– Под ноги смотрите. Ступеньки узкие.
Горели такие же лампы, только расстояние между ними было больше. Свернув налево, братья очутились в лишенном окон подвальном помещении, уставленном аккуратно подписанными коробками и другими вещами, слишком большими или неподходящей формы, чтобы хранить их на полках. Вещи эти были упакованы в пакеты, обернуты целлофаном или брезентом. Спереди на них были наклеены четко отпечатанные ярлыки. Помещение тянулось через все здание. В дальнем конце угол слева был огорожен металлической решеткой до самого потолка. Пока шериф выбирал очередной ключ, Сэм и Дин проверили, нет ли в подвале камер наблюдения, и увидели несколько штук на потолке. Наверное, запись просматривалась на компьютере сверху.
– Вот, – слишком громко сказал шериф.
Сэм благодарно кивнул.
– Мы, вероятно, задержимся, – сказал он. – Вам не обязательно с нами нянчиться.
– Мне не в тягость, – отозвался шериф. – Но вообще-то обязательно. Такова процедура. Простите, ребята. Ничего личного.
– Ну да, – огрызнулся Дин. – Вообще ничего личного.
Шериф Томпсон молча привалился к открытой двери, заложил ногу за ногу и неплотно скрестил руки на груди, как, похоже, делал нередко. Расслабленная поза была обманчива – он пристально наблюдал. В уголке рта пряталась едва заметная кривая улыбка.
Отгороженный отсек оказался широким. Дин и Сэм медленно шагали по центральному проходу. Скрыться от внимательного взгляда шерифа Томпсона было негде. На полках стояли коробки и пакеты, тщательно помеченные в одинаковом формате: дата, имя и фамилия, род дела и краткая опись содержимого. Сэм заметил на множестве предметов пометку «пропавший без вести», но придержал свое наблюдение при себе.
– А что там в глубине? – внезапно спросил Дин.
Сэм, который как раз читал очередной ярлык с той же надписью, посмотрел в указанном братом направлении.
Шериф Томпсон не сдвинулся с места.
– Мусор, – невыразительно отозвался он. – Всякая фигня, которую мы подбираем на обочинах и не можем установить владельца. Кидаем ее туда, храним некоторое время…
– Какое именно время? – перебил Сэм.
Шериф дернул плечом, ясно давая понять, что ему пофиг.
– Полгода, не больше. Места нет. Если за полгода владелец не вернулся за вещами, то, скорее всего, уже и не вернется.
Братья удивленно переглянулись. Они промолчали, но обоим показалось, что объяснение звучит нелепо. Если вещь найдена на обочине, вовсе не обязательно, что ее просто потеряли. Что, если кого-то убили в лесу и труп пролежал ненайденным пару лет? Каждая вещь в этой разномастной куче может быть уликой. Но если они скажут что-нибудь, кирпичная стена между ними и шерифом станет только выше.
– И что, не было такого, чтобы кто-нибудь вернулся за потерянным через год или два? – все-таки не выдержал Дин. – Например, какая-нибудь семья оставила тут что-нибудь во время прошлогоднего отпуска.
– Черт, – пробормотал Сэм. – Опять шнурок развязался.
Опустившись на колено, он принялся сражаться со шнурками.
– Не-а, – шериф встретился с Дином взглядом. – Ни единого раза.
Сэм поднялся.
– Что ж, полагаю, смотреть тут особо не на что, агент Тейлор, так что давайте на выход. – Он повернулся к шерифу. – Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы мы вернулись, если нам потребуется что-нибудь еще?
Шериф Томпсон опустил руки.
– Нисколько. Заходите в любое время.
– Только не говори, что ты купился на его брехню про полгода, – сказал Дин Сэму, когда они залезали в машину.
– Ни на мгновение, – отозвался Сэм. – Но я не увидел ничего, что могло бы принадлежать конкретно девочкам Диц. И подумал, что он найдет какой-нибудь предлог выставить нас оттуда, если мы начнем тщательно все пересматривать.
– Одинаковых рюкзаков я не видел, – сказал Дин. – Они же близнецы, правильно? У них разве не должны быть одинаковые вещи?
– Возможно, – отозвался Сэм. – Но я сумел прихватить вот что.
Он показал Дину маленькую круглую подвеску – хорошенький розовый череп на красном фоне и блестящие розовые стразики по краю.
– Что это? – спросил Дин.
– Часть брелока для ключей, полагаю. Я сунул пальцы сквозь решетку и сдернул его с рюкзака, пока завязывал шнурки. Рюкзак был впереди, словно его положили туда недавно. Может, Киннамон Эллисон сможет с ним поработать, – Сэм спрятал брелок и достал телефон. – Я еще сделал пару фоток всех вещей. Исподтишка, поэтому качество не фонтан, да и освещение там фиговое. Но что есть, то есть.
– Хорошо, – сказал Дин. – Тогда поехали к Киннамон.
Глава 12
Бо Пайл безмятежно сидел в объединенной баптистской церкви Плезант Юнион примерно на середине прохода и точнехонько в центре скамей по правой стороне. Никто не замечал его, никто не обращал на него никакого внимания. Да, все знали, разумеется, что он владеет магазином «Пещерное Буйство», но и все на этом.
По крайней мере, так он говорил себе каждый день.
