Наконец их позвали, и мама с Дотти ушли, взволнованные и красивые. А я прокрался к зеркалу и посмотрел на себя. Забавно: я выглядел по-другому. Мое лицо было тоньше и не отсвечивало розовым, как у «здоровых мальчиков», как меня все называли. А за зеркалом выросла тень, из-за которой казалось, будто у меня усы, как у питчера высшей лиги, или как у путешественника. В зеркале я показался себе совсем взрослым, и поскорее пошел вниз, потому что все было готово к свадьбе.
Весь день они украдкой бегали наверх – и мама, и Дотти, и все остальные женщины, которые к нам пришли, и смотрелись в зеркало, а спускаясь вниз, все улыбались. Я и сам посмотрел на себя еще пару раз, когда никто не заметил.
После свадьбы мама поставила зеркало внизу, в холле, чтобы все, кто входил или выходил из дома, могли в него заглянуть. И все, кто смотрел в то зеркало, очень себе нравились. Я все думаю, что сказала бы Малли, если бы я спросил ее, почему зеркало показывает людей намного красивее и умнее, чем они есть. Она бы подмигнула мне, как всегда, и сказала бы: «Волшебство».
Наверное, это и было волшебство, хотя наверняка никто не знает. Все могло быть волшебством, кроме той игры, когда мы победили команду «Чудесная девятка». Я сам подавал в той игре, и я точно знаю.
Десятицентовик желаний
«Домашний очаг», сентябрь 1949 г.
Мистер Говард Дж. Кенни понуро брел по улице и вдруг заметил, как в канаве ярко блеснула монета. С минуту мистер Кенни разглядывал блестящий кружок, не пытаясь его поднять. Это была монета в десять центов, и мистер Говард Дж. Кенни справедливо решил, что одна монета мало что изменит в его жизни. Уже две недели он искал работу. Двухнедельная зарплата, которую ему выплатили при увольнении, сократилась до почти незаметной суммы; его жена больше не пыталась скрывать беспокойство за храброй улыбкой; весь мир – или так казалось мистеру Кенни – смотрел на него подозрительным, недоверчивым взглядом. И вот судьба преподнесла мистеру Кенни десять центов, ярко сверкавших на солнце поздним вечером. Мистер Кенни вышел из задумчивости, пожал плечами, наклонился и взял монетку. Она удобно лежала на его ладони, твердая, но почти невесомая и очень маленькая. Мистер Кенни хотел было опустить ее в карман, но подумал: найденные деньги лучше отдать – тогда придет удача. А мне бы удача не помешала. Он так и шел к дому, держа монету в руке.
Впереди, примерно в полуквартале, он заметил на пустынной улице двух маленьких девочек, они сосредоточенно во что-то играли. «Лет восьми, – подумал мистер Кенни, подходя ближе. – Как, наверное, хорошо быть восьмилетним, – уныло думал он, – никаких обязательств, никаких мыслей о будущем, только солнце и игра». Когда он подошел к девочкам, они с интересом на него взглянули. На одной из них было розовое платье, на другой – синяя блузка и желтая юбка. «Очень милые маленькие девочки», – подумал мистер Кенни и осторожно им улыбнулся.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответила девочка в розовом.
– Вот. – Мистер Кенни протянул им десятицентовик. Потом взял за руку девочку в розовом, положил монетку ей на ладонь, сжал детский кулачок и снова улыбнулся. – На удачу, – произнес он и быстро ушел.
Девочки целую минуту от удивления молчали; мистер Кенни почувствовал, как они смотрят ему вслед. И одна из них, наверное, та, что в розовом, крикнула:
– Спасибо! Большое спасибо за десять центов!
Мистер Кенни помахал им, не оглядываясь, и направился к своему дому.
Позади него две маленькие девочки склонили головы над десятицентовиком, который поблескивал на ладони маленькой девочки в розовом платье.
– Как ты думаешь, зачем он нам это дал? – маленькая девочка в розовом, которую звали Нэнси, спросила маленькую девочку в синей блузке и желтой юбке, которую звали Джилл.
– Не знаю, – сказала Джилл. – Просто дал и все.
– Он сказал: «На удачу».
– Интересно, почему он не оставил монету себе, если она приносит удачу? – Джилл повернулась, чтобы посмотреть на мистера Кенни, который ушел уже далеко. – Десять центов, – проговорила она. – Это большие деньги.
– Что будем с ними делать? – спросила Нэнси.
– Можно купить два фруктовых эскимо за десять центов, – предложила Джилл. – Или две шоколадки.
– Или мороженое.
Нэнси пристально разглядывала монету.
– Не похоже на обычный десятицентовик, – заметила она. – Совсем не похоже.
Джилл наклонилась и тоже внимательно посмотрела на монету.
– Совсем другой, – подтвердила она. – Не знаю чем, но он отличается от обычных десятицентовиков.
– Может быть, обычная монета тоньше, – сказала Нэнси.
Почти сомкнувшись лбами, девочки с удивлением смотрели на монету.
– Или, может быть, он более серебристый, – отозвалась Джилл. – Все равно – он вовсе не обычный.
Внезапно они подняли головы и уставились друг на друга, собираясь поделиться необыкновенной догадкой. Джилл тихо проговорила:
– Нэнси, ты думаешь…
– Я почти уверена, – твердо заявила Нэнси. – Это волшебная монета.
– И она исполняет желания, – добавила Джилл.
