше, Аска? – после затянувшейся паузы спрашиваю уже я.
– Тренировалась, училась, просто жила… – вздыхает Лэнгли. – Всё было проще… и сложнее. А теперь всё стало сложнее и проще… Каким был твой старый дом?
Вопрос – ответ. Безобидные вопросы, странные ответы и непонятный смысл.
– Маленький двухэтажный домик на окраине Киото. Белый, деревянный, с красной крышей и небольшим газоном вокруг. А твой?
– Он был большим, – на губах рыжей появляется лёгкая улыбка, но почти сразу же гаснет. – Он был пустым. В нём должна была жить большая семья, а не… Скажи, это легко?
– Жить?
– Убивать.
Спустя два месяца я начинаю помнить это гораздо лучше. Наверное, даже лучше, чем в тот день.
Чужие глаза. Глаза врага. Глаза смерти.
– Да.
– И человека?
– Особенно человека. Человека всегда есть за что убить.
– А… ребёнка? Есть что-то, что могло бы тебя заставить убить ребёнка?
– Нет. Если бы я… Если бы я сделал такое, это был бы уже не я.
Странный разговор. Страшный разговор.
– Я всегда знала это, – Аска закрывает глаза, черты её лица смягчаются.
Неожиданно она протягивает руку к карману, закреплённому на поясе комбинезона, что-то достаёт и протягивает раскрытую ладонь вперёд.
– Как думаешь, что это, Синдзи?
На чёрной ребристой поверхности комбинезона, обтягивающую тонкую ладонь девушки, лежат небольшие кругляши янтарного цвета… А ведь это и есть кусочки янтаря. Но мне почему-то хочется назвать их…
– Слёзы солнца.
И я называю их именно так.
Аска удивлённо смотрит на меня.
– Почему ты так их назвал?
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Мне кажется, что так я называл янтарь в детстве. Мне даже кажется, что когда-то уже видел такие кусочки…
– Это раньше были бусы, – слегка улыбнулась Лэнгли. – Они мне всегда нравились… Я не знала, что такое янтарь… Но мама рассказывала, что редко – очень редко, когда солнце всё-таки плачет, его слёзы падают на землю и превращаются в такие камушки…
Девушка замолчала. Рука Аски с силой сжалась в кулак.
– Прости, – тихо произнёс я.
– Глупо просить прощения за то, в чём не виноват, – Лэнгли абсолютно спокойна. Неестественно спокойна. – Ты не виноват. Ты – не виноват…
– Я, наверное, пойду… – я оттолкнулся плечом от нагретой солнцем брони машины и зашагал к трейлеру.
Это было произнесено тихо, очень тихо. Я не должен был этого услышать, но всё-таки…
– Спасибо…
На секунду замираю, а потом слегка усмехаюсь и продолжаю идти, бросая на ходу нарочито-небрежным тоном:
– Лэнгли, если что – я буду рядом…
Но последнее моё слово услышит только ветер.
– …всегда.
Буй номер 640239 типа РГБ-1 терпеливо ждал, покачиваясь на глубине нескольких метров в тёплых водах Тихого океана у восточного побережья острова Хонсю.
Буй ждал своего часа.
Он был рождён далеко отсюда, давно отсюда – в стране, которой больше нет, но которая всё ещё есть. Буй был одним из многих. Их были сотни, тысячи или даже больше. Долгие годы буй просто лежал на складе, погружённый в странный полусон-полуявь…
Буй ждал своего часа.
Где-то за стенами склада наступал застой, который сменяла перестройка. Менялись правители, менялся мир. Падали старые флаги, поднимались новые. Друзья становились врагами, враги – заклятыми друзьями.
Буй ждал своего часа.
Мир умирал и рождался заново. Мучительно – с болью и кровью. Надмировой портной перекраивал границы стран и человеческих судеб. Где-то гремели войны и революции. Накатывались цунами, и земля тряслась по шкале Рихтера.
Буй ждал своего часа.
