Креветки, решила Киннамон. Что-нибудь необычное. Она вытащила из морозильника двести граммов замороженных креветок и бросила их в дуршлаг, затем поставила дуршлаг под холодную воду, чтобы креветки оттаяли. Прихватив еще один дуршлаг, она вышла на задний двор, где не спеша проинспектировала садик и собрала несколько чашек золотистых виноградных помидоров и щедрую горсть ананасового шалфея. Вернувшись в дом, она достала из холодильника остальные ингредиенты, вытащила из буфета коробку макарон и поставила на плиту кастрюлю с подсоленной водой.
Пока вода грелась, она достала большую разделочную доску и положила ее на стол. Собрав все необходимое, она села за стол и приготовилась нарезать ингредиенты. Сперва она…
Чернота.
Где она? Она ничего не видела, даже собственной руки перед лицом. Да, рука здесь – пальцы, ощупывают лицо, нос, подбородок. Она умерла? Потеряла сознание? Нет, не может быть, иначе она бы не… что? Не осознавала бы себя?
Киннамон осторожно вытянула руки, сначала вперед, потом в стороны… Пустота. Накатило сильное головокружение, и Киннамон опустилась – осторожно – на колени. Что, если она наклонилась и ничего не почувствовала, а теперь просто продолжает падать, вечно? Что если сейчас она парит в каком-то вечном забвении?
Но нет – под ней оказалась земля, зернистая, усыпанная мелкой крошкой и камнями побольше. Еще тут было зябко: от холодного воздуха вокруг по рукам и груди побежали мурашки. По крайней мере, земля успокоила ее, отогнала мысль о том, что она падает в ад или куда-то в таком духе.
Киннамон склонила голову набок, прислушиваясь. Но не услышала ни звука, кроме собственного ровного дыхания. Она не чувствовала паники или страха, только любопытство, поэтому через несколько мгновений встала на четвереньки и осторожно поползла вперед, ощупывая пространство перед собой, чтобы убедиться, что там твердая земля.
Туннель – если это был туннель – тянулся, казалось, целую вечность. Она продолжала путь, не зная, есть ли еще какой-то выбор, кроме как сдаться, но постепенно замедлилась, а затем полностью остановилась.
– Это просто смешно, – сказала она вслух.
Или, по крайней мере, подумала, что сказала. Она услышала эти слова в своем сознании, но в них не было материальности, как будто она сидела на возвышении в бескрайней черной пустоте. Киннамон уже почти решила, что спит и видит сон, когда в темноте послышались голоса – юные, но уже не совсем детские. Шепот и хихиканье. Где-то в темноте разговаривали девочки.
Девочки?
Внезапно Киннамон изо всех сил рванулась вперед. Боль пронзила колени и ладони, когда она обшаривала землю уже отнюдь не так осторожно, как раньше.
– Эй! – крикнула она. – Пожалуйста, остановитесь! Где вы?
Но невидимые девушки только смеялись и болтали. Кажется, радостно, но так далеко, что не расслышать слов. Киннамон не сомневалась, что это близнецы Диц – кто же еще? – и она поползла еще быстрее, не обращая внимания на острые камни, вонзающиеся в тонкую кожу колен, и болезненные порезы на ладонях.
– Эй! – снова закричала она, а потом земля ушла из-под ног.
Киннамон замахала руками в пустоте и покатилась, отскакивая от невидимых стен, но не чувствуя боли от ударов. Жжение в коленях и ладонях тоже исчезло – вместе с поверхностью, по которой она ползла. Она знала, что переворачивается, потому что чувствовала нарастающее головокружение, как будто ей завязали глаза и усадили на один из карнавальных аттракционов, которые всегда вызывали у нее тошноту.
Потом появились огни – они вспыхивали то тут, то там в пустоте вокруг нее, мерцающие, как тусклые звезды над раскачивающимися от ветра ветвями дерева. Наконец, падение прекратилось. Секунд десять – или целый год? – все, чего ей хотелось, это плыть, невесомо и мирно парить сквозь ничто. Неужели она умерла? Так выглядит рай, ад или пустота между ними? Она не чувствовала ни боли, ни слез, ни страха. Все было хорошо, она могла бы провести так вечность…
Но потом она снова начала кружиться.
Снова и снова, все сильнее и сильнее, пока ей не захотелось умереть, потерять сознание, сделать все, чтобы это прекратилось. Одновременно пришло ощущение падения, стремительного падения к чему-то неведомому, находящемуся так далеко внизу, что она просто не могла представить эту глубину.
Внезапно воображаемые звезды над головой погасли, и чернота начала светлеть, мало-помалу превращаясь во что-то, напоминающее тени, отбрасываемые пляшущими отблесками костра. Она ударилась о землю – если это действительно была земля – с сокрушительным звуком. Глаза, до этого плотно зажмуренные, распахнулись. Падение так оглушило ее, что она поначалу не могла дышать и была уверена, что переломала все кости. Но боли все равно не было.
Теперь она почувствовала землю под собой, прежнюю поверхность, состоящую из песка и крошечных камешков. Она заставила себя сесть и огляделась. Здесь, внизу, в этой пещере – или где она очутилась, – у дальней стены горел огонь. Вокруг, производя впечатление лишь силуэтов между ней и пламенем, расположились фигуры. Низкорослые, плотные, некоторые сгорбленные – они совсем не походили на людей.
Чем бы ни были эти твари, они не замечали ее присутствия. Она сидела тихо – по крайней мере, достаточно тихо, чтобы они не расслышали ее за шумом, который производили сами. Что за ужасные звуки? Ворчание, треск… чавканье. Надо выбираться отсюда. Подальше от этих существ, этих зверей, пока они ее не заметили. Но как? Она даже не знала, где именно находится.
Наверное, она в пещере – единственное возможное объяснение. Киннамон начала медленно отползать, ощупывая пол и затаив дыхание. Но тут ее ладонь опустилась на камень, который был крупнее и глаже остальных. И какой-то странной формы, слишком длинный. Машинально оглянувшись, в совсем слабом свете костра, который теперь пылал в добром десятке метров, она увидела, что ее пальцы лежат на кости какого-то животного.
Нет, вовсе не животного. На человеческой кости. Рядом валялись и другие, много, усыпали пол и кучами громоздились вдоль стен. Их было ужасно много. И невольно, несмотря на все усилия остаться незамеченной, она изумленно вскрикнула. Крик – в отличие от недавних попыток заговорить – вышел на удивление громкий.
Этого оказалось достаточно. Она бросила взгляд на силуэты у костра и увидела, что все они развернулись и замерли.
А потом двинулись к ней.
Охвативший ее страх можно было описать лишь словом «парализующий». Киннамон завалилась на спину, не в силах шевельнуться, дышать или бежать. Она могла только беспомощно лежать, пока неизвестные твари, черные силуэты на фоне огня, молча приблизились и нависли над ней.
Киннамон Эллисон, взвизгнув, пришла в себя. Она снова была в кухне, на том же самом стуле, на который уселась, прежде чем… что? Потеряла сознание? Она все еще держала в руке нож, которым собиралась нарезать овощи, и только теперь выронила его на стол. Пальцы похолодели и не гнулись, словно она сжимала нож несколько часов. Проведя ладонью по лбу, она обнаружила, что на коже выступил холодный пот. Сердце бешено колотилось, и Киннамон глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Пахло нагретым металлом, и, взглянув на плиту, она увидела, что вода для макарон полностью выкипела.
Киннамон встала, чтобы подойти к плите, и едва не упала, так ослабели ноги. Кухонные часы подтвердили, что она, должно быть, пробыла в этом странном состоянии не один час. Она точно не помнила, когда начала готовить, но вода успела выкипеть, а лук-порей на разделочной доске – заветриться.
Ну и пусть. Все равно аппетит полностью исчез.
Киннамон выключила плиту, оставила кастрюлю остывать и убрала всё, что выложила на стол, решив приготовить задуманное завтра вечером. Потом она сделала то, что не делала почти никогда, – налила себе щедрую порцию портвейна из бутылки, которую держала в буфете для исключительно редких случаев, когда приходили гости. Взяв стакан, она устроилась было в кресле-качалке в гостиной, но спустя несколько секунд перебралась в другое кресло, потому что движения качалки напомнили ей о том, как она падала в видении. Она бы вышла на улицу, но там не дадут покоя комары. К счастью, прибежали кошки и свернулись в ногах, успокаивая своим присутствием.
Киннамон смотрела перед собой неподвижным взглядом, пыталась понять, что именно увидела у себя в голове, и, прежде всего, откуда взялись видения. Догадаться было несложно: ясное дело, из-за девочек. Наверное, это их голоса она слышала далеко впереди, хотя раньше девочек никогда не видела. То, что она видела, не поддавалось описанию, такое встретишь только в ночных кошмарах и жутких детских сказках. Но имеет ли оно отношение к исчезновению близняшек Диц?
Помоги им бог, ей пришлось поверить, что да.
Глава 20
– В то кафе не пойду, – уперся Сэм. – Сегодня я хочу на завтрак что-нибудь легкое. Кофе, на самом деле, вполне сойдет.
– На одном кофе не проживешь, – возразил Дин, одетый в сине-белую рубашку поверх привычной футболки. – Хотя бы пончики возьми.
Накинув потрепанную коричневую куртку, он горел желанием выдвигаться.
– Маффин, и все.
Дин посмотрел на него.
– Ты еще не готов?
– А что, похоже, что я готов? – Сэм убрал с глаз волосы, все еще мокрые после душа, и натянул джинсы. – Кто, черт побери, вкатил тебе двойную дозу адреналина?
Дин сунул руки в карманы куртки.
– Да что с тобой? Плохо спал?
Сэм недоверчиво уставился на него.
– Я? Спал? Ты как нажрешься всей этой гадости… Ты хоть в курсе, какие звуки издаешь ночью?
Дин ухмыльнулся.
– Так бывает, когда идет процесс пищеварения, братишка. Во всем виновата восхитительная местная еда. Возможно, тебе стоит последовать моему примеру. Я чувствую себя шикарно. – Он нетерпеливо попружинил на носках.
Сэм натянул бело-коричневую рубашку в клетку. Глаза у него припухли.
– Никогда в жизни… И в последующих тоже. Мне нужны чистые артерии.
– Да ну? А кто у нас отлично спит и чувствует себя превосходно? – Дин указал большим пальцем на себя. – И кто чувствует себя, как размазанная по дороге дохлятина.