— Справиться-то вы, может, и справитесь. А вот отпустят ли вас родители?
Михаил молчал.
— Понятно, — кивнул капитан. — Тайком хотели? Милое дело. Я сам, когда мне лет девять было, словно «морской волчонок» Майн-Рида спрятался в трюме рыбацкой шаланды.
— Ну, и?.. — округлил глаза Женька.
— Вернули, — весело ответил капитан. — С моря вернули, а на берегу выпороли. Я это к чему, — посерьезнел он. — Вот вы все вроде бы продумали. А ведь вас через первый же шлюз на Волго-Донском канале не пропустят. Кто да что? Право на вождение? Откуда и куда, господа?
Михаил продолжал угрюмо молчать.
— Представь,— сказал капитан.— На Волге такое судоходство! Если все, ну, пусть не все, а такие, как вы, начнут по ней рейсовать — половина пароходов на мели сядет.
— Мы же днем, — промямлил Михаил. — А если ночью, то мы зажжем топовые огни на мачте.
— Топовые... Утоповые, — проворчал капитан. — У меня к вам предложение.
Михаил недоверчиво посмотрел на него. — Вместе пойдем. Я с вами. И отца Евгения я хорошо знаю. Думаю, что и он согласится.
— Мы сами хотели. А так — неинтересно,—разочарованно хмыкнул Михаил, хотя Женька шипел: «Соглашайся! Соглашайся!»
— Ты неправильно понял, капитан. Мы свою яхту соорудим. И будем идти у вас в кильватере.
— Ну, это еще куда ни шло, — повеселел Михаил. — Мы сами по себе? А вы сами по себе?
— Конечно. Только шлюзоваться вместе будем и стоянки будут общие на берегу.
— А вы не передумаете за два-то года? — прищурился Михаил.
— Если я сейчас не передумал, то через два года и подавно. Во-первых, вы значительно подрастете. Во-вторых, опыта поднаберетесь.
А в-третьих...
— А в-третьих, — взволнованно перебил капитана Женька, — маму мою с собой не берите! Она меня сразу в вашу яхту пересадит!
— Обещаю, — заулыбался капитан. — Постараюсь.
— Обещаете или постараетесь? — наседал Женька.
— Обещаю постараться, — ответил капитан.
— Не знаю даже... — вздохнул Михаил.
— Ты о плавании «Ра» слышал? — вдруг спросил капитан.
— Слышал и видел... по телевизору, — сказал Михаил. — А что?
— У них рация была?
— Была.
— Считай, что мы будем вроде бы вашей «рацией» — на всякий случай. И в Азовском море, и на Волге, уж не говоря о Ладожском озере и Финском заливе, очень неспокойно бывает. Подаете «SOS», мы тут как тут. Я не о тебе беспокоюсь, а о твоей команде, — подчеркнул капитан.
— Ладно, — снова вздохнул Михаил. — Согласен. — И хитро спросил:— А как же пятнадцатилетний капитан у Жюля Верна?
— Так тебе же пятнадцать будет, а команде твоей лишь по одиннадцать-двенадцать, — в тон ему заметил капитан.
На это Михаил не нашелся что ответить, зато он сказал другое:
— Ни за что бы не согласился, если б... — и умолк.
— Если б что? — переспросил капитан.
— Не подумал я, что вернуть нас с пути могут, да и в шлюзы не пустят.
— Плохой ты капитан, значит, если все не продумал.
— Он постарается хорошим стать, — торопливо вставил Женька.
— До свидания, — капитан попрощался с ребятами за руку.
— Правда ж, я не предатель? — просиял Женька.
— Ты не предатель, ты — болтун, — сказал Михаил. — А может, и к лучшему... Поживем — увидим.
— Ну, да, — не понял его Женька. — Еще до Олимпиады ох сколько!
Первая неспортивная мечта Бориса
«Нас принимают в команду,— размечтался Борис.— Строим шлюпку вместе. Мишка парусам нас обучит... «На свою голову», — хихикает Хихикало. «А потом... — продолжал Борис, — мы захватим шлюпку...»
Ах, эти мечты! Воображение Бориса рисует удивительные картины. Отчаливает шлюпка от берега, нет, не шлюпка, а стройная бригантина с многоэтажными парусами. Важно крутит штурвал Борис, Михаил прокладывает курс по карте, Женька и Мошкины драют швабрами палубу, а Молчун и Хихикало — впередсмотрящие. Но вот они смотрят назад, а не вперед. Борис подает им знак. Мгновение — Молчун и Хихикало, юркнув в капитанскую рубку, появляются каждый в пиратской треуголке, охотничьих ботфортах, с музейными кремневыми пистолетами в руках.
Борис тоже преображается! В шляпе с огненно-красным пером, с черной повязкой, закрывающей правый (нет, лучше левый) глаз, с тремя кремневыми пистолетами за поясом, он высоко поднимает вверх кривую абордажную саблю.
«Бунт на корабле! — мужественным голосом вопит он. — Всех за борт!»
Воткнув саблю в палубу, он набрасывает ковбойское лассо на перетрусившего Михаила. Рывок — и Михаил шлепается у ног Бориса. Раз-два-три! — Михаил спеленут лассо с ног до головы, туго, витком к витку. Четыре-пять! — Борис, разжав витки веревки своими стальными пальцами, выхватывает у Михаила заветную пробирку с «нитроглицерином». Пробирка летит далеко в море. Ужасающий взрыв! Всплывают оглушенные акулы Черного моря — катраны.
