Я смутилась от ее вопросов, не хотелось рассказывать, что произошло на открытии, поэтому ответила в общем: окончила школу, учусь в художественном колледже.
— Я всегда говорила твоей матери, что ты не только талантливая, но и сильная. И еще стала настоящей красавицей.
Пока я переваривала непривычную характеристику своей личности, повар (и официант в одном лице) внес серебряное блюдо под огромной крышкой. Мы освободили место в середине стола, и он поставил его перед нами. Потом взялся за пимпочку крышки и, выждав эффектную паузу, поднял ее. От еды поднимался густой пар, а когда он разошелся, оказалось, что на блюде выложены гигантские креветки, лобстер, крабы, кальмары и щупальца осьминогов, приготовленные на гриле, вперемежку с овощами, тоже поджаренными на гриле, от которых и исходил густой пар. Альбертина по-детски захлопала в ладоши.
Пока мы передавали друг другу тарелки и приборы, повар ушел на камбуз и вернулся с блюдом с ризотто и вторым с пастой с томатным соусом.
Еда была простая, как сама Альбертина. И мы ели, облизывали пальцы, подкладывали еще, отрывали куски от чиабатты, чокались бокалами и смеялись.
«Королеву тунцов» ощутимо качало.
— Не волнуйтесь, качать будет до Рима. Апрель — не лучший месяц для путешествий по морю, — сказала Альбертина.
— Кстати, тот молодой человек, который нас сюда вез, просил передать вам, что… забыл… Девочки, что он просил передать? — спросил папа.
— Э-э-э… привет, наверное, — ответила я, припомнив, что красавец, которого про себя я назвала Аполлоном, решил ничего не передавать.
— Ах, Аполлон… — задумчиво сказала Альбертина.
— Что? Его зовут Аполлон? — удивилась я вслух.
— Да. У его родителей пять детей, и каждого назвали как греческого бога. Даже Деметра есть.
— Почему не как римских богов? — поинтересовалась Мира.
— Не знаю. Наверное, думали, что так оригинальнее.
И мы продолжили есть, пить и болтать о еде, о погоде на море и жизни на яхте. Потом, когда блюда и тарелки опустели, я почувствовала себя неудобно: мы налетели на яхту, как голодные чайки, и сожрали кучу еды. Снова явился повар. Он собрал посуду, унес ее на камбуз и скоро вернулся с подносом, полным пирожных. Крошечные тарталетки с заварным кремом, шоколадные трюфели, кусочки кекса. Появился кофейник и чашки. Обычно немногословный, папа говорил не переставая, даже больше Альбертины. Они выпили уже прилично. Альбертина клевала носом от выпитого, а мы с Мирой — от усталости. Но папа ничего не замечал и рассказывал несмешные истории о жизни в Силиконовой долине. Когда я уже начала проваливаться в сон, Альбертина сказала:
— Думаю, пора пойти отдохнуть. Пожалуйста, не выходите на палубу в такую качку. Кстати, я взяла двух охранников в Неаполе. На всякий случай. Но мы скоро уже придем в марину Рима, вернее, в ближайшую марину. Там вас заберет машина… — Она потерла лицо. — Я буду у себя в спальне.
Альбертина ушла и прикрыла за собой дверь.
— Я тоже спать, — сказала я.
— И я, — откликнулась Мира.
Мы тяжело встали из-за стола. Качка добавляла неприятных ощущений — казалось, желудок бултыхается, как будто его открепили от того, на чем он обычно держится.
— Ты сообщил маме, где мы? — спросила я у папы. Впервые за последние несколько часов я подумала о маме и о том, что она беспокоится, и совесть слегка меня уколола.
— Нет, — откликнулся осоловевший папа. — Она тоже летит в Рим, мы решили, что лучше ей быть тут, с нами. Сейчас она где-то над Атлантикой. Вот как. Все ехали в Рим.
— Ты не пойдешь спать? — спросила я у него.
Папа отрицательно помотал головой.
— Нет. Переволновался. Посижу тут. Осталось часа три, в зависимости от погоды, — ответил он.
Когда я спустилась вниз, Мира уже спала. Дверь в ее каюту была открыта. Она лежала на боку, положив ладонь под щеку. Я тоже легла на кровать. Поводила пальцами по белью, по мягкому халату. Постель едва заметно пахла лемонграссом. Я протянула руку под подушку, чтобы посмотреть, ответил ли Ваня, но успела только дотронуться до телефона, потому что сразу уснула.
Глава 21,в которой происходит похищение, которого вы ждали
Всех на «Королеве тунцов» сморил сон. В своей каюте, отделанной в мавританском стиле, спала Альбертина. Несколько пестрых подушек упали на пол, когда яхту в очередной раз качнуло, но ее хозяйка не проснулась. У нее над головой раскачивались кисточки балдахина, натянутого на четыре столба по краям кровати.
В своей каюте этажом ниже спал капитан, оставивший руль помощнику. Иллюминатор в каюте был открыт и стукался то о стену, то о железную задвижку.
Спала Нина, успевшая лишь дотянуться до телефона. Она крепко сжимала его в руке, вздыхала и вздрагивала. Мира забралась под одеяло и, накрытая им, превратилась в сугроб, из-под которого торчала ее коротко остриженная голова. Она спала спокойно, безмятежно улыбалась. Но ей снился тревожный сон, в котором она убегала от кого-то неизвестного, не оглядываясь, в темноте и холоде. Ей было холодно и во сне, и в реальности, несмотря на халат и одеяло, поэтому она глубже зарывалась в них, пока снаружи не осталась только макушка.
