– Не пойду я туда! Меня сожрут, ты один останешься, сам посуди.
Витек пожимает плечами: то ли соглашается с братом, то ли показывает, что нет разницы. На его чумазом лице с заострившимся за два дня носом застыло выражение обиды и печали. Пополам того и другого, да еще размазанная по щекам сажа.
– Давай я тебе расскажу что-нибудь? – Борька понимает, что нужно отвлечь младшего, пока опять плакать не начал. – Хочешь сказку?
– Про драконов? – предательски всхлипывает Витек. – Нет уж! Не хочу.
На глазах его выступают слезы, но он сдерживается. И брат ругаться начнет, да и толку здесь рыдать. Все ж правильно: только ждать помощи.
Два дня назад все было здорово: они вовсю наслаждались оставшимися каникулами. Речка, хоть и прохладная после недавних дождей и надоевшая за лето, рядом. Десять минут на великах, наперегонки. В лесу грибы начались. Дед все обещал с собой взять, а теперь…
Витек опять всхлипывает и вытирает нос рукавом. Если бы в своем подвале прятались, так там хоть варенья бабкины, картошка в ящиках, пусть старая, хоть испечь бы. Он проглатывает голодную слюну.
Нет там больше ничего.
Прятаться пришлось под развалинами сельской администрации, так уж вышло. Раньше над их головами ходили бы важные тетеньки с пышными прическами, стучали клавиатуры компьютеров, а в коридорах сидели привлеченные делами люди. Теперь там свалка из бревен, кусков шифера и остатков мебели. Пока бежали сюда, искали вход в подвал, успели разглядеть.
Борька который раз за эти дни достает телефон, включает и пытается поймать сеть. Интернет здесь в деревне раньше был медленный, а теперь никакого. Да что интернет, вместо палочек уровня доступа к сотовой связи – перечеркнутая пустая полоска. Как началось, так и нет связи. Он аккуратно выключает трубку, батарея посажена уже, а заряжать больше негде. И нечем.
– Вить… Попей водички, а? Я знаю, что невкусная и живот потом… Сам мучаюсь. Но не так есть хочется.
Землю заметно встряхивает, скрипят невидимые отсюда доски наверху, падает что-то тяжелое. Потом высоко над их подвалом раздается уже знакомый звук: шуршание, потом скрежет, как гвоздем по стеклу, затем редкие хлопки. Словно кто-то медленно-медленно аплодирует гигантскими ладонями в воздухе удачному спектаклю. Эдакий зритель в первом ряду.
Братья переглядываются, но молчат. Понятно, что это. Наслушались уже.
Слава Богу, из стены труба торчит, кран. Вода из речки, судя по вкусу, но без нее бы уже умерли. Брюхо крутит, понятно, дальний угол подвала весь загадили, но досюда вонь не дотягивает. Или костер перебивает?
– Опять летает… Борька! А в сказках же… Они огонь выдыхают, и все горит? Да?
– Еще чего не хватало! И так всю деревню разнесли… – Старший брат смотрит в костер, морщась от дыма. В глаза как песка сыпанули, да и есть охота не только Витьку. Сам голодный как волк. Как два волка. Как стая.
– Но у Никитки-дурачка дом-то сгорел? Я и подумал…
– Никитка – он и есть дурачок! Кто приволок из леса этого… Эту… Научное открытие! Ящерица с крыльями! Идиот он и больше ничего. А дом сам, небось, и поджег. С перепугу, как понял, что его открытие растет охренеть как.
– А дядя Миша, помнишь?..
Участковый один не поддался панике. Когда подобранная Никиткой непонятно где «ящерка с крыльями» за неделю вымахала в двухметрового гада и задрала корову, полицейский пытался ее застрелить. Патроны кончились, а потом и ему голову откусили. Жуть, конечно. Бабы орут вокруг, труп без башки, но в форме лежит, а Никитка смеется стоит. Чего с дурака взять? Потом пошел в доме заперся, видать, и правда поджег сам себя.
А его научное открытие участкового дожрало и как заорет! Такого здесь и не бывало. Да и не только здесь – а из-за реки ответный рев, и вот тогда это шарканье с хлопками ребята и услышали. Крылья у них здоровые, у драконов-то.
Дед, царствие ему небесное, один из первых сообразил. Витьку за руку и бежать. А Борису крикнул догонять. Но интересно же, вот старший и задержался, посмотрел, как они летели, как развернулись над деревней и начали снижаться. Почти над крышами затормозили, все пять. Или шесть? И крылья резко сложили, все разом.
Хлопнуло так, что уши заложило, а дома под ними разнесло, как взрывами. Снизу им этот… малыш кричит, надрывается, а они поднялись, новый заход, опять в воздухе где шифер летит, где кирпичи. А где и люди. В деда бревно угодило из стены, так его и на месте…
Витек на землю упал, руками голову закрыл. Борька когда подбежал, думал – и его тоже убило. Но нет, пошевелился. За шиворот и к дому его, а дома нет уже.
Глянул на это Борька, обернулся на сельсовет. Там подвал мощный, бетонированный. Иногда лазали с пацанами, курить там пробовали. Если где и можно спрятаться, только там. Сверху все порушено, да и наплевать. Пока бежали, видели как людей эта тварь рвала, что Никитка приютил, а над домом дурачка уже пламя полыхает и дым столбом. Страшно. Солнце яркое, в небе ни облака, и столб черный вверх. И люди на улицах валяются сломанными куклами. Так войну в кино показывают.