Мошкины, опомнившись, срывают с противопожарного щита топоры. Бах!.. Бах!..—меткие выстрелы Молчуна и Хихикало выбивают топоры из рук кровожадных близнецов. Женька, тоже опомнившись, выхватывает из тайника охотничью двустволку. Бабах!—оглушительный выстрел Бориса расщепляет стволы ружья в разные стороны. (Стволы аж загибаются, как баранки!) «Пощадите! — умоляют Женька и Мошкины, встав на колени. — Мы больше не будем!» По щекам у них могучими ручьями текут слезы!
«Всех за борт! — вновь мужественно вопит Борис, ловко рассекая саблей лассо, опутывающее Михаила. — А то еще утонет, отвечай за него!»
Хихикало и Молчун сталкивают Женьку и Михаила за борт. (До берега рядом — доплывут!) Мошкины затряслись от страха, когда Борис решительно направился к ним, заложив обе руки за пояс, — и спрыгнули за борт сами. (Нет, пусть лучше Мошкины останутся!)
«Сюда!» — командует Борис, бросая им в воду конец каната.
Мошкины послушно карабкаются на борт. (Они будут шкоты травить! Работать!)
Мошкины вовсю работают с парусами, а Борис и компания, удобно развалившись в шезлонгах, загорают на солнышке, потягивая лимонад из бутылок. И внимательно изучают курс, проложенный Михаилом на карте. (Стрелка указывает на необитаемый остров — атолл, когда-то открытый пиратами, а потом Михаилом, который раскопал эту карту в московской библиотеке, потому что дуракам — счастье! А иначе куда ж он собрался плыть?! «Напавтал»? Значит, «На пиратский атолл в тайной лагуне».)
Как это удалось разгадать Борису, не очень-то любившему читать книги? Совсем недавно он листал дома со скуки журнал «Вокруг света», оставленный кем-то из жильцов. И вдруг наткнулся на статью о пиратах. И как-то получилось, что внимание его привлекли слова: «пираты», «атолл», «тайна», «лагуна»... Вот так и совпало внезапно: «На пиратский атолл в тайной лагуне». Из статьи Борис понял, что атолл — это узкий коралловый остров в виде слегка надорванной баранки. А лагуна — это бухта внутри атолла. Пираты любили прятать сокровища на разных атоллах, по берегам лагун!
Но продолжим рассказ о мечте Бориса... Через месяц-другой...
«Земля!» — впервые в жизни говорит Молчун, завидевший с грот-мачты атолл, покрытый пальмами (банановыми).
Корабль бросает якорь в лагуне. (Якорь бросают Мошкины, он тяжелый!) Салют из пушки! (Если удастся ее стянуть со двора краеведческого музея, где она напрасно ржавеет!) И на берег! Ура!
На атолле живут гигантские черепахи, пальмовые крабы, одичавшие свиньи, когда-то завезенные пиратами. И нет ни одной школы! (Необитаемый остров-то).
— А еще, — рассказывал потом о своих мечтах Борис дружкам,— там две развалины: одна — старая крепость с глубокими подвалами и с подземным ходом, а еще — изба, окруженная частоколом, как в фильме «Остров сокровищ»! Живи — не хочу!
— Еще как хочу! — загорелся Хихикало, а Молчун весело кивнул.
— Сокровищ никаких мы, конечно, не найдем, — продолжал Борис,— врать не буду. Ну, разве что в избе —куча пиратского оружия, сабли там, шпаги с драгоценными рукоятками из бриллиантов, изумрудов и плексигласа. Зато в подвалах крепости — старинные бочки с напитками! Лимонад, крюшон, квас — пятисотлетний! Вкусные, ох!..
Хихикало и Молчун мечтательно задумались: ешь себе дикий виноград, втрое крупнее домашнего, пей из старинных кружек смешанный с лимонадом крюшон, а с крюшоном — квас, а с квасом — вкуснейший напиток «Компот венгерский», играй себе в домино — красота!
...Борис, Молчун и Хихикало сидели на песке за каменистой грядой и зачарованно смотрели друг на друга, не видя друг друга.
— А Фантомас? — очнулся Хихикало, взглянув на Молчуна.
— Возьмем с собой, — сказал, остывая, Борис. — Во с какой костью бегать будет! — и широко, до предела, растопырил руки.
Борис и Хихикало помолчали. Молчун тоже «помолчал». Когда он хотел что-то сказать, у него были особенные глаза и вообще такой вид, что можно было подумать: он говорит, а не молчит. Это сразу чувствовалось. Он и в школе-то не говорил, характер такой, как определили врачи-психиатры, к которым водили его родители — любители поговорить. В школе он отвечал на вопросы учителей только письменно. По всем предметам. А поскольку он делал много ошибок, запятая не там или слово «прибавить» написано «пребавить», то ему все время снижали любую отметку на «единицу». Его напугала в детстве большая собака, и он не «захотел» с тех пор разговаривать. Очень боялся, что заикаться будет. И поэтому не решался. И заставить его никто не мог. Ребята считали его умным за молчание, а он и в самом деле был вовсе не глуп. Когда родители по совету врача купили ему огромного пса, надеясь, что это его излечит (клин, как говорится, вышибают кликом), он, даже молча, так воспитал собаку, что она слушалась Малейшего движения его бровей — а это не каждый сумеет!
— ...Ну а потом в Капитанскую бухту поплывем, в Голубой залив,— грустно сказал Борис, глядя на бурливое море. — Или еще в какую... — вспомнил он разговоры, подслушанные под шлюпкой.
— А потом чего? — спросил Хихикало. Молчун кивнул.
— А ничего! — вскипел Борис. — В домино и здесь играть можно!