Для него не было времени – только периоды До и После. До – годы и десятилетия ожидания того, ради чего он был когда-то создан. После – только три часа жизни. Три часа, чтобы исполнить своё Предназначение.
Так здорово, когда у тебя есть Предназначение.
Так плохо, когда ты не можешь его исполнить…
Буй ждал своего часа.
Его братья уходили куда-то в неизвестность. Туда, откуда не возвращались – уходили исполнять своё Предназначение. Некоторые – слабые духом, начинали сомневаться, а есть ли оно вообще?
640239 не сомневался – он знал точно: Предназначение – не выдумка.
Буй ждал своего часа.
Где-то там – в невообразимой и непредставимой дали было нечто, что Создатели называли океаном. В его толще скользили огромные и страшные создания – Убийцы городов. В их чревах до поры до времени дремали мегатонны смерти, способные обратить в радиоактивную пыль половину континента. До поры до времени дремали.
До чёрной поры, до судного времени.
Буй ждал своего часа.
Создатели были непредставимо велики в своей мудрости. Они прознали об Убийцах. Они создали убийц Убийц – разных обликом и повадками смертоносных Охотников, которые должны были уничтожить монстров до того, как безумие отправит в фиолетовое небо огненные стрелы.
И они создали тех, кто должен был стать ушами Охотников в море слепоты.
Буй ждал своего часа.
И однажды он понял, что пришло его время.
640239 и десятки его братьев повезли куда-то далеко. Очень далеко. Даже дальше, чем далеко.
Были дороги и рельсы, грузовики и вагоны, вагоны и грузовики… А потом был самолёт и то, о чём раньше переговаривались лишь осторожным шёпотом, рассказывая, как невероятную историю.
640239 и ещё двадцать один его брат оказались в Кассете. А отсюда обычно был только в один путь…
Буй ждал своего часа.
И был полёт, и был ещё один полёт – навстречу вечности и тому, что наступает после. И была глубина внизу, и глубина наверху. И 640239 понял, что начались три часа за которые он должен успеть выполнить своё Предназначение.
Он слушал окружающие звуки, периодически откликаясь на запросы со сбросившего его самолёта. Слушал и ждал.
Ждал своего часа.
Где-то внутри шёл беспощадный обратный отсчёт, а час проходил за часом… И не было ничего – только ровный шум океана.
Казалось, что всё – жизнь прожита зря. И всё было зря. И надежды Создателей, возложенные на тебя, не оправдались…
Но тут в обычный хор океана вплёлся иной – чуждый звук.
640239 не знал этот звук. И поэтому сравнил его с теми, что заложили ему в память создатели…
Совпадение!
Экономить энергию больше не было нужды, и буй испустил в эфир сигнал обнаружения.
640239 не умел говорить на языке Создателей. Но если бы умел, то его крик звучал бы примерно так:
«Враг! Враг! Здесь – Враг!..»
Поначалу его голос звучал в одиночестве, но вскоре этот клич подхватили его братья, вместе с ним выброшенные с самолёта.
«Враг! Враг! Здесь – Враг! Враг! Враг! Здесь – Враг!..»
Вплетались в их хор голоса недавних противников, а нынче тоже – братьев.
«The Enemy is discovered! Here – enemy! The Enemy is discovered! Here – enemy!..»
Буи кричали сбросившим их самолётам. Кричали, захлёбываясь собственным криком и убивая себя – тратя бесценную энергию.
«The Enemy is discovered! Враг! Here – enemy! The Враг is discovered! Here – Враг!..»
Буй номер 640239 типа РГБ-1 понимал, что это – конец. В его гаснущем без энергии сознании таяли последние мысли…
…Создатели, наверное, и сами не знали, что всё, что выходит из их рук получает сознание и душу. Любая, даже самая простая вещь. Снаряд, трактор, корабль – что угодно. Каждый из них жил и умирал: кто всю жизнь исполняя своё Предназначение, а кто всю жизнь – ища его.