– Борька, а может ночью попробуем выбраться, а? Пока с голоду не свалились?
– Они и ночью летают, помнишь ведь.
– Ну да… – Витек прижал руки к животу и застонал. – Больно, блин. Сил нет!
Борька с жалостью посмотрел на брата. Молча: что тут скажешь? Потом все-таки встал и выбрал из оставшихся досок самую увесистую:
– Попробую выглянуть. Только тихо сиди, ясно?
Витек кивает, а на лице боль. Совсем ему плохо.
Старший поднимается по ступенькам к двери подвала, которую они тщательно закрыли за собой и, стараясь не скрипеть несмазанными петлями, осторожно приоткрывает. Закат уже. Воздух прозрачный и чистый, все же вонища у них там, внизу. И от костра, и… вообще.
Набирается смелости, проскальзывает в щель и выбирается наружу. Сверху нависают остатки крыши, перекошенные, смятые. Но ничего, еще пара шагов.
Нужна еда, остальное не важно.
Высоко в небе парят шесть драконов: пять крупных, а один – заметно меньше. И тишина стоит, слышно всех сверчков в округе. Ни собачьего лая, ни уже привычного за каникулы вечернего мычания коров. Только сверчки.
Борька стоит, приоткрыв рот, едва не выронив из руки палку. Но смотрит он не на мертвую деревню. Не на туманную хмарь вместо привычного леса за околицей. И даже не на водящих свои, одним им понятные хороводы драконов. Он смотрит на проявившиеся в небе, еще мутные как размытые фотографии, луны. Одну большую, синюю, с незнакомым рисунком, и две гораздо меньшие, с красноватым отливом.
Почему-то такое чувство, что никаких взрослых им с Витьком уже никогда не дождаться в этом новом чудном мире. Под темно-зеленым небом.
Слезы Луны
Андреев открыл дверь на крышу. Сначала прошелся по лестнице в небеса, выше крайнего двенадцатого этажа. Прислушался к тишине. Долго возился с замком, вышел под звезды. Крыша плоская, ограждение по краям и – почти пуста. Только сбоку, возле темнеющей будки лифта лежит что-то. Штабель досок или связка рубероида. Пара бочек. Ремонт? Не важно.
Это все не важно.
Соседние дома стоят рядом – протяни руку над пустотой и дотронься. Если руки длинные. Стены, балконы, окна, за которыми идет поздний ужин или смотрят телевизор. Пьют или спят. Множество чужих людей со своими жизнями, так похожими друг на друга.
– Я уже здесь… – выдыхает он в небо. Оно молчит.
Звезды давно неразговорчивы. Только в детстве казалось, что они что-то шепчут в ответ. Сейчас – нет. Уже давно и совсем нет. Андреев знает, что выглядит глупо, но его волнует не это. Он смотрит вверх, задрав голову. Над ним висит круглая сырная луна, с которой, как ему кажется, недовольно хмурится старик, собранный из всех этих морей грез и кратеров Ломоносова.
– Я пришел рассказать, как живу. Пожаловаться, не без этого… Тебе интересно?
Андреев долго молчит и только потом продолжает. Длинное некрасивое лицо его с крючковатым носом кривится.
– Она умерла… Совсем. Навсегда. И я теперь знаю, что делать. Я хочу разгадать секрет смерти. Что там, после того, как? Когда останавливается все, что жизнь. Мозг… Хотя какой у нее, к черту, мозг?! Сердце… Что там еще? Кровь сворачивается, да.
На слове «кровь» Андреева толкает внезапный порыв ветра. Бодает в грудь и неприятно холодит шею, словно колючим шарфом. Он не обращает внимания.
– Я же волшебник. Но не бог. Только боги знают, как оживить… Не я. Так хотя бы понять, что там. Если я пойму, я смогу написать…
– Слушай, кончай орать! – прерывает его недовольный хриплый голос. Как раз оттуда, из досок-бочек. – Люди спят. Еле нашел место поспокойнее, так и здесь дурак какой-то!
Андреев удивленно поворачивает голову. Достает фонарик и светит в направлении голоса. В прыгающем овале света шевелится нечто человекообразное. Бомж? Из-под груды грязных одеял, курток или подобной дряни выглядывает печеное яблоко лица. Дверь же заперта была, как он сюда…
– И в глаза не свети, сволочь! – Так же хрипло продолжает яблоко. – Мент, что ли?
– Да нет… – растерянно отвечает Андреев. – Волшебник я. Добрый. С луной вышел поговорить, с небом…
– Иди отсюда. Волшебник он… Или бутылку давай. Две. И стой тогда, сколько надо. – Бомж садится в своих тряпках. Порыв ветра доносит до Андреева гнетущую вонь – смесь мочи, перегара и немытого тела. – Чего встал? Два пузыря, говорю, и шамань тут до утра. Или уматывай!
Андреев растерянно молчит. Потом поднимает руки, растопыривает их, став похожим на птицу. Звезды над головой, до этого равнодушные ко всему, начинают мигать. Одна, вторая, вот уже десятками чуть гаснут и загораются ярче. Старик на Луне кривится еще сильнее: то ли тени так бегут, то ли не нравится ему происходящее. Порыв ветра закручивается вокруг Андреева, треплет волосы, рвет края одежды. Волшебник начинает крутиться на одном месте, как танцующий дервиш.
Звезды мигают над ним в странном ритме, сопровождая этот молчаливый танец.