Он посещал эту церковь больше семи десятков лет, а его родители, их родители, прабабушки и прадедушки были похоронены на маленьком кладбище неподалеку. Увы, в памяти горожан остались не те замечательные люди из прежних поколений его семьи. О нет, все помнили прежде всего шального парня, который сбежал с младшей сестрой своей же подружки, бойкой проказницей на десять лет его моложе.
Одна ошибка – и вся жизнь насмарку.
Образ Бренды Эллисон с ее непослушными темными кудрями, ниспадающими на плечи, и блестящими зелеными глазами до сих пор преследовал его. Не в хорошем смысле.
Его тогда вели разбушевавшиеся гормоны, как обычного дурного пацана, который даже не задумывается о будущем. Хуже всего, будущее лежало прямо перед ним, у него в руках – Киннамон. Банально было бы сказать, что ее красота меркла по сравнению с внешностью младшей сестры, к тому же неверно. Да, рядом с Брендой Киннамон в самом деле казалась невидимкой. Бренда заслоняла хрупкий теплящийся огонек Киннамон, как большой костер перекрывает красный тлеющий отблеск углей в жаровне для барбекю. Но как всегда бывает с тем, что просто разрывается от великолепия, свет Бренды быстро потух, когда они сбежали и поженились. А глубоко в сердце и душе Бо остался милый огонек Киннамон.
Сильный. Ровный. Негаснущий.
Через пару лет они с Брендой вернулись в Браунсдейл, гордые и непокорные. Какая разница, что думали горожане? Какая разница, что думали родители? Его родители со временем их простили, разумеется, а потом и ее родители тоже. Но их любовь оказалась всего лишь страстью, а страсть – мимолетное чувство и плохой фундамент для долгих прочных отношений. По фундаменту пошли трещины, становясь все шире, и дом развалился.
И вот спустя примерно пятьдесят лет Бо сидел в церкви и слушал проповедника. Рядом с ним сидело лишь сожаление. Не Бренда, с которой они так и не завели детей и не общались со времен развода около сорока лет назад. И уж точно не Киннамон, в которой он слишком поздно признал единственную настоящую любовь всей своей жизни. О, она была достаточно вежлива. Он даже извинился, открыл ей сердце и признал свою ужасную ошибку. Без толку. Он понимал, что она больше никогда не станет ему доверять. А если люди в Браунсдейле до сих пор судачат о них, каких размеров достигнут сплетни, случись им снова сойтись?
В Бо осталось достаточно от него тогдашнего, двадцатипятилетнего беглеца, чтобы на все наплевать, но Киннамон не такая, она не вытерпит подобного. Вот так закончился род Пайлов, и Эллисон тоже. Ни одна из девочек Эллисон не родила детей, а он остался последним сыном в своей семье.
Что о нем думают в городе? Несложно угадать. Они видят старого дурня, который упустил свое будущее и теперь расплачивается за это каждый день.
Старый дурень.
Это мнение Бо вполне устраивало: его собственное было куда хуже. Бренда давно уехала, так что ей все равно, она никогда больше не увидит этих людей. Она даже сестру не навещала.
Но Киннамон…
Он не был настолько дряхлым и слабоумным, чтобы не замечать, как смотрят на нее другие женщины. Эти их взгляды а-ля «Как ты могла так опростоволоситься?». Уйма лет прошла, но старые подружки до сих пор судачили у нее за спиной. Злобные, стервозные старушенции, но что ты с ними сделаешь? И он, Бо Пайл, дал им тему для пересудов.
Господи, что же он натворил!
Наконец, служба закончилась. Бо вернул Библию на полочку и забрал свою шляпу. Он не стал пожимать руку проповеднику и болтать с другими прихожанами. Людей, которые это делают, замечают, а Бо хотел остаться незамеченным. Он не видел Киннамон, но знал, что она тоже здесь. Их семьи всегда ходили в эту церковь. Собственно, здесь они и познакомились, когда еще были школьниками. Знакомство, обреченное перерасти в детский роман и закончиться катастрофой. Она, наверное, где-то сзади, на предпоследнем ряду, чтобы иметь возможность выйти, едва с губ проповедника сорвутся слова: «Ступайте с миром, хорошего вам дня». Когда большинство прихожан выйдут на улицу, она уже отъедет от парковки. Эта мысль, как всегда, всколыхнула стыд в груди. Так много времени прошло, а боль в сердце по-прежнему свежа. Неужели она никогда не стихнет?
Солнце уже не светило. Бо щурился от мелкой мороси. Он опустил глаза, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Кто-то окликнул его, но издалека, так что можно было притвориться, будто он не расслышал. Он прибавил шагу, чтобы добраться до машины прежде, чем его позовут снова. Если кому-то так уж понадобилось поговорить с ним, его номер есть в телефонной книге.
Еще Бо думал о двойняшках. Они не должны были пропасть. Да, они не были местными, но они были почти свои, а теперь вокруг разгуливают фэбээровцы. Что предпринял шериф Томпсон? Это не должно было произойти, никогда. Бродяги, автостопщики, время от времени даже случайный муж, сбежавший с любовницей… Из-за них он тоже чувствовал себя виноватым, но и близко не в такой степени, как из-за девочек. Вина никогда не исчезала, но он был беспомощен в ее тени… Ему суждено было нести эту ношу точно так же, как его отцу, деду и остальным предкам вплоть до первых поселенцев округа Эдвардсон, когда эти места еще были безымянными. Он жил со стыдом и грехом, потому что другого выбора не было, не было другого способа защитить город и его жителей от голодного нечто, живущего глубоко в пещере.