– Спасибо, Дэниел.
– Не благодари меня, дорогая, я всего лишь даю тебе деньги.
История, которую мы рассказывали
Это история, которую мы с Ю рассказывали, и не раз, в ночной тишине, в особенные часы безмолвия, дожидаясь лунного света, который медленно приближался, все ближе и ближе; мы рассказывали эту историю шепотом…
Ю всегда просила меня начинать. Лунный свет плясал в ее волосах, она качала головой и говорила: ты начинаешь. «Помнишь, – говорила она. – В этом самом доме. В ту ночь. Помнишь? И картину, и лунный свет, и как мы смеялись».
Мы сидели в изножье кровати, как раньше, когда студентками делили комнату, разговаривали и смеялись, несмотря на горе, заполнившее огромный дом Ю. Всего месяц прошел с похорон ее мужа, и вот мы снова вместе, только она и я, и этого было достаточно, чтобы Ю улыбалась, хоть иногда, и даже смеялась. Мне хватило ума сделать вид, будто я не заметила, как Ю закрыла комнаты, которые она делила с мужем, и переехала в другое крыло старого дома. Ее маленькая спальня мне понравилась: тихая и пустая; в ней не нашлось места для книг, а стены украшала только одна картина.
– На ней изображен наш дом… – сказала Ю. – Видишь, вот здесь уголок окна этой самой комнаты. Дом нарисовали до того, как дедушка все перестроил, вот почему нового крыла нет.
– Какой красивый старый дом, – отозвалась я. – Мне почти жаль, что твой дед так сильно его изменил.
– Водопровод, – пояснила Ю. – С водопроводом все по-другому.
– Конечно, – кивнула я, – хорошо, что ты снова открыла старое крыло. Должно быть, во времена дедушки здесь было замечательно.
И мы посмотрели на изображение старого дома – темный силуэт на светлом небе, рассмотрели окна этой самой комнаты, поблескивающие сквозь деревья, и извилистую дорогу, ведущую через ворота вниз, до самого края картины.
– Хорошо, что дом за стеклом, – хихикнула я. – Если на этом холме начнется оползень, все окажется прямо у нас на коленях.
– В моей постели, ты хочешь сказать, – заметила Ю. – Не знаю, смогу ли я спать со старым домом над головой.
– Наверное, твой дедушка тоже до сих пор там, – предположила я. – Бродит в ночном колпаке по старому сараю со свечой в руке.
– Придумывает новые улучшения.
Ю спряталась под одеялом с головой.
– Боже, спаси нас от реформаторов, – вздохнула я и пошла в свою комнату, закрыла тяжелые шторы, чтобы не мешал лунный свет, и легла спать.
А на следующее утро Ю пропала.
Я проснулась поздно, поела внизу – завтрак накрыл первый помощник лакея или как там называлась его должность (даже Ю, прожив четыре года в доме с дворецким и целым штатом слуг, так и не поняла, кого можно послать за чаем; в конце концов она сдалась и перешла на херес, который могла наливать себе из графина на буфете) и устроилась почитать, полагая, что Ю будет спать допоздна и спустится, когда того пожелает.
Однако в час дня мне показалось уже довольно поздно, и, когда слуги один за другим принялись объявлять о приближающемся обеде, я отправилась к Ю.
В комнате ее не было. В кровати определенно кто-то провел ночь, но ни один из армии слуг даже и не предполагал, где находится хозяйка. Более того, никто не видел и не слышал о ней с тех пор, как я ушла из ее спальни накануне вечером; все думали, как и я, что она заспалась.
К вечеру я решила позвонить Джону, адвокату семьи Ю, жившему в соседнем поместье и близкому другу мужа Ю. Джон всегда был готов дать ей добрый совет. К вечеру он решил позвонить в полицию.
Прошло несколько дней, ничего не было слышно ни от Ю, ни о ней, и полиция изменила свою мнение: теперь они предполагали, что произошло не похищение, а самоубийство. Как-то ближе к вечеру пришел адвокат и предложил мне закрыть дом.
– Не хочу об этом говорить, Кэтрин, но… – Джон покачал головой. – Боюсь, она мертва.
– Но почему? Не может быть! – Я тогда все время плакала. – Поймите, я была с ней в тот вечер. Мы разговаривали, и она была счастливее, чем в предыдущие недели, с тех пор, как умер ее муж.
– Потому я и думаю, что она мертва, – сказал он. – Она была убита горем. У нее не осталось ничего, ради чего стоило бы жить.
– Она строила планы, хотела продать этот дом и путешествовать! Собиралась пожить за границей, посмотреть мир, встретить новых друзей, попытаться начать жизнь заново – мы хотели поехать вместе! И говорили об этом той ночью и смеялись над домом… она сказала, что картина упадет на ее кровать!! – Мой голос оборвался.
В тот раз я впервые подумала о картине за стеклом, впервые с тех пор, как оставила Ю в ее комнате, с лунным светом, запутавшимся в ее локонах на подушке. И я задумалась.
– Подождите до завтра, – попросила я адвоката. – Дайте мне день или два. Что если она вернется сегодня вечером?!
Джон грустно покачал головой и ушел, оставил меня одну в доме. Я позвонила слугам и приказала перенести мои вещи в комнату Ю.
Полная луна стала половинкой, но серебристый свет все еще заполнял комнату призрачным сиянием, когда я ложилась в кровать Ю, глядя в пустые окна на изображении старого дома. Я заснула, с тоской вспоминая слова Ю о старике, который жил в старом доме, замышляя его переделать.
Когда я проснулась, лунный свет по-прежнему заливал комнату, а с картины на меня смотрела старуха. Она была на внутренней стороне стекла, закрывавшего картину, и что-то неразборчиво лопотала, таращась на меня; она казалась двадцати футов ростом – ее фигура закрывала собой весь дом. Я села в постели и отодвинулась как можно дальше. При виде фигуры, запертой за стеклом, меня охватил ледяной ужас.
Внезапно старуха отошла, и я увидела дорогу, ведущую из дома, и Ю – она бежала и отчаянно махала мне рукой. Я таращилась на картину, чувствуя, как меня охватывает озноб. Я не ошиблась: Ю попалась в ловушку старого дома. Не удержавшись, я разрыдалась от счастья, что вовремя ее нашла.
Разбив домашними туфлями стекло на картине, я протянула руки к Ю, чтобы позвать ее, поторопить. И вдруг увидела: старуха уже не на внутренней стороне стекла, она свободна, стоит рядом со мной и смеется. Запрыгнув на кровать, я отчаянно попыталась запихнуть старушку обратно и увидела, как Ю, беспомощно опустив руки, медленно возвращается в дом. Потом комната исчезла, и стекло сомкнулось вокруг меня.
– Я махала тебе рукой, чтобы ты ушла, – недовольно повторяла Ю. – Ты должна была оставить меня здесь и уехать. Теперь нам не выбраться – ни тебе, ни мне. Тебе нужно было уйти.
Я открыла глаза и огляделась. Я находилась в столовой старого дома, вокруг – странно и мрачно! Темно. Ни мебели, ни украшений. Веяло сыростью.
– Водопровода тоже нет, – сухо сказала Ю, заметив недоумение на моем лице. – Картину нарисовали до того, как дом перестроили.
– Но…
– Прячься! – прошептала Ю.
Она толкнула меня в угол из пятна света, который давала одна свеча, горевшая на полу.
– Боже мой, – проговорила я и схватила Ю за руки.
В дверном проеме показался старик. Зловеще хихикая и дергая себя за бороду, он вошел в комнату. За ним, пританцовывая, следовала старуха. Она молчала, губы ее были растянуты в улыбке.
– Юные леди! – пронзительным, надтреснутым голосом воскликнул старик, с нетерпением оглядывая комнату. Он поднял свечу и двинулся вперед, исследуя темные углы. – Юные леди, – звал он, – выходите! Будем праздновать! Сегодня бал!
– Ю! – только и выдохнула я.
Старик приближался.
– Вот вы где, вот вы где. Прекрасные юные леди! Стесняетесь показаться на первом балу! Выходите, юные леди!
Ю посмотрела на меня и медленно пошла вперед. Старик размахивал свечой и кричал:
– Пойдемте, не стоит скромничать, иначе не с кем будет танцевать!
И я пошла за Ю.
Старик взмахнул рукой и обратился к старухе:
– Пусть музыканты играют!
И начался наш первый бал. Музыка не зазвучала, но старик торжественно танцевал, сначала с Ю, а потом со мной, а старуха сидела в углу, сонно покачивая в такт свечой.
Танцуя с Ю, он жутковато махал мне рукой, а когда они проходили в танце мимо, кричал:
– Недотрога!
И Ю слабо улыбалась. А когда он танцевал со мной, и мы проходили мимо Ю, грустно сидевшей на полу, он сурово крикнул ей:
– Смотри веселей! Мухи слетаются на мед, а не на уксус! – И Ю рассмеялась.
Никто бы не сказал, что мне понравилось на первом балу. Но, понимаете ли, я по-прежнему думала, что лежу на кровати, и картина мне снится. Когда старик похромал спать, галантно поцеловав нам руки, мы с Ю сели на пол в столовой, чтобы поговорить. Несмотря на ледяное прикосновение пальцев старика, несмотря на прохладу каменного пола и воспоминания о хохоте старухи, мы сидели рядом в темноте и болтали, будто обсуждая страшный сон.
– Я здесь уже давно, – сказала Ю. – Даже не знаю, сколько прошло времени. Каждую ночь бал.
Я вздрогнула.
– Он прекрасный танцор, – признала я.
– О да, – согласилась Ю. – Я знаю, кто он, – продолжила она через несколько минут. – Дед моего мужа. Он умер в этом доме, сошел с ума.
– Могла бы предупредить меня, приглашая в гости, – посетовала я.
– Я думал, он так и останется мертвым, – пожала плечами Ю.
Мы молча сидели, пока наконец в доме не посветлело, и солнечный свет не прогнал сумерки. Я подбежала к окну, Ю усмехнулась.
– Подожди, – мрачно остановила она меня.
За окном я увидела деревья и дорогу к воротам. За воротами деревья закрывали обзор, однако мне все же удалось разглядеть блики света и очертания кровати Ю.
Ю подошла к окну и встала рядом со мной.
– Теперь ты знаешь, почему я все время говорю: мне это снится? – спросила она.
– Но… – Я обернулась и посмотрела на Ю. – Но это не так.
– Нет, – ответила Ю. – Не так.
Мы стояли совсем рядом, смотрели на деревья и ворота, а за ними нелепо мелькала кровать безумным маяком свободы.
– Ю, – сказала я наконец, – это неправда. Это… – И я рассмеялась. – Это возмутительно! – закричала я.