– Вот почему он сказал: «На удачу», – догадалась Нэнси.
– Три желания, – прошептала Джилл.
Нэнси крепко сжала десятицентовик в кулаке.
– Джилл, – сказала она, – желание надо загадывать очень осторожно. Очень-преочень осторожно.
– Это будет не обычное желание, – согласилась Джилл, – не такое, когда ты желаешь, но знаешь, что ничего не случится, потому что у тебя нет волшебной монетки. – Она остановилась перевести дыхание и добавила: – Все будет совсем-совсем по-другому.
– Мы не можем просто взять и пожелать чего-то, – кивнула Нэнси.
Джилл внезапно села на тротуар, положив подбородок на руки и сжав маленький ротик. Она задумалась.
– Мы можем пожелать миллион долларов, – произнесла она наконец.
– Нам больше не нужны деньги, – напомнила Нэнси. – У нас уже есть десять центов.
– А если пожелать пони?
– Где бы мы его держали? – возразила Нэнси. – У тебя нет места, а я попросила у мамы младшего братика, и она не разрешит мне взять еще и пони.
– Мы могли бы пожелать все конфеты на свете, – сказала Джилл, – но тогда мы бы заболели.
Они задумались, сидя рядом на тротуаре. Нэнси осторожно сжимала пальцами монетку.
– Пожелаем Рождество? – предложила Джилл, но Нэнси только покачала головой. – Само придет.
– Слушай, – внезапно ахнула Джилл. – А пусть кто-нибудь другой загадает первое желание. Вот мы и узнаем, как это сделать.
– В конце концов, у нас есть три желания, – согласилась Нэнси, – и нам для себя не понадобится больше одного. Пока мы совсем ничего не можем придумать.
– И вообще, – заключила Джилл, – вдруг кто-то давно что-то ищет, потому что у него есть ужасно важное желание.
– Тогда пошли домой, – сказала Нэнси. – Может быть, кто-то у тебя дома или кто-то у меня очень хочет загадать желание.
Они встали и аккуратно отряхнули юбки. Быстро шагая рядом, они отправились к дому, где Джилл жила со своими родителями и двумя старшими братьями.
– Я не знаю, кого у меня лучше спросить, – неуверенно произнесла Джилл. – Мой брат Джордж сейчас за домом, красит ступеньки, но в последнее время он всегда на все злится.
Нэнси посмотрела на соседний дом, где она жила с матерью, отцом и сестрой.
– Салли на крыльце, – сказала она. – Давай ее спросим?
– А она согласится?
– Иногда она бывает странная, – заметила Нэнси. – Но можно попробовать.
Они подошли к воротам и пробежали по дорожке к дому. Старшая сестра Нэнси, Салли, качалась на подвесных качелях на просторном крыльце; в руках она держала книгу, но когда Нэнси и Джилл подошли, то увидели, что смотрела Салли вовсе не на раскрытую страницу, она уставилась на дом Джилл.
– Салли, – позвала Нэнси, и Салли подскочила от неожиданности.
– Ты меня до смерти перепугала.
Бросив встревоженный взгляд на дом Джилл, она поспешно объяснила:
– Мне просто интересно, когда вернется мама.
– Она не у нас, – сказала Джилл.
– Я смотрела не на твой дом, – уточнила Салли. – Я хотела увидеть, как мама идет по улице.
И Джилл, и Нэнси даже не сомневались, что Салли – самая красивая девушка из всех, кого они встречали. Салли уже исполнилось семнадцать лет, ее вьющиеся волосы падали ей на плечи нежными волнами. У Салли были карие глаза, и когда она улыбалась, то всякий раз морщила нос. Однако сейчас она хмурилась, и ее алые губки недовольно сжимались.
– Интересно, когда мама вернется домой, – сказала Салли, ни к кому не обращаясь. – Совершенно нечего делать.
– Почему бы тебе не поговорить с моим братом Джорджем? – спросила Джилл. – Он на заднем дворе, красит ступеньки.
– Я не хочу разговаривать с Джорджем, спасибо. – Салли подняла подбородок чуть выше и пожала плечами. – И мне совсем неинтересно, что он говорит.
– Мама сказала, раз он весь день дуется на всех, то пусть красит ступеньки.
– Ничего удивительного, – кивнула Салли. – Конечно, даже твоя мама заметила, что Джордж все время ворчит. Джордж один из самых ворчливых…
– Послушай, Салли, – оборвала ее Нэнси. – Ты загадаешь для нас желание на нашу волшебную монетку?
– Он совершенно невыносим, – добавила Салли. – Что за волшебная монетка?
Нэнси показала Салли волшебный десятицентовик, и они с Джилл объяснили, что к нему прилагаются три желания, и десятицентовик они получили на удачу, а Салли должна загадать первое желание.
– О боги, – произнесла Салли. – Чего же мне пожелать? – Она была очень доброй и очаровательной девушкой, и потому улыбнулась Джилл, и Нэнси сказала: – Что-то ни одного желания не придумывается.
– Вот и у нас тоже, – грустно вздохнула Нэнси.
– Дай-ка подумать. – Салли уставилась в небо и задумчиво побарабанила пальцами по корешку книги.
– Ты можешь пожелать, чтобы Джордж закончил красить и пришел к тебе, – предложила Джилл.
– Ну да, как же. – Салли перестала улыбаться и сразу стала очень надменной. – Если ты думаешь, что я потрачу впустую желание на что-то вроде такого…