От кружки шел пар, пахло любимым Капитаном пуэром и горячим молоком.
Пилот слегка скривился, но промолчал. Ему хватало и обычного кофе из кухонного автомата: американо, без изысков. Лишь бы с сахаром.
Все равно это имитация, на борту отродясь не было ни чая, ни кофе, ни молока. Затейливая работа пищевых – и не только – синтезаторов создателей, способных сымитировать что угодно.
– Спасибо, Биолог! – расцвел Капитан, бережно принимая кружку. – Как тебе планета?
Вопрос был не самым умным, но не молчать же: по орбите Кеплер-316 корабль наматывал витки уже третьи сутки, первые впечатления схлынули, притупились в ходе работы с данными многочисленных датчиков, зондов, расшифровке сведений, время от времени озвучиваемых раскатистым баритоном Левы.
Бортовой искин тоже был творением руухе, как и весь корабль, но после тщательной настройки земными психологами, от человека в общении почти не отличался.
Вот и сейчас, перебив открывшую было рот Виту, компьютер громко заявил:
– Планетка – блеск! Атмосфера, температура, гравитация максимально близки к Земле, шеф. Высадка по плану, я надеюсь?
Капитан осторожно отхлебнул жирный соленый чай, поставил кружку на столик рядом с пультом. Точнее, не столик, а некий многоступенчатый наплыв теплого пластика: возможно, у руухе он служил местом жертвоприношений или подставкой под любимое растение – кто их знает. Но и для кружки место удобное. Тем более, что пустая потом оплывет, растворяясь в пластике, и исчезнет: корабль старался вовсю.
– Сегодня тридцать первое декабря, Лева. Отпразднуем, а числа первого-второго и спустимся. Ты сам там смотри, от океанских зондов информации маловато, да и горная цепь на экваторе пока толком не прощупана.
– Цивилизации там нет, шеф. Клянусь матерью всех транзисторов! Ничего сложнее амеб.
Пилот хрюкнул от смеха:
– В тебе нет транзисторов, парень. Нейрон-коллаген, псевдомозг и активный синтез.
Лева посопел, потом неохотно признался:
– Ну нет… Но это же не мешает ими клясться.
Люди – единственное, что было в рубке от Земли. Абстрактные наплывы, линии, выступы и впадины создавали впечатление картины безумного художника, эдакого Дали под веществами. Даже обзорный экран в самых неожиданных местах был покрыт кляксами, разводами и паутиной наложенного сверху рисунка.
Капитан допил чай, довольно вытер усы и пригладил ежик волос на макушке. Сейчас бы ту самую фуражку с разлапистым крабом кокарды, да трубку с крепким «берли»… Но все это пришлось оставить дома, жена попросила не позориться на корабле своими дикарскими привычками.
Через пару часов работы дневная задача была выполнена. С океанами оставался ряд вопросов, но – да. Ничего сложнее амеб так и не попалось.
– Ладно, команда… И Лева, естественно. По случаю приближения нового две тыща пятого года волею командира корабля и с разрешения Агентства – да-да, они согласовали – приказываю праздновать. Давай, мать транзисторов, запускай программу! Подарки в студию. Ну и следи пока сам за пространством, не мне тебя учить.
Искин хохотнул из невидимых динамиков.
Затем что-то негромко хлопнуло, сверху посыпались разноцветные блестки конфетти, экран с разводами облаков над голубой планетой померк, растворился в неровных стенах рубки. Вместо него вокруг людей возникла голограмма заснеженного поля, на самых краях которого, почти не различимый взглядом, темнел лес. Климатическая установка начала выстреливать в экипаж короткими залпами снежных зарядом, подул ветер.
Словно его порывом кресла экипажа развернуло и потащило друг к другу. Они – все трое – сидели теперь не за пультами управления и анализа данных, а вокруг грубо сколоченного деревянного стола посреди снежной феерии. Над головами неярко мерцал фонарь, от него конусом падал желтоватый свет позабытой на Земле лампочки накаливания.
На столе – к черту скатерти, ближе к природе! – искрились отблесками света бокалы, темнели бутылки с разноцветными этикетками, холодной сталью блестели ножи и вилки на белых пятнах тарелок. Стоящее посреди стола массивное блюдо парило жаром над крупно порезанными ломтями мяса, радовало глаз угловатыми веточками укропа, манило и звало к себе. Аромат рульки перебивал даже запах хвои от возникшей волей бортового компьютера нарядной елки чуть в стороне от стола. Мишура, гирлянды, цветные пятна игрушек – все было на месте.
Холода не чувствовалось, но обстановка пикника глубоко в зимнем лесу поражала воображение.
– Офигеть… – негромко сказал Пилот. – Как на даче у родителей. Только зимой туда не пробраться, дороги чистить дураков нет. Но если бы…
Он замолчал. Капитан довольно улыбался, глядя на команду: все-таки сюрприз. Праздник. Не как-нибудь там и – тем более – везде, понимать надо!
– Алкоголь же на борту запре…
– Сегодня – можно! – перебил Виту Капитан. – Два с половиной года летели, цель достигнута, праздник! Пилот, хорош таращиться, открывай шампань.
Где-то рядом, в темноте искусной иллюзии, довольно фыркнул Лева. К его незримому присутствию все давно привыкли.
Пилот взял бутылку и совершенно по-гусарски выпалил пробкой куда-то в заснеженный полумрак, умудрившись не пролить ни капли в дальнейшем: бокал Биолога, потом Капитану до краев, следя, чтобы не перелилась пена, а затем уже и себе.
Капитан встал, навис над столом, зажмуриваясь от удовольствия – мясо пахло божественно! – потом начал:
– От имени Земной Федерации, друзья мои, поздравляю вас с новым годом! Нас всех, даже Леву. Мы сейчас в дальнем космосе, мы – авангард нерушимого содружества людей и руухе, мы первые на… Гм. Над этой перспективной во всех отношениях планетой! И впереди нас ждет только череда открытий, свершения на благо разумных существ Вселенной. В этой связи, пользуясь случаем, в соответствии с давним договором Брежнева-Форда от одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года, а также благодаря данным мне руководством полномочиям…
Он слегла запутался в канцелярских оборотах, но что поделать – Цицерона из него не вышло. Зато командир корабля получился отменный.
Пилот сдерживал улыбку, покачивая бокалом и слушая Капитана. Вита широко раскрыла глаза, ее тонкие ноздри чуть вздрагивали от колючего аромата шампанского.
– Но даже в этот торжественный день, товарищи звездоплаватели, хочу напомнить о бдительности! Наши дорогие друзья, Ассамблея Руухе, не просто подарили нам все эти технологии и возможности, не даром приняли человечество как равноправного участника своей звездной одиссеи, нет-нет! Мы должны ежесекундно помнить о сверхзадаче, о поиске подходящих мест жизни для нас и наших могущественных друзей. И – найдя их – немедля известить Ассамблею о находках. В этом смысл нашей работы, нашей жизни. Некоторые, я подчеркиваю – некоторые – считают, что мы попали в услужение, как более отсталая раса, мы – почти дети по сравнению с… Но нет! Ибо…
Он окончательно запутался в словах. Смутился и опрокинул бокал в рот, залпом, словно хорошо охлажденную водку.
– С новым годом! – буркнул Капитан, садясь. – Где бы мы были, короче, если бы не руухе…
Остальные выпили не так жадно, как командир, но с чувством. Снежные хлопья падали на них, на стол, на горячее мясо, но не долетали, исчезая в последний момент.
Пилот разделал рульку и щедро набросал куски сочащегося жиром мяса на тарелки. Выпили еще раз, без тоста. Потом еще. Фонарь по-прежнему создавал уют, снежная равнина вокруг уходила в темноту, туда, к придуманному лесу.
– Я вполне могу вам показать, где бы и кем вы были сейчас, – неожиданно сказал Лева. Голос его звучал почему-то приглушенно, в словах сквозила грусть. – Простенькая задача. Убираем из жизненного пути Контакт – и все.
…давным-давно уже бывший капитан Метельский вытер вспотевшее лицо рукавом ватника. От стеганой ткани воняло, но уж лучше так: едкие соленые капли заливали глаза, щипали и мешали смотреть.
– Кончай волынить, Серега! – откуда-то сбоку рявкнул бригадир. – Родине нужен лес, а не ленивые заключенные.
И сказать нечего. Тем более, что говорить он не мастер.
Метельский вздохнул и потащил массивный крюк погрузчика к сложенной на просеке связке бревен, перетянутых толстой проволокой. Не дай Бог, рассыплются при подъеме, мяукнуть не успеешь. Так и похоронят, кровавой лепешкой. В лагере возиться с покойниками некому, красоту наводить.
Дизель погрузчика тарахтел рядом, обдавая смрадом выхлопных газов. Бригадир уже отошел, подгоняя кого-то другого. Цепь над крюком лязгала, с нее сыпались куски ржавчины, ледышки и кора от предыдущих бревен.
Седьмой год на зоне. Пусть для бывших сотрудников, пусть без изуверских зэковских понятий, но… Лагерь есть лагерь, никак не пионерский. Да и нет уже давно никаких пионеров, как Союз развалился, так и кончились. Теперь каждый сам за себя, а в ответ на «Будь готов!» отвечают «Ага, давай!», протягивая липкие ладошки.
Он вот так и влетел в девяносто восьмом, протянул… Взятка в особо крупном? А вы, сволочи, на капитанскую зарплату прожить не пробовали, особенно после кризиса, когда ее на четыре блока сигарет хватало?
Молчите тогда уж. Мол-чи-те.
Просто вас не поймали.
Налетевший ветер смахнул вонючий выхлоп погрузчика в сторону, немного подсушил мокрый лоб, но и только. Крюк зацепился за проволочную петлю, потащил бревна вверх. Метельский отскочил назад, поглядывая на качающиеся над головой стволы.
Снег, чертов мордовский снег под ногами, вытоптанный уже до блестящего катка сапогами зэков.
Он поскользнулся и плюхнулся на задницу. Хотелось откинуться на спину, закрыть глаза и помечтать о том, что все могло быть совсем не так. И не полтора года впереди этих долбаных стволов, крюков, выхлопных газов и мерзкой баланды, а что-то гораздо лучше, светлее, чище…
Звезды? Их здесь и не видно.
Капитан вздрогнул, машинально вытер совершенно сухой лоб рукавом форменной рубашки и открыл глаза: Пилот откинулся на спинку кресла, его трясло как в лихорадке. Руки били по столу, сметая вниз тарелки, недопитый бокал, звенели упавшие в темноту вилки-ножи.