Спала в своей каюте неаполитанка-горничная, неизменная спутница Альбертины на «Королеве тунцов». Стены комнатки она завесила фотографиями трех своих детей в младенчестве. Столик у кровати был заставлен сувенирами из всех портов, куда заходила яхта. На крючке на стене висело распятие с четками, они раскачивались, издавая приятное бряканье.
Не спали нанятые Альбертиной охранники. Они сидели в рубке позади помощника капитана и тихо обсуждали, как будут добираться из Рима обратно в Неаполь. Им хотелось вернуться к утру: завтра у обоих выходной, и можно было бы поспать до обеда, а потом выбраться с женами и детьми на прогулку.
Помощник капитана был опытным моряком, поэтому его не смутил приказ постоять у штурвала в часы, когда море стало неспокойным. Неискушенному в морских путешествиях человеку могло показаться, что на море настоящий шторм, но в действительности это был всего лишь ветер, раздувавший волны. Качка была неприятной, но не страшнее ям на дороге. Куда больше помощника беспокоила дымка, которая могла быстро, как бывает на море, превратиться в туман. Он запросил информацию у береговых служб, но оттуда ответили, что тумана не наблюдают, и он успокоился.
Повар тоже спал у себя. После ужина он попросил горничную заняться посудой, но та, по обыкновению, заявила, что сможет сделать это только через час. Он стерпел, не стал снова с ней ругаться, чтобы не слышали гости на борту. Иначе он в очередной раз повторил бы, что мытье посуды — ее обязанность, а она бы парировала, что она горничная, а не судомойка. На камбузе была посудомоечная машина, но, когда людей было много, вся посуда в нее не влезала и часть приходилось мыть вручную. Обычно в ходе спора они перемещались к Альбертине, и она обещала купить вторую посудомойку, но тут же забывала об этом. Повар быстро помыл все сам, проверил тесто и заготовки для раннего завтрака — хотел накормить гостей перед тем, как они сойдут в Риме, — и, потирая ноющую поясницу, отправился к себе. Он собирался прилечь минут на пятнадцать и снова вернуться на камбуз, но уснул, едва лег. Его каюта была ничем не примечательна, как будто он не жил здесь постоянно. На вешалке на стене висел белый костюм — брюки и пиджак. Ему редко удавалось надевать его, большую часть времени он суетился на камбузе в перепачканном фартуке.
Павел Валерьевич сражался со сном недолго. Он выпил кофе, попробовал пошагать по каюте, но из-за качки приходилось хвататься за мебель, чтобы не упасть, поэтому он снова сел. Ему казалось, что все закончилось. Что сейчас они спокойно доплывут до Рима и встретятся с этим сумасшедшим, все выяснят и решат, что делать. Главное — Нина спала этажом ниже, живая и здоровая, и он таял от гордости, что они с Сашей все так ловко придумали и дочь в безопасности, с ним, да еще и с охраной на борту. Павел Валерьевич сел обратно за стол, опустил голову на руки и уснул. От качки хлопковые салфетки с вышитым названием яхты ездили по столу туда-сюда, задевая его руки, но не будили. Помощник капитана тоже хотел спать, несмотря на пару эспрессо из кофемашины в рубке. Он зевал и встряхивал головой, но сон не уходил, а наоборот, спать хотелось больше и больше. Ветер, качка, низкое серое небо давили, успокаивали, убаюкивали. В такую погоду обычно хочется спать так, что легче сдаться, чем противостоять. Прогноз, к счастью, не обещал, что ветер усилится. Помощник думал о том, как попросить прибавку к зарплате. Он уже говорил с капитаном, однако тот считал, что повышение преждевременно. Но помощник не отчаялся и решил поговорить с хозяйкой. Он предпринимал попытки всю последнюю неделю, но, когда в свои свободные минуты появлялся в гостиной или на палубе, хозяйка то говорила по телефону, то общалась с гостями, то была слишком пьяна, чтобы обсуждать такой вопрос. Впрочем, помощник не торопился. Он жил на роскошной яхте, где их отлично кормил добрый, хоть и ворчливый повар. И добрая, хоть и сварливая горничная прибиралась в его каюте, а грязную одежду уносила и через день возвращала чистой. Он улыбался — у него все было хорошо.
Вдруг он заметил, как по правому борту из сумеречного тумана показался катер береговой охраны и, мигая огнями и пробивая себе путь в темноте мощным прожектором, приближался к яхте. Он, казалось, шел на таран, поэтому помощник, догадавшись, что тут что-то не так, стал сбавлять ход. Охранники, сидевшие за его спиной, подскочили.
— Что случилось? Почему сбавляете ход?
— Ничего страшного, — ответил он им. — Опять береговая охрана, у нас с ними плохие отношения. Сейчас выясним. Такое бывает.
Он разбудил капитана по рации, сообщил, что катер береговой охраны снова что-то от них хочет.
— Я же говорил этим идиотам, чтобы они оставили нас в покое, у нас есть все разрешения! — рявкнул в ответ капитан, недовольный тем, что его